Мариана и Игнасио завтракали в столовой, поскольку морской туман делал процедуру еды на террасе не слишком приятной. Когда с тостами и кофе на подносе в комнату вошла Эстелла, одетая в свою свежую синюю униформу с тщательно ухоженной блестящей гривой волос цвета воронова крыла, ниспадавшей с плеч, Мариана заметила в ее внешности нечто необычное и сообщила об этом мужу.

— А по мне, так она выглядит как обычно, — возразил он, поднимая глаза над очками, чтобы разглядеть служанку получше. — Как обычно, — повторил он, возвращаясь к большому пазлу, который с увлечением складывал.

Мариана следила за тем, как служанка наливала кофе. В ней определенно что-то изменилось, подумала Мариана. И это что-то касалось ее лица. На нем появилось больше макияжа. Ее щеки порозовели, а глаза сияли, как влажные кристаллы цветного хрусталя. От нее пахло хорошим мылом и розами, а кожа блестела от масла, которое она тщательно в нее втерла.

— Думаю, что у нее появился бойфренд в Качагуа, — сказала она Игнасио, которого совершенно не интересовала частная жизнь прислуги. — Да, у нее есть поклонник, Начо. Но теперь я думаю, кто бы это мог быть? — произнесла она, в задумчивости потирая подбородок. Эстелла почувствовала, что Мариана пристально смотрит на нее, и вспыхнула от смущения. Она нервно улыбнулась хозяйке и быстро удалилась, боясь, что сеньора Мариана может разгадать причину ее необычного преображения и возбуждения.

К полудню цвет неба вновь вернул себе свою величавую синеву, а остатки тумана испарились в яростном жаре декабрьского солнца. Мариана устроилась в тени на террасе, прислушиваясь, не раздастся ли шум приближающегося автомобиля, и продолжала заниматься своей вышивкой. Игнасио был занят написанием писем, уютно устроившись в прохладной тишине дома. Она уже проверила состояние спален и ванных комнат и осталась очень довольна своей новой служанкой, которая в точности выполнила все распоряжения и не забыла ни одной мелочи. Ей нравилось и то, что девушка проявляет инициативу, делая несколько больше, чем ее просили. Мариана окинула взглядом своих мягких серых глаз темную деревянную террасу и горшки с растениями и пальмовыми деревьями, обеспечивавшими защиту от солнца, и заметила, что все они были недавно политы. Она хорошо помнила, что не просила Эстеллу заниматься цветами, а девушка выполнила эту работу по собственной инициативе. Вот это и есть добросовестный подход к своей работе, с удовлетворением отметила Мариана.

Когда автомобиль спустился по песчаной дороге в Качагуа, Федерика опустила стекло и высунула голову из машины. Качагуа была, пожалуй, самой очаровательной из приморских деревень. Каждый из крытых тростником домов был окружен низкой деревянной изгородью, частично скрытой пышными зелеными папоротниками и пальмами. Иногда единственным видимым доказательством наличия дома среди буйства природы оставалась высокая водонапорная башня. Это был настоящий оазис из великолепных деревьев — пальм, акаций и эвкалиптов. Их душистые ароматы смешивались с соленым запахом океана и сладковатой амброй жасмина, над которым кружили трудолюбивые пчелы. Извилистая песчаная дорога проходила сквозь пуэбло вниз к длинному золотому пляжу и синеве раскинувшегося моря. Дом Игнасио и Марианы бесспорно был самым красивым в деревне. Утопающий в зеленой пене густых деревьев, он напоминал огромную хижину на помосте с просторной террасой, нависающей над скалами со стороны моря. Внутри его украшали пестрые ковры ручной работы и ярко-красные диваны. Мариана всегда отличалась безупречным вкусом, а Игнасио ненавидел беспорядок. Он имел обыкновение сметать на пол все с тех поверхностей, которые считал слишком захламленными. У него был вспыльчивый характер, укротить который было под силу только Мариане с ее спокойным, умиротворяющим голосом и мягкими манерами. Она всегда ухитрялась заранее узнать об очередной вспышке, определяя ее приближение по покраснению его ушей.

