— Владельца «Точки», бара на Франклин-роуд. Это было ограбление, и преступники, по-видимому, пришли в бешенство оттого, что им нечем было поживиться.

— В городе становится невозможно спокойно жить.

— Вы говорите так каждый день.

Тайнер грустно улыбнулся.

— Порядочному налогоплательщику с каждым днем становится все труднее и труднее в городе, Тесс. Вспомни эту зиму. За все эти месяцы я ни разу не видел возле своего дома ни одной снегоуборочной машины или хотя бы рабочих, посыпающих тротуары солью. Каждый раз после снегопада я оказывался буквально заперт в квартире.

— Это я знаю не хуже вас. Помните, как мне раз пять приходилось добираться до вашего дома на лыжах? И вы еще протестовали, когда я приносила еду.

— Я протестовал, потому что хотел виски. Не получится из тебя сенбернара, Тесс, — рассмеялся Тайнер.

Сенбернар. Мысли Тесс сразу же вернулись из воспоминаний в сегодняшний день. Собака. Она должна позвонить в питомник, о котором сегодня утром ей буквально все уши прожужжал бармен Стив.

Выйдя от шефа, все еще продолжавшего что-то тихо ворчать себе под нос, очевидно сетовавшего на погоду и бездействие городских властей, Тесс тут же углубилась в телефонный справочник.

— Питомник и реабилитационный центр для борзых, я вас слушаю. — Тесс никак не могла определить, кому принадлежит этот немного запыхавшийся голос. В трубке был слышен громкий собачий лай, мешавший говорить.

— Здравствуйте, мне от дяди досталась борзая, и я хотела бы узнать, что нужно для ее содержания. Как и чем кормить, упражнения, уход, может, что-то еще…

— Как давно у вашего дяди борзая? Он только недавно взял пса из питомника, или собака живет какое-то время уже у него дома? Как он себя чувствует?

Тесс на мгновение смутилась, думая, что голос на том конце трубки спрашивает о состоянии Спайка, но тут же поняла, что речь идет об Эски.

— Думаю, совсем недавно. Она не знает, как подниматься по лестнице.

— Он отсюда?

— Вы имеете в виду собаку? Я не знаю.

— Вы говорите, пса приобрел ваш дядя? Как его имя?

— Спайк Оррик.

— Это имя мне ни о чем не говорит, хотя если в Балтиморе появляются желающие взять борзую, то они чаще всего обращаются в наш питомник, ибо он единственный в штате, — голос в трубке внезапно стал сухим и официальным. — Вы точно уверены, что он приобрел собаку официальным путем? Это несложно проверить. Прежде чем вы возьмете собаку из питомника, она должна быть стерилизована, это обязательное условие. Собака сейчас рядом с вами? У нас есть специальная система идентификации, вам просто надо…

Тесс поспешно положила трубку. Кого она пытается обмануть? Спайк ничего и никогда не делал официальным путем. Если бы Эски умела говорить. Если бы Спайк мог говорить.

Но звонок в больницу уничтожил эту надежду: Спайк — в коме, прогнозы врачей крайне неопределенны.

«Что еще может так быстро заканчиваться, как весенний день? Только весенний день в Балтиморе, когда солнце действительно светит, а не прячется за тучами», — думала Тесс, заходя в бар со странным названием «Бронзовый слон». Ею владело смешанное чувство беспокойства и предвкушения. Она переживала за Спайка и в то же время радовалась представившейся возможности провести вечер в любимом баре.

Завсегдатаи «Бронзового слона» держали бар в строжайшем секрете. Заведение с довольно низкими ценами, располагавшееся над дорогим рестораном, было просто спасением для Тесс, когда она осталась без работы. «Бронзовый слон» был местом, где можно было не только вкусно и недорого поесть, но и выпить бокал вина в приятной атмосфере и не менее приятной компании. Верхний свет здесь всегда был погашен, зал освещался только небольшими торшерами и бра на стенах, создававшими мягкий полумрак Тихо играла приятная музыка: Чет Бэйкер и Джонни Хартман пели о любви. Несколько лет назад новый бармен попытался привить посетителям любовь к джазовой музыке, но эта затея не увенчалась успехом. «Бронзовый слон» знавал и плохие, и хорошие времена, и даже перенес все перипетии, связанные с крайне нестабильной городской экономикой.

