…шагнул в окно. Мир выключился, включился и работал
дальше уже без него.
БЛУД
Вечная весна в одиночной камере…
Егор Летов
* * *
«Обману, обману, разгорится!»
Ты уже закрывала глаза…
Кто теперь я? Соломенный рыцарь,
А соломы жалеть вам нельзя.
Обмани — поделом я наказан.
Но воды припаси — быть беде!..
Лучше — так, чем за тридевять сказок
Головешкою тлеть по тебе.
* * *
Неплохо для начала, да?
Есть выпивка и есть еда,
Холодный пол — и потолок,
Немножко яду между ног,
И — музыка! И не забыть,
Кого успела полюбить
На миг — и на закате дня
Оставить каплю для меня…
* * *
А много ли надо
Захлопнуть капкан?
Стакан лимонада
Да крови стакан.
Сливаются губы,
И мы — заодно
Поспешно и грубо
Ложимся на дно.
* * *
Ты пришла сюда не для этого,
Но легла со мною в кровать.
Мы поставим Егора Летова,
Чтобы легче было вставать.
И в рубашке моей, наброшенной
Ненадолго и не навсегда,
Ты казнишься, такая хорошая,
Что пожаловала сюда.
Мне–то что, я уж весь — завязанный,
Я добился уже своего…
Ну, рассказывай же, рассказывай,
Почему ты так любишь его!
* * *
Она вертелась, будто лиса,
И верила — это свято!
И мы орали, и небеса
Лаяли, как лисята.
И вот, опутаны тишиной,
Не издаем ни звука —
Ни я, ни лежащая рядом со мной
Холодная, мокрая сука…
* * *
Отпущен тобою на волю, я говорю: «Прости,
Ты меня и не держала», — и вылетаю в окно.
Не за что зацепиться. Нечего сжать в горсти.
Разбит золотой денечек, и в сахарнице темно.
Внизу оживают люди, слышатся голоса,
Краски приобретают, каждая — наготу…
Вокруг воздушных развалин растут ледяные леса:
«Сюда бы крупицу соли!» Но я уже за версту.
* * *
Отраженный окном ее, темным и голым,
Я качался, покуда в землю не врос,
И весенняя слякоть — вода с ментолом —
Объяла меня до корней волос.
И дрожали мои отражения в лужах,
Разбиваясь на полночи тысячу раз,
И тогда я впервые почувствовал ужас
Существования Здесь и Сейчас.
* * *
Я шел, кипя сатирами,
Шарахаясь толпы.
Мне были конвоирами
Фонарные столбы.
И каждый смотрит шельмою,
И каждый — как жених.
Повиснуть бы на шее мне
У одного из них.
* * *
Живи со слякотью внутри,
Живи со сквозняком.
Оставив тапки у двери,
Валяйся босиком.
Танцуй у зеркала — танцуй,
Как Шива в пиджаке!
Ее последний поцелуй —
Холодным по щеке.
* * *
Я себя называю на «ты»,
Поучаю себя свысока.
На пороге своей темноты
Я себя называю на «ты».
Стены комнаты странно пусты…
Исподлобья, из–под потолка
Я себя называю на «ты»,
Поучаю себя свысока.
АЗ ЕСМЬ ПОНЕДЕЛЬНИК И СМЕРТЬ
Все идет в одно место…
Екклезиаст
Что же нас тревожило все это время? Воспоминания, ах да, воспоминания… О женщинах, которых ты не любишь. О женщинах, с которыми ты спишь.
Оставляй по себе только светлую память. Зачем тебе нужно, чтобы тебя проклинали? Лги вовремя или не лги совсем. Не строй планов. «Сейчас я люблю тебя», — наибольшее, что ты можешь сказать, неважно — лжешь ты или говоришь правду.
«Все лучшее — детям», сказала она и легла головой на мой голый живот. Мы так и уснули, кажется…
И ночь погрязла в нас.
Отяжелел кузнечик, и рассыпался миндаль, прялка треснула надвое, высохла трава у колодца. Мой рот переполнен люцерной и каперсом, мои штаны мокры от восторга: новая ночь пришла ко мне, раскатилась яичком по блюдечку — Пасха!
Священнослужитель дрожит на экране сотнями строк и дрожащим тенором пересказывает какой–то святой, иссушающе знойный мираж. Диакон, диакон, зачем ты поправляешь очки? Дело ли верующих — заботиться о своих стеклах? В такую ночь…
Когда я спал с нелюбимыми женщинами, я думал, что счастье — это спать с любимой женщиной. Какой же я был романтик. Какой счастливчик. Беззаботный приятель беззаботных мужей.
Господи Боже мой, и мы порой занимаемся любовью. Но не спим вместе никогда. Кто–то кому–то не доверяет из нас, наверное. «Я засну, а ты ножом раздвинешь мне зубы и плюнешь в рот». Я не выходил на кухню за сигаретами, завернувшись в простыню — а мне говорят про Туринскую плащаницу! С присохшей каплей свежей… крови.
Свежая кровь плохо вяжется с трупными пятнами, а, диакон? С трупными пятками… Струпьями… Худые пятки галилейского подкидыша… Лобковая вошь — чем она хуже тернового венца?
Но кто примерит ЭТУ корону?
Мученичество любого беспризорника несравнимо изощреннее и подлее скоропалительного распятия на кресте. Но быть грязным, больным и вонючим — еще не означает страдать.
А что означает — страдать? Ходить по снегу в дырявых ботинках или по стеклу — с дырявой душой?
Ходить по стеклу — это… представлять тебя сейчас. Осунувшуюся, с закрытыми глазами. Выговаривающую слова через бульканье, через воду.
