— Что это такое? — спросил с удивлением пундит, подняв крышку переплета и разглядывая темно-коричневые строки на гладкой поверхности альбуминной бумаги[51].

— Это — то самое, о чем я вам говорил.

— Неужели это рукопись?

— Нет, это фотографический снимок с подлинника, который написан или скорее награвирован на металлических досках.

Нарайян углубился в рассматривание странных начертаний.

— Но это вовсе не начало, — сказал он через несколько минут, показавшихся профессору веками, — это скорее окончание… Где же начало?

Нарайян стал перелистывать книгу.

— А! Вот где начало! — вскричал он, останавливаясь на последней странице. — Вы неверно перенумеровали страницы, сагиб: вот где первая, а вовсе не триста-восемнадцатая страница!

— Это уж ваше дело, мистер Нарайян, определить, где начало и где конец рукописи, — сказал профессор. — Мы с коллегой заботились только о том, чтобы не перемешать страницы и сохранить их последовательный характер.

— В этом, кажется, вы успели, — заметил Нарайян, перелистывая снова страницы рукописи.

Андрей Иванович смотрел на него, колеблемый надеждою и страхом.

— Известен вам язык этой рукописи, мистер Нарайян? — спросил он наконец.

— Да, сагиб Гречоу, я думаю, что известен.

— И вы можете прочитать и передать, что в ней содержится?

— Конечно, сагиб. Но это очень древний алфавит, известный только немногим пундитам. Это — как бы вам сказать точнее — это прототип наших "священных письмен".

— Но вы можете его читать и понимаете вполне?

— Пока — совершенно свободно. Тот, кто знаком с древними формами санскритского языка, кажется, может понимать и этот без особенных затруднений.

— Какой же это язык, мистер Нарайян?

— Это — предок санскрита и многих родственных с ним языков: это язык исчезнувшего народа Ариев…

— Как? Ариев? — вступился профессор. — Может быть, Арийцев.

— Ну да, сагиб, — ариев, арианян, арийцев — как хотите.

— Но ведь все индо-европейские народы считают своими предками арийцев?

— Ну вот, это тот самый народ и есть.

— Послушайте, мистер Нарайян, не могу ли и я что-нибудь понять?

— Но ведь вы, сагиб, не знаете этого алфавита?

— Но можете ли вы написать несколько фраз латинскими буквами.

— Латинскими, сагиб? Хорошо.

— Но только так, мистер Нарайян, чтобы произношение вполне было сохранено.

— Произношение?.. Это несколько затруднительно, сагиб Сименс: некоторых звуков нет в латинской азбуке… Впрочем, попробую.

Пундит взял перо и написал на чистом листе бумаги крупными и красивыми латинскими буквами:

— Как вы это переведете?

— "О, божествеyная дева, свет Ариастана! О божественная (или, может быть, богиня) Ариасвати!"

Профессор ударил себя по лбу.

— Что за чудеса! Да ведь это ясно, как день. Но какой же это, наконец, язык?

— Послушайте, мистер Нарайян, вы прочитали — "свет Ариастана"… — Что такое Ариастан?

— Ариастан — земля арийцев.

— Верно… Я так и думал… А что такое "Ариасвати?" Так, кажется, вы прочитали?

— Ариасвати — это собственное имя. По всей вероятности, сагиб, так называлась какая-нибудь древняя богиня, память о которой в настоящее время утрачена.

— А как вы думаете, мистер Нарайян, что собственно значит это имя, так сказать в лексикологическом отношении? Быть может, тоже "свет арийцев?".

— Почти, сагиб Сименс. Только здесь не один свет, но несколько: множественное число. Надобно перевести: блеск, сияние… наконец, в отдаленном, более широком значении: слава, честь, гордость арийцев.

— Позвольте еще один вопрос, мистер Нарайян.

— Хоть тысячи, сагиб Симене.

— Не можете ли вы объяснить также, откуда происходит имя арийцев? Видите ли, вот мы, например, славяне, руссы… Ну-с, мы можем объяснить, откуда взялись эти имена: славяне — от слова, руссы — от цвета волос… Но что значит слово "арийцы", вот в чем вопрос?

