Не удивляйтесь. Как это ни неожиданно, но в другой плоскости, чем атеист Маркс, однако опять же вроде как перед явлением фантома и призрака, вместо еврейской национальности, останавливается и православный христианин Александр Солженицын.

Он растерянно пишет: «Дореволюционная Еврейская энциклопедия в статье «еврей» не дает никакого определения. Она лишь указывает, что «термин еврей для обозначения израильтянина в противоположность египтянину встречается уже в древнейших частях Пятикнижия», и приводит конкурирующие гипотезы об этимологии слова. Современная же Еврейская энциклопедия обходится таким определением: «Лицо, принадлежащее к еврейскому народу». Но, как видно, не многие удовольствовались этим определением. «Кого считать евреем? Кто — еврей?», и еще так: «что такое еврейскость?» — это для самих евреев сегодня не простой вопрос. Вот русско-еврейские авторы пишут о понятии «еврейский»: «Ни в Израиле, ни за границей среди самих евреев нет никакого согласия относительно содержания этого понятия. Чем ближе к нему приближается новичок, тем расплывчатее становится для него этот неуловимый образ»; через 74 года после российской революции и 43 года после возрождения государства Израиль попытка определения еврея — почти головоломная задача». Однако она никогда не была сложна для евреев религиозных. Определение ортодоксальных раввинов: «Еврей — это тот, кто рожден от матери-еврейки или обращен в еврейство согласно Галахе». (Галаха — религиозная регламентация жизни евреев: «совокупность законов, содержащихся в Торе, Талмуде и в более поздней раввинистической литературе».)

Евреи любят бить себя в грудь: «Что нам давало и сейчас дает силу жить и в чем значение этой жизни? и то и другое лежит в области религии»; «Еврейская национальная полнота возможна только в религиозном образе жизни».

Но Александр Исаевич опытный конспиролог (специалист по закулисам), его не проведешь на мякине. Он копает «еврейскую национальную полноту» глубже и подчеркивает маленькую подробность. Она приведена в самом начале его второго (главного!) тома: «А в 1958 “Высший суд справедливости Израиля”, разбирая одно конкретное дело, вынес решение — со ссылкой на раввинистическую литературу: “в глазах Галахи, еврей, перешедший в другую веру, тем не менее остается евреем… Еврей не перестает быть евреем, даже нарушая еврейский Закон. — Для еврея переход в иную веру в сущности невозможен”». Все понятно насчет «выкрестов»? Все понятно насчет советских «атеистов»? Вот где собака зарыта. В иудейском оборотеничестве.

Солженицын приводит весьма знаменательные размышления современного иерусалимского раввина Адина Штейнзальца, который объясняет явление иудейского оборотеничества: «это наша поразительная способность видоизменяться, приспосабливаться, становиться похожими на людей, среди которых живем. Способность впитывать окружающую культуру. Наша адаптация — это внутреннее преображение. С языком чужого народа к нам приходит глубокое понимание его духа, его чаяний, его образа жизни и мыслей. Мы не просто обезьянничаем, а становимся частью этого народа, и даже мы оказываемся в состоянии понять этот народ лучше, чем он сам понимает себя». А оттого «у других народов складывается ощущение, что евреи не только берут их деньги, но изощренно похищают у них душу и таким образом становятся национальными поэтами, драматургами, художниками. а через некоторое время — устами и мозгом их народа». Последнее признание «похищают душу» очень существенно, потому что сразу объясняет, почему мы, русские националисты, так болезненно восприняли, когда евреи стали преобладать на телевидении и во всех творческих союзах — писателей, театральных деятелей, кинематографистов, художников (до оглушительной официальной цифры в 83 %). Конечно, «они» при этом убеждены, что они понимают «этот народ» лучше, чем он в состоянии понять себя сам. Но мы-то с этим, естественно, не согласны. Мы-то понимаем, что «они», считая, что они все поняли лучше нас коренных русских, попросту попирают и разрушают наши «вечные ценности» и подменяют их «ценностями относительными» — сиюминутными, а чаще даже и вовсе не ценностями. А так называемой «массовой культурой», дешевым голливудским «ширпотребом», которым они разлагают коренные духовные «вечные ценности» в душах населения, чтобы превратить его в стадо, в «быдло», над которыми «они» будут пастухами.

