— Впервые в жизни я чувствую, что это возможно, — ответил Тоби, взяв ее руку в свою и пожимая ее. Внезапно он ощутил облегчение и позитивный настрой. Когда они возвращались по дороге в Черро Касильо, где у Рамона и Элен был прекрасный дом с видом на море, Тоби чувствовал себя так, будто впервые за много лет видит мир. Ему хотелось взять лодку и лежать в ней под палящими лучами солнца, мягко покачиваясь на волнах, и смотреть на горизонт, который внезапно стал обещать так много, что хотелось побежать и обнять его.

Тоби посмотрел на Элен, усталые глаза которой сомкнулись от суматохи и переживаний последнего месяца. Она спала, привязанная ремнем безопасности, мечтая во сне, без сомнения, о лучших временах. Ее дыхание было медленным и глубоким, будто во сне она распознала знакомый воздух родной страны. Как жизнь бросает нас вверх и вниз, подумал он, но, по крайней мере, после падения можно приступить к новому восхождению. Он посмотрел в зеркало на детей и заметил легкое шевеление их тел по мере того, как они возвращались из уюта тайных миров их сновидений для того, чтобы открыть глаза и увидеть незнакомый пейзаж. Ему хотелось бы, чтобы это случилось весной, когда Англия не выглядит столь унылой.

Федерика села и посмотрела в окно на поля, застеленные тонким белым покрывалом инея.

— Мы уже близко? — спросила она.

— Не совсем, Феде, — ответил он весело. — А ты расскажешь мне о своей волшебной шкатулке? — спросил он, наблюдая, как она с отсутствующим видом открывает и закрывает ее.

Она вздохнула, и ее лицо вытянулось в унынии.

— Хорошо, — согласилась она, вспоминая крепкие объятия отца и внутренне содрогаясь, поскольку вместе с этим пришло и менее приятное воспоминание о разговоре, который она подслушала в Качагуа. Но как только она начала излагать Тоби легенду о принцессе инка, на ее щеки вернулся румянец, а настроение заметно улучшилось. К тому времени, когда они остановились на ланч в старомодном деревенском пабе, она уже забыла о своих печалях и заинтересовалась новизной всего, что происходило с ней сейчас.

Когда они свернули за угол в переулок, где находился дом, в котором выросли она и ее брат, Элен ощутила, как вздрогнуло сердце в груди. Она опустила окно, чтобы вдохнуть знакомые запахи своего детства. Но на улице стоял январь, и в воздухе царил мороз, так что она ничего не почувствовала. Они проехали по гравию в ворота и увидели, как белый дом постепенно вырастает перед ними, словно старый верный друг, совсем такой же, каким он был всегда, милый ее душе и взору, несмотря на зиму, оголившую ветви деревьев, окружавших его стены.

Услышав шум автомобиля, Джейк и Полли, которые провели предшествующие несколько часов, слоняясь по комнатам в томительном ожидании, выбежали к парадной двери, чтобы приветствовать желанных гостей. Полли мгновенно отметила, что дочь кажется похудевшей и мрачной, и была удивлена, насколько хорошо выглядят дети. Федерика бросилась в ее объятия и в возбуждении прижалась к ней изо всех сил.

— У тебя есть собственная комната, Феде, и я приготовила тебе к чаю шоколадные коржики, потому что помню, как они тебе нравились, когда я пекла их для тебя в Чили, — сказала Полли, обнимая внучку, вцепившуюся в нее, как маленькая мартышка. Хэл ухватился за ноги матери и просился на руки.

— Хэл, милый, ты уже слишком большой, чтобы тебя носить. Тебе уже целых четыре года, — засмеялась Элен, радостно целуя отца. — Господи, как хорошо быть дома. Я чувствую себя гораздо лучше.

— Пойдемте туда, где теплее. В кухне натоплено, можно поговорить там, — предложила Полли, подталкивая Федерику своими большими руками.

— Хорошая поездка, Тоби, — одобрил Джейк, слегка похлопывая сына по спине. — Очень здорово, что ты сам их привез.

— Никаких проблем, папа, — ответил тот, благодарный отцу за похвалу. Последнее время такое проявление чувств с его стороны было большой редкостью.