— Арийцы?.. Собственно говоря, сагиб, мы несколько неверно произносим это имя… В вашей рукописи оно читается не "арии", как мы привыкли произносить, но "ярии"…

Профессор подпрыгнул на месте, точно от гальванического удара.

— Ярии? Вы говорите: ярии?

— Да, сагиб Сименс, — отвечал Нарайян, с удивлением глядя на профессора и думая про себя: "уж не помешался ли этот чудак?"…

— Ярии! Так! Теперь все понятно! Ярослав, Ярополк, Яр-буй-тур Всеволод, Ярило… Совершенно понятно! Ярии — значит, в высшей степени смелые, храбрые… Вероятно, это очень воинственный народ, мистер Нарайян?

— Да… пожалуй, вы правы, сагиб… Но по моему мнению, этим толкованием, еще не исчерпывается все значение слова. Оно еще может значить: очень светлый, сильно блестящий, сверкающий, бросающийся в глаза…

— Яркий? Не правда-ли?

— Именно так, сагиб.

— Ну, теперь для меня все понятно. А знаете, мистер Нарайян, меня ужасно мучило то, что я никак не мог объяснить себе этого слова, арийцы да арийцы, а что значит это, — неизвестно. Так вы говорите: ярии?

— Да, сагиб, ярии.

— Значит, нужно читать: Яриастан, Яриасвати?

— Да, сагиб, именно так нужно.

— Так, так… Но какое прелестное имя "Ариасвати"!.. Как вы думаете, коллега? Не правда ли, ведь очень музыкальное имя?

— Да, музыкальное, — ответил рассеянно Грачев, напрасно старавшийся припомнить, где он раньше мог слышать имя Ариасвати. Сначала это ему совершенно не удавалось. Но вдруг он вспомнил цейлонское приключение и пророчество безумной баядерки о "трижды рожденной Ариасвати". Он вспомнил также, что в этом пророчестве скрывалась какая-то угроза или, скорее, предостережение, чтобы он не очень увлекался этой "трижды рожденной", потому что она предназначена не ему, так как он — всего только "дважды рожденный"!.. "Чорт знает, что это за чушь!" — подумал Андрей Иванович и стал вслушиваться в разговор пундита с профессором. Оказалось, что Авдей Макарович, не теряя даром времени, уже приступил к изучению алфавита таинственной рукописи.

— Видите ли, мистер Нарайян, — говорил он, указывая пальцем на одну строчку. — Эти буквы я сам разобрал и прочитал еще в Петербурге. Вот видите: "Магадева"… Так ведь?

— Почти, сагиб. Произношение только немного неверно.

— Как же нужно произнести?

— "Мого-диво", или, — скорее, с носовым звуком: "Многодиво".

— Многодиво! Неужели нужно так читать?

— Уверяю вас, сагиб.

— "Многодиво!" Да ведь это, коллега, чем дальше в лес, тем больше дров! Слышите, батенька! Много диво! Да вы слышите-ли?

— Слышу, слышу, Авдей Макарович.

— Ну-с, и что же значит это "много диво", мистер Нарайян?

— Тоже, сагиб, что в позднейшем санскрите "магадева".

— То есть?

— То есть величайшее, верховное божество.

— Много диво! Много диво! Вот выдался денек! Да если так пойдет… Да слушайте, коллега — ведь мы с вами на пути к бессмертию!.. Да вы понимаете ли, батенька, всю важность своего открытия?.. Ведь и я таким образом, держась за кончик вашего хвоста, заберусь, пожалуй, на самый Олимп… Ведь этот арийский язык тождествен с нашим древним славянским языком… Поймите!

— Ничего нет мудреного, сагиб, так как корень у них общий.

— Не в корне дело, а в совершенной тождественности! Эти предки индоевропейцев, эти арии или "ярии" — никто иной, как славяне, с которыми мы, русские, в таком же родстве, как дочь с матерью… Да-с! Арийцы и славяне — одно и тоже!

— Ну, уж это слишком смелая гипотеза, Авдей Макарович, — вмешался Грачев.

— Что-о? Смелая? После всего этого? Да как вы можете? — вскипятился Авдей Макарович. Впрочем, chi va piano, va sanvo, a lontano…[52] — Разберем рукопись, осмотрим на месте памятники, о которых вы мне рассказывали, и тогда… Тогда посмотрим. Experto crede reperto[53], - так ведь, коллега?