А сейчас, — пока мы занимаемся, как это принято перед настоящим боем (а я уже говорил, что наш бой с «ними» неизбежен!) «теоретическими занятиями на макете», — я скажу только, что Солженицын на последних страницах своей книги предоставляет и последнее слово «им», чтобы поставить жирную точку: «Стопроцентно ассимилированного еврея даже советская жизнь не породила — такого, чтобы он был ассимилирован на самом глубоком, психологическом уровне. Куда ни бросишь взгляд, везде найдешь в ассимилированной жидкости нерастворимый еврейский осадок», — цитирует Солженицын Ю. Штерна и О. Рапопорта. А мы глубокомысленно и тревожно спрашиваем: — Что это за «нерастворимый еврейский осадок»?

Ответ крайне болезнен и сложен для обеих сторон в русско-еврейском противостоянии. Он на дне окопов той изнурительной духовной войны, которая вот уже тысячелетие как изнутри потрясает русскую нацию.

Мы, русские националисты, никогда не сводили все еврейство к его фантомной парадигме. Мы всегда были гораздо более внимательны и уважительны к еврейству, чем даже сами его лидеры. Мы всегда понимали, что то, что позволено Марксу, то будет уже звучать несколько оскорбительно по отношению к еврею в русских устах, всегда нервно подозреваемых «ими» в антисемитизме.

И даже в периоды крайних обострений мы не опускали нашей борьбы на бытовую почву. Мы строго разделяли «фантомную парадигму», некий возникший исторический мертвый призрак «антисистемы» («Геростраты») и — само живое деятельное еврейство. В советское время русский народ полюбил Марка Бернеса и Леонида Утесова. Всегда с удовольствием ходил на Кобзона и Пугачеву. Мы не мыслили современной нашей эстрадной музыки без Дунаевского, Блантера и Фельцмана. Да всех любимых русским народом еврейских имен не перечислить.

А духовная русско-еврейская война велась в совершенно иной плоскости. Она велась именно как «фантомная». Как война «небесных духов». В «их» программном манифесте «Заклинание духов» журнал «Юность» (№ 2, 1968 г.), как даже укорял «их» по решению Политбюро журнал «Коммунист» (1970, декабрь): «впал в непозволительную иронию над самими понятиями и явлениями, характеризующими духовную суть народной жизни». В наших ответных статьях мы заклинали их духов, ведя очистительную духовную войну не с самим живым и деятельным еврейством, а с его инфернальным призраком.

Вот именно с ним, с фантомом и сладким талмудическим ядом, который фантом, как призрачный дракон, разбрызгивает, поражая живые организмы истории, нам и проходится, как Илье Муромцу, бороться.

Что такое «сладкий талмудический яд»? Поскольку это понятие давно уже стало мистическим не только для России, но и для всего западного мира, попробуем ответить на этот вопрос, поднимаясь по логическим ступенькам его толкования, начиная с самого банального бытового уровня до онтологического и звездно-богословского.

Обычный словарь дает тут такое вполне банальное объяснение: «Талмуд (древне-еврейск. talmud — учение, от lamad—учить) — кодекс религиозных, бытовых, правовых предписаний иудейства; основан на казуистическом, схоластическом толковании еврейских священных книг — “Ветхого завета”. Талмудист — в фигуральном, переносном значении схоласт, начетчик, буквоед».

Но на практике «буквоедство» и «казуистика» Талмуда оказались для еврейства, как волшебная «живая вода». Талмуд обернулся той строжайшей регламентацией еврейской жизни (когда нельзя ни шагу шагнуть без талмудического обоснования), которая единственно помогла евреям сплотиться и выжить в условиях рассеяния и в гетто, похожих по порядкам нередко на принудительные (а то и демонстративно добровольные) концлагеря.