Посоветовавшись, мы с Софроновым нашли для публикации «Воткнутых деревьев» более нейтральный и интеллигентный журнал «Москву». Так удар должен был прозвучать заведомо объективнее и сильнее.

Воткнутые в русскую почву, но так и не укоренившиеся деревья — это, конечно, «они». Партруководство наиболее опасным участком культуры всегда считало изобразительное искусство. В мастерских ряда художников иностранные корреспонденты и чины посольств буквально паслись. Процветал черный рынок живописи с «утечкой» на Запад. Да и я сам лицезрел, стоя за спиной Фурцевой, знаменитый хрущевский скандал в Центральном выставочном зале в Манеже, когда рассвирепевший бузотер Никитка с налитыми кровью красными свиными глазками топтал ногами картины. Я изобразительное искусство хорошо знал изнутри. Мало что работал в изобразительном отделе газеты «Советская культура» в самые острые дни хрущевской «антиживописной» дури. Но моим крестным отцом был Первый секретарь Союза художников СССР, всемирно известный живописец, поживший во Франции, беспартийный, глубоко православный Сергей Васильевич Герасимов.

Человек с русским характером, он категорически отказывался рисовать Сталина, что на волне «Оттепели» и предопределило его избрание «вольными художниками» своим персеком. Сергей Васильевич еще в 1964-м умер у меня на руках в Кунцевской «кремлевке» с именем Христа на устах, я уже не мог никак крестному повредить, и я в «Воткнутых деревьях» разошелся. Я цитировал А. Бенуа: «…то, чем мы сейчас любуемся в икоцах. — не только просто их яркие краски, их изумительная графичность, их ни с чем не сравнимая техника, но — и это главным образом — глубина духовной жизни, в них отразившаяся». Я славил икону за Дух. Это в советское-то время. И в стык статья на массе примеров показывала, как «девальваторы ценностей — вайнштейны-рубинштейны» пытаются взорвать отечественные традиции «психологической глубины в живописи» при активной поддержке «своих» журналов по изобразительному искусству «Творчество» и «Декоративное искусство СССР». Я цитировал мечту П. Кончаловского: «Создать живой пейзаж, в котором деревья не просто торчат, воткнутые в землю, как это часто приходится видеть в современной живописи, а логически вырастают из земли, как у старых мастеров, чтобы зритель чувствовал их корни». И я комментировал, приведя пример, как «вайнштейны» издевательски называют русских «провинциалами»: «“Воткнутые деревья” и зритель, который “чувствует корни” — вот она суть конфликта!» *

Суслов попрекнул меня: «Ну, почему противопоставлять «им» надо было именно иконы?». Но оргвыводы по «ним» последовали незамедлительные: главные редактора обоих журналов были сняты, выставкомы укреплены русскими художниками.

А Андропов был в таком шоке от «Силуэта идеологического противника» и «Воткнутых деревьев», что возненавидел всю партийную службу «К» (Контрпропаганды), переигравшую его, как он посчитал. Он метал громы и молнию в свою тупую «Пятку», которая умеет ловить только придурков с листовками-прокламациями, и решил срочно преобразовать свою собственную бездарную службу «К» в мощное Управление «К».

Впопыхах он потерял бдительность и не нашел лучшей кандидатуры, чем проштрафившийся и даже выводившийся из престижной Внешней разведки в ссылку в Ленинград, но как раз тут под руку подвернувшийся «сомнительный» Олег Калугин.

