— Что же вы видели? — спросил Грачев, заметя колебание Крауфорда.

— Я видел роскошную церковь в Эммерсон-Галле…

— В Эммерсон-Галле? — повторил Семенов.

— Да… и я видел… я видел, что Эми вышла замуж за лорда Эммерсона: я видел, как они венчались в Эммерсон-Галле…

Крауфорд снова побледнел, произнося эти слова.

— Знаете что? — сказал Авдей Макарович, прерывая наступившее молчание, — мне кажется, что все то, что мы видели в этой таинственной чаше, но более, как отражение тех мыслей, надежд и опасений, которые, быть может, неведомо для нас самих, таятся па дне нашей души, — которыми, быть может, совершенно бессознательно для нас занято наше психическое я, этот таинственный двойник, который действует, когда мы спим, который внушает нам предчувствия, так сказать предвкушения грядущих радостей и печалей, обладает даром ясновидения и как будто знает наперед все то, что пока еще не ясно для нас самих. Фу, Боже мой! — прервал он себя по-русски: — я говорю так красноречиво и возвышенно, что растерял все свои аргументы… Выручите хоть вы, коллега: мне право очень жаль этого англичанина.

Коллега тотчас поспешил на помощь.

— Так вы полагаете, Авдей Макарович, — сказал Грачев, — что таинственная чаша служила только зеркалом и мы видели в нем то самое дно нашей души, о котором вы говорите? Так ли я вас понял?

— Так, так, батенька, именно так! Вы предугадали мою мысль. Я хотел сказать, что благодаря внушению этой старой колдуньи все бессознательное, что, неведомо для нас хранилось в тайниках нашей души, внезапно всплыло наверх и отразилось в нашем сознании так ярко и отчетливо, что нам показалось, будто мы видим все это перед собою, собственными глазами, точно в зеркале.

— Это довольно остроумно, — сказал Крауфорд. — Но тогда вы, следовательно, отрицаете в этом гаданье все сверхъестественное и чудесное?

— Безусловно, если только таинственная, до настоящего времени еще не разгаданная деятельность нашего психического "я", на которую я намекаю, не имеет в себе ничего сверхъестественного и чудесного.

— Если я не ошибаюсь, Авдей Макарович, — заметил Грачев, — вы относите наши видения просто-напросто к разряду грез и снов, а так как сны очень редко сбываются…

— То нет никакого основания верить и нашим видениям более чем обыкновенным снам, — заключил торжественно Авдей Макарович.

— Это мы сейчас увидим, — сказал Крауфорд. — Если для вас это все равно, то не зайдете ли вы вместе со мною на телеграф? Кстати, мы находимся от него в двух шагах.

— Что вы хотите делать, мистер Крауфорд?

— Ничего особенного. Если свершилось то, что я видел, то нет основания предполагать, чтобы меня тотчас же не известили об этом…

Приятели вместе вошли в здание, занимаемое телеграфом.

— Вы — мистер Крауфорд, эсквайр? — повторил телеграфный чиновник, которому Крауфорд назвал свою фамилию: — на ваше имя есть телеграмма.

— Давно она получена?

— Всего несколько минут тому назад. Вот она, получите.

Крауфорд быстро пробежал депешу и тотчас же передал ее Семенову, причем последний успел заметить, как сильно дрожала рука, державшая депешу.

— "Порт-Саид, Крауфорду", — прочитал Авдей Макарович: — "Артур, прости навек: меня заставили выйти за Эммерсона. Эми".

— Что вы на это скажете, доктор Обадия Сименс? — с горькой иронией спросил Крауфорд, когда они вышли из здания телеграфа и направились к ожидавшей их лодке.

— Я остаюсь при своем, мистер Крауфорд, — отвечал Авдей Макарович, — и отношу все это к той таинственной области деятельности нашего психического "я", которая, к сожалению, еще так мало исследована, хотя ученые труды Шарко и Рише уже бросили на нее некоторый свет. Поэтому я оставляю старухе только силу внушения — нет, даже не внушения, а как бы это выразиться точнее? — воздействия что ли…

— При котором бессознательное сделалось сознательным, — закончил, улыбаясь, Андрей Ивановнч.

— Именно, именно… Да вы не смейтесь, коллега: я разработаю этот вопрос научным путем и представлю в психическое общество целую диссертацию… Как вы думаете об этом, мистер Крауфорд?