Войдя в зал, Тесс заметила, что сегодня работает ее любимый бармен, отлично знавший ее вкусы. Она огляделась в поисках Фини и заметила его за столиком в самом дальнем углу. Журналист крепко сжимал в руке бокал мартини и внимательно рассматривал лежавшую перед ним на белоснежной скатерти довольно внушительную горку оливок, насаженных на зубочистки. Тесс повернулась к бармену и указала на бокал Фини: мол, она хочет заказать то же самое. Усевшись за столик напротив своего приятеля, она поздоровалась, но вместо ответа Фини продекламировал несколько строчек из Одена, бормоча их себе под нос:

Тесс вздохнула. Похоже, дело плохо. Если Фини начинал цитировать Одена, это означало, что на душе у него хуже некуда.

— Ты сейчас сидишь в «Бронзовом слоне» на Чарльз-стрит, и уж его-то никак нельзя назвать забегаловкой, хотя по поводу достоинств этого десятилетия спорить совершенно не собираюсь…

Фини, не слушая, продолжал бубнить:

— Что ты имеешь в виду? — Тесс знала, что главное заблуждение в среде хроникеров — это непоколебимая вера в то, что обычные люди всегда находятся в курсе текущих событий, и если происходит что-то, стоящее освещения в прессе, редакторы сразу посылают репортеров на улицы, чтобы взять у людей интервью и составить так называемое «общественное мнение». Тесс решила: таким образом Фини жалуется на то, что сегодня его как раз заставили проводить один из таких опросов.

Бармен принес Тесс заказанный мартини. Она сделала небольшой глоток и почувствовала себя гораздо лучше, более сильной, более умной и готовой противостоять дурному настроению Фини.

— Итак, что у нас было сегодня на повестке дня? НАТО? Рядовые горожане всегда хорошо отзываются о НАТО. А помнишь ту историю, когда я еще работала в «Стар»? Кто-то во время подобного опроса сказал, что до этого момента был совершенно уверен, будто НАТО — это бассейн под открытым небом, который мэр города собирается построить в Паттерсон-парке?.. — Тесс рассмеялась.

— Тесс, ты меня разочаровываешь, — Фини неожиданно разозлился, выудил из горки оливок зубочистку и принялся грызть ее. — Ты мыслишь так же прямолинейно, как мои уважаемые редакторы, будь они неладны!

На сей раз Тесс потребовалось сделать гораздо больший глоток, чтобы восстановить уверенность в том, что она не поддастся хандре, охватившей приятеля, каковы бы ни были ее причины.

— Я тоже очень рада видеть тебя, Фини.

— Рада видеть меня? Да ты даже смотреть на меня не хочешь.

Тесс пришлось признать, что он прав. Она избегала смотреть ему в глаза. Фини вымученно улыбнулся. Тесс всегда считала его довольно серым: серые глаза, пепельного цвета волосы, бледная кожа, того же цвета, как те недожаренные хотдоги, которые она покупала у лоточников возле 34 здания суда, пытаясь перекусить в перерыве между заседаниями. Но сегодня он выглядел еще бледнее, чем обычно, будто ему не хватало воздуха. Сквозь бледную кожу на виске билась тонкая голубая жилка.

— Что случилось, Фини?

— Моя карьера кончена.

— Ты сообщаешь мне это раз в месяц.

— Ну да, только обычно это так, что-то вроде паранойи в легкой форме, все репортеры этим страдают. Но сегодня мне сообщили официально. Я больше не в команде. Не умею играть по правилам.