Я говорю про потерю бдительности самим Андроповым — но это еще очень мягко говорю, потому что Управление «К» — внешнюю контрразведку, «которая является продолжением нашей внутренней контрразведки за рубежом» (формулировка самого Андропова; здесь важно именно «контр», то есть контролирующая своих и выявляющая двойных агентов) была лично Андроповым передоверена человеку, на которого еще перед этим личным волевым андроповским назначением были сигналы, что он в Америке был «повязан». Увы, мы никогда уже не узнаем, почему Андропов вдруг наплевал на протесты собственного отдела кадров и вдруг доверился Калугину? Что их связало? Оба «агента американского влияния» (выражаюсь формулировкой в их адрес председателя КГБ Крючкова!) — и Яковлев, и Калугин — стажировались в Америке. В Колумбийском университете, поставляющем спецкадры. Но это еще ничего никому не доказывает конкретно. Нам гораздо важнее, что практически именно сомнительному Калугину Андропов доверил проверять все КГБ, то есть собственноручно вручил тому получить полную информацию о КГБ. Только сдавай все КГБ с потрохами, если захочешь, противнику. А потом, уже после смерти Андропова, вдруг скандал, вплоть до лишения Калугина генеральских погон и увольнения из КГБ. Профессионалы давно не стесняются между собой называть Калугина «наш прекрасный предатель». Выражение руководителя управления «С» (нелегальная разведка), а затем заместителя руководителя внешней разведки генерал-лейтенанта Вадима Кирпиченко. Но только в июне 2003 года Мосгорсуд заочно приговорил Калугина к 15 годам лишения свободы в колонии строгого режима по статье «государственная измена». Почему же, как Горбачев попался на крючок Яковлеву, так сам Андропов попался на крючок Калугину? Это тайна за семью печатями.

Есть, правда, одна версия, согласно которой Андропову нужен был на одном из Управлений человек имеющий опыт внешней разведки и одновременно ущемленный, обиженный, который своим возвращением в «святая святых» всецело только ему Андропову лично обязанный. Некто Олег Греченевский (фамилия это явно псевдоним, за которым, судя по материалу, стоит человек достаточно компетентный в теме) опубликовал в Интернете информацию о том, что Андропов, кроме общеизвестных, сформировал свою тайную личную разведку, с главой которой председатель КГБ встречался, как и с товарищем Чазовым, начальником 4-го Управления Минздрава (в просторечье «кремлевкой»), на конспиративной квартире. Почему столь секретно? Греченевский объясняет: «Во-первых, сугубая конспиративность здесь нужна была, чтобы скрыть эти встречи от «сторожевых псов», Цинева и Цвигуна (своих замов, подложенных под него Брежневым). Во-вторых, эта личная спецслужба занималась именно тем, что чекистам было строжайше запрещено: вела оперативную разработку партийного аппарата и готовила почву для захвата КГБ власти над страной. В-третьих, эта спецслужба состояла из разведчиков — и действовала теми методами, которые они применяли, находясь на вражеской территории. То есть: сбор компромата — шантаж — вербовка! а если нужно — то и автомобильная катастрофа» («Завтра», 2004 г., № 42). Все в версии сходится, и все сразу в особых взаимоотношениях Андропова и Калугина объясняет. Но, повторюсь, это только версия.

А вот что перебежчик сам пишет в книге не без вызова названной «Прощай, Лубянка!» (ее западные издания лета 1991 года, русское издание: — М.: ПИК — Олимп, 1995). Цитирую: «Итак, с лета 1972 года начался новый этап в жизни внешней контрразведки. Нам добавили людей, средств на приобретение оборудования и создание современного банка данных. С переездом в Ясенево мы получили отличные кабинеты, в которых разместились сотни офицеров. Шесть оперативных отделов охватывали все географические районы мира, из них три специализировались на эмиграции и центрах идеологической диверсии. Седьмой отдел выполнял роль аккумулятора информации, стекавшейся из оперативных отделов, а также других подразделений ПГУ, КГБ и ГРУ. Здесь же сосредотачивались все публикуемые на Западе материалы о деятельности спецслужб всех стран, досье на разведчиков ЦРУ. Этот отдел готовил и обобщенные справки об оперативной обстановке за границей, и ежедневные сводки о происшествиях в совколониях, и долгосрочные прогнозы. Стержнем работы Управления, пронизывающим деятельность всех его отделов, стала организация агентурного проникновения в стан главного противника — Центральное разведывательное управление США и союзные с ним спецслужбы НАТО, подготовка и проведение активных мероприятий, направленных на сковывание, пресечение и разоблачение их подрывных операций против СССР и стран социалистического содружества. К тому времени состояние внешней контрразведки, как отмечалось выше, было плачевным. Ценные источники информации сохранялись лишь во Франции». Состояние было плачевным!