Полли поставила на стол побитый заварочный чайник, который когда-то уронил Тоби, и коллекцию разномастных кружек, собранную за долгие годы. Затем она заполнила поднос шоколадными коржиками, бисквитами, кусками торта и сэндвичами. Полли с тревогой смотрела на дочь. Та выглядела неплохо, но ее блеск потух, как у увядшего цветка. Пренебрежение мужа высосало из нее жизненную силу и лишило обычной энергетики. Полли захотелось свернуть Рамону шею, но она решила подождать, чтобы поговорить с Элен о ее блуждающем по миру муже наедине. Дети пригрелись у плиты, поглощая чай со сладостями, как оголодавшая саранча. Они быстро осваивались, а Хэл, увидев шоколадный торт, мгновенно забыл о своей застенчивости.

— Как прекрасно снова оказаться дома. Здесь все так же, как и в былые дни. Ничего не изменилось, — произнесла Элен, окидывая комнату одним быстрым взглядом и зажигая сигарету. Она медленно вдохнула дым, смакуя первую порцию никотина. За последние годы мать почти не постарела. Она была очень проворной для своих шестидесяти лет, с гладкой кожей, почти не тронутой морщинами, и сияющими глазами человека, которого природа благословила крепким сложением и хорошим здоровьем. Если бы не небрежно сложенные седеющие волосы и одежда, подобающая почтенной даме, которую она носила, она выглядела бы не старше пятидесяти. Волосы отца превратились в благородное серебро, смягчившее его грубые черты, что делало его уже менее похожим на выдубленного ветром контрабандиста, которого он здорово напоминал, когда был смоляным брюнетом. Он по-прежнему говорил мало, но все замечал. А если уж он начинал говорить, то моментально завоевывал внимание всех присутствующих.

— Как хорошо, что вы вернулись, — с энтузиазмом сказала Полли, и ее щеки зарумянились от приятного возбуждения при виде дочери и внучат. — У меня есть прекрасные друзья для Федерики и Хэла, — радостно добавила она. — Ты помнишь семью Эплби?

Элен посмотрела на Тоби.

— Это что, та безумная семейка, которая живет в Пиквистл Мэнор? — спросила она, улыбаясь брату и вспоминая, как детьми они всегда старались вовлечь в разговор старого Нуньо Тревельяна, каждый раз как только встречали его, поскольку тот был самым выдающимся оригиналом в Польперро. Тогда ему было слегка за шестьдесят, но он ходил на носочках и держал спину очень прямо, важно кивая всем встречным своей черепашьей головой, как будто был здешним мэром. Он родился в Корнуолле, но, тем не менее, говорил с псевдоитальянским акцентом, поскольку провел всю свою молодость в Италии, изучая искусство. Этот чудак даже сменил свое имя с Найджела на Нуньо. Он проживал в Пиквистл Мэнор со своей дочерью, любительницей птиц Ингрид, ее мужем — писателем Иниго, и шумной пятеркой их диких отпрысков.

— Ну, они вовсе не сумасшедшие, дорогая, оригинальные, возможно, но не безумные, — парировала Полли.

— Оригинальные! — хмыкнул Джейк, криво ухмыляясь и обнажая кривоватые волчьи зубы. — Обычно Полли так и говорит, — он засмеялся.

— У Ингрид и Иниго пятеро детей, — сказала Полли, игнорируя высказывания мужа. — Дайте мне вспомнить. Среди них один или двое подходят Феде и Хэлу по возрасту. — Она закатила свои светло-голубые глаза, пытаясь припомнить поточнее.

— Значит, так, — прервал ее Тоби, — Сэму должно быть уже пятнадцать лет, так что он уж точно не подходит Феде в друзья. — Он вспомнил достаточно самоуверенного парня, редко общавшегося с кем бы то ни было и постоянно погруженного в изучение биографического словаря.

— О Боже, конечно нет. Я говорю о Молли и Эстер, — запротестовала Полли.

— Ах да. Молли, должно быть, девять, а Эстер — семь, — припоминал Тоби. — Идеальные партнеры для игр. Они ходят в местную школу, так что вполне подойдут малышке для общения.

— Феде будет рада, — сказала Элен, наблюдая за детьми, которые с радостным смехом играли с подарками Рамона.

— Люсьен и Джои примерно такого же возраста, что и Хэл, — добавила Полли. — Думаю, нам следует как-нибудь пригласить их на чай.