Машина въехала через открытые ворота во двор, и Рамон нажал на клаксон. Сердце в груди Марианы вздрогнуло, причем в большей степени от неожиданности, чем от удовольствия, поскольку она как-то незаметно для себя увлеклась работой и перестала прислушиваться. Позвав мужа и медленно поднявшись — годы уже не позволяли ей двигаться с таким же проворством, как в молодости, — она направилась к парадному входу, чтобы приветствовать дорогих гостей.

Руки Эстеллы вспотели от волнения. Опершись одной рукой о кухонную раковину, другой она расправляла свою светло-синюю униформу. До нее доносились возбужденные голоса детей и приглушенный смех сеньоры Марианы, когда та обнимала малышей и целовала их радостные мордашки, а затем громкий и скрипучий голос дона Игнасио. Эстелла напрягла слух, чтобы услышать голос Рамона Кампионе, но его заглушало непрерывное щебетание детей. Впрочем, она даже не знала, как он звучит.

Федерика выскочила на террасу, выставив перед собой шкатулку, чтобы похвастаться перед бабушкой. Элен мягко попросила ее не торопиться, поскольку у Абуэлиты будет еще масса времени, чтобы посмотреть ее сокровище позже, после того как она поговорит с папой. Федерика послушно отступила к гамаку, где свернулась в клубочек и следила за разговором родителей с бабушкой и дедушкой. Хэл восседал на коленях Элен, не выпуская из рук поезда, который усердно гонял по столу. Через какое-то время Федерике надоело ждать, и она с замиранием сердца открыла свою волшебную шкатулку, чтобы уже в который раз окунуться в таинственный мир фантазий.

— Как долго вы собираетесь у нас гостить? — без обиняков спросил Игнасио, заметив в глазах сына раздражение. Рамон пожал плечами и уставился на гамак. Федерика уже не прислушивалась к разговору.

— Не знаю, — помедлив, ответил он.

— Вы ведь останетесь у нас на Рождество? — спросила Мариана. — Не собираетесь же вы уехать накануне Рождества, — добавила она, путаясь подобной перспективы.

— Конечно нет, — уверила ее Элен, изображая улыбку.

— Тогда почему бы вам не остаться до Нового года? Не знаю, кто еще приедет, возможно, Фелипе с Марией-Лусией и Рикардо с Антонеллой. Никто меня заранее не предупреждает, все вы появляетесь, когда захотите, — сказала она, делая вид, что выражает недовольство, но при этом радостно улыбаясь. Рамон по старой привычке посмотрел на Элен, хотя искусство молчаливого общения уже давно было ими утеряно вместе с близкими отношениями.

— Это было бы здорово, — ответила Элен, подумав о детях и лишней неделе, которую они смогут провести с отцом. В Англию можно уехать и после Нового года, про себя подумала она. Опытный глаз Марианы заметил их отчужденность, и ее оптимизм несколько приутих. Она посмотрела на мужа, который мог воспринимать ее мысли, даже не глядя на нее.

— Хорошо, — произнес тот и мрачно кивнул.

В тот самый момент, когда напряженное молчание стало тяготить всех присутствующих, на террасе появилась Эстелла с подносом писко соур. Она шла, опустив глаза, боясь споткнуться и выставить себя в невыгодном свете. Рамон поднялся, чтобы помочь ей.

— Осторожно, он тяжелый, — сказал он, принимая поднос.

Она посмотрела на него из-под густых темных ресниц и ответила мягким шоколадным голосом:

— Благодарю вас, дон Рамон.

Он улыбнулся ей, и она ощутила холодок в животе и огонь, вспыхнувший на щеках. Ее лицо было таким гладким, невинным и милым, что у Рамона внезапно возникла потребность изучить его более детально, но он понимал, что за ним наблюдают родители и жена. Он отвел глаза, испытывая искреннее сожаление, повернулся и поставил поднос на стол. Когда он украдкой посмотрел назад, то служанка уже исчезла в глубине дома, оставив после себя едва уловимый шлейф аромата роз.

Рамон наливал традиционный чилийский напиток из лимонов и писко и раздавал бокалы присутствующим. Усевшись на место, он обнаружил, что служанка появилась снова с двумя чашками апельсинового сока для детей.