Крауфорд только махнул рукой, как будто хотел сказать: "мне от этого не легче".

Путешественники сели в лодку и поплыли к "Трафальгару", а через три четверти часа пароход уже втянулся в устье Суэцкого канала.

Незаметно промелькнули мимо Кантара, Измаилия с своим озером Тимсар — озером Крокодилов, от которых осталось одно только имя, — мелькнул Суэц и началось бурное Красное море со своими капризными течениями, мелями и подводными камнями. "Трафальгар" без отдыха бежал вперед, оставляя за собой облака черного дыма, превращавшиеся ночью в огненный столб, быть может, похожий на тот, за которым следовали евреи при переходе через Чермное море. Скоро остались позади грозные укрепления Перима, охраняющие вход в Бабельмандебский пролив, и "Трафальгар" закачался на синих волнах Индийского океана. Но прежде, чем пуститься в открытый океан, пароход зашел в Аден, чтоб запастись углем, и путешественники могли вдоволь налюбоваться прекрасной гаванью древнего города, его знаменитыми цистернами, устроенными за две с половиной тысячи лет до нашего времени, и совершенно безводной местностью, окружающей город со всех сторон. Затем, в течение восьми дней, путешественники видели только море и небо, пока, наконец, на закате восьмого дня перед ними не открылся ярко освещенный лучами заходящего солнца ряд небольших низменных островков, покрытых роскошной тропической растительностью, а позади них, как гигантская лестница, спускающаяся к океану, не засинели в вечернем тумане отроги Гатских гор.

В Бомбее должен был высадиться Крауфорд.

— До свидания в Калькутте, — сказал он, пожимая руки своим русским приятелям.

Затем, он отошел в сторону Андрея Ивановича и прибавил вполголоса:

— Если вам, мистер Гречау, как-нибудь, случайно, придется попасть в какое-либо затруднение, сейчас же пишите или — лучше — телеграфируйте мне: вот вам мой калькуттский адрес. Я постараюсь устроить ваше дело. Обещаете?

— За позволение к вам писать благодарю от души, мистер Крауфорд, и я с удовольствием им воспользуюсь. Но что касается затруднений, о которых вы говорите, то вряд ли они могут представиться: в деньгах, например, я не нуждаюсь, так как у меня их более, чем нужно…

— А помните наш разговор на австрийском пароходе?

— А вы продолжаете настаивать на своем мнении?

— Более, чем когда-нибудь.

— В таком случае, даю вам слово, что непременно воспользуюсь вашим влиянием, когда это будет необходимо.

— И я сделаю для вас все, что могу. Благодаря моим связям я уверен, что буду вам полезен.

— Еще раз спасибо, мистер Крауфорд,

— Итак — увидимся, в Калькутте.

Проводив Крауфорда до станции железной дороги, наши приятели отправились осматривать Бомбей. Для Андрея Ивановича этот город представлял тем больший интерес, что здесь он впервые сталкивался лицом к лицу с той таинственной очаровательной Индией, которая так давно привлекала к себе его внимание.

Бомбей раскинулся на островке, который как будто нарочно выдвинулся в море, чтобы служить защитой от опасного юго-западного муссона бесконечной веренице судов всех национальностей, постоянно наполняющих его прекрасный рейд. Лет пятьдесят тому назад Бомбей обладал убийственным климатом. Низменная и болотистая местность, среди которой расположен старый город, благодаря парниковой тропической температуре Индии, служила постоянным рассадником губительных миазмов, ежегодно уносивших тысячи жертв, особенно из пришлого населения города. Европейцы, принужденные жить в Бомбее, почти поголовно вымирали от так называемой "собачьей" или "китайской смерти". Существовала даже поговорка "в Бомбее человеческая жизнь не дольше двух муссонов". Теперь эта поговорка отошла уже в область преданий, и Бомбей настоящего времени пользуется репутацией одного из самых здоровых городов Индии. Благодаря систематическому осушению окрестностей, искусственному поднятию грунта и урегулированию течения реки Гонера, климат города так изменился, что европейцы могут жить здесь уже без всякой опасности для здоровья. В то же время островок, на котором расположен Бомбей, вследствие последовательного роста города, целой системой насыпей и дамб сначала слился с соседним островом Сальсета, а затем, приросши таким же образом к материку, превратился в длинный полуостров, огибающий одну из лучших и обширнейших гаваней Индии.