Это зерно — самое вкусное для них кушанье. Они дали нам понять, что покупают его у маньчжуров. Это имя они применяют исключительно по отношению к народу, который обитает в семи-восьми днях пути от них в верховьях реки Сахалин и имеет непосредственные сношения с китайцами.

С помощью знаков они также сказали нам, что себя они называют народом орочи. Они показали нам на четыре пироги, которые прибыли в залив в тот же день, что и мы, и назвали людей из них битчи[176]. Они объяснили нам, что эти последние обитают южнее, однако, судя по всему, ближе семи-восьми лье, — как и в Канаде, у подобных народов изменяется и имя, и наречие от одной большой деревни к другой.

Эти пришельцы, о которых я расскажу подробнее чуть дальше в этой главе, разожгли костер на берегу моря недалеко от поселения орочей и приготовили на нем рыбу с зерном в железном котле, подвешенном на крючке из того же металла на треножнике из трех связанных деревянных палок. Они пришли из устья реки Сахалин и везут домой зерно и нанку, вероятно, полученные в обмен на масло, сушеную рыбу и несколько медвежьих и лосиных шкур. Эти звери, вместе с собаками и белками, — единственные четвероногие, шкуры которых мы видели.

Деревня орочей состояла из четырех крепких хижин, построенных из длинных еловых стволов с соответствующими пазами на углах здания. Умело изготовленные стропила поддерживали крышу из древесной коры. Как и в хижинах острова Сахалина, внутри дома вокруг стен шла скамья и очаг располагался в том же месте посередине, под широким отверстием для выхода дыма.

У нас были основания полагать, что эти четыре дома принадлежали четырем различным семьям, которые живут в величайшем единении и полнейшем доверии друг к другу. Мы видели, как одна из этих семей отправилась в довольно продолжительную поездку, поскольку они не вернулись в течение тех пяти дней, что мы провели в заливе.

Хозяева хижин прислоняют несколько досок к двери, чтобы собаки не могли зайти в дом, и под защитой такого запора оставляют свое имущество. Вскоре мы вполне убедились, что честность этих людей неизменна: они испытывают почти религиозное уважение к чужой собственности. Посреди их хижин, под защитой одной их честности, мы оставляли мешки со своими тканями, бусами, железными орудиями и, вообще говоря, всем, что нам служило для меновой торговли, и они ни разу не злоупотребили нашим доверием. Мы покидали этот залив в убеждении, что они даже не подозревают о существовании такого преступления, как кража.

Каждая хижина окружена сушильнями для лосося, которого вывешивают на шестах и подвергают жару солнца, после того как его коптили три или четыре часа над огнем посреди хижины. За эту работу отвечают женщины: как только дым пропитает рыбу, они выносят ее на открытый воздух, где она приобретает твердость дерева.

Рыбной ловлей они занимались в той же реке, что и мы, используя для этого леску и гарпуны. С отвращением мы могли видеть, как они жадно поедают сырого лосося с головой, жабрами и костями, а иногда и целиком всю шкуру, которую они сдирают с большой ловкостью. Они высасывали слизь из этих частей рыбы подобно тому, как мы едим устриц.

Почти всю рыбу они привозят домой очищенной, кроме тех случаев, когда улов необычайно обилен. Тогда их женщины с той же жадностью отыскивают целые рыбины и поедают их скользкие части в такой же отвратительной манере, видимо, считая их самым вкусным блюдом.

Именно в заливе Де-Кастри мы узнали назначение свинцового или костяного кольца, которое эти люди, как и обитатели острова Сахалина, носили на большом пальце, словно украшение. Оно служит им подпоркой при разрезании и разделывании лосося с помощью ножа, который они все носят на поясе.

Их деревня расположена на низменной и болотистой косе, открытой северным ветрам. Как нам показалось, они не живут здесь зимой, поскольку на противоположном берегу залива на более возвышенном месте, открытом южным ветрам и недалеко от леса, находится вторая деревня из восьми хижин, более просторных и лучше построенных, чем первые.

Несколько выше и в незначительном отдалении мы обнаружили три юрты (подземных жилища), которые в точности походили на дома камчадалов, описанные в третьем томе последнего «Путешествия» капитана Кука. Они достаточно просторны, чтобы вместить обитателей восьми хижин на то время, пока мороз особенно жесток.

Наконец, на окраине этой деревни мы увидели несколько гробниц, такого же размера, как их дома, но еще лучше построенных. В каждой содержалось от трех до пяти гробов, тщательно отделанных и украшенных китайскими тканями, в том числе несколькими кусками парчи. Луки, стрелы, лески и, вообще говоря, все наиболее ценные для этого народа вещи были развешаны внутри этих мавзолеев, деревянная дверь которых закрывалась перекладиной, поддерживаемой у концов двумя подпорками.

Подобно гробницам, их дома были полны предметов, которые они не взяли с собой: одежда, шкуры, снегоступы, луки, стрелы, копья — все оставалось в этой покинутой деревне, где они обитают лишь в холодное время года. Лето они проводят на другом берегу залива, где мы их застали и откуда они могли видеть, как мы входим в их дома и даже спускаемся без их согласия в их гробницы. При этом они не проявляли ни малейшего беспокойства, когда мы брали их вещи, которые, как они знали, весьма нас интересуют, поскольку мы уже выменивали у них эти предметы. Наши матросы, как и офицеры, были глубоко тронуты столь поразительными знаками доверия и покрывали презрением и бесчестьем того, кто оказывался настолько низок, чтобы совершить мелкую кражу.

Было очевидно, что орочи принимали нас в своих летних домах, где они собирают урожай лосося, который служит основой их питания, как хлеб в Европе. Я видел так мало лосиных шкур у них, что склонен полагать, что занятие охотой не приносит здесь большой добычи. Как мне кажется, незначительной частью их рациона являются также луковицы желтой лилии, или сараны, которую женщины собирают на опушке леса и сушат возле очага.

Столь большое количество захоронений, которые мы видели на всех островах и возле всех бухточек залива, позволяет предположить, что недавно какая-то эпидемия опустошила эту страну и уменьшила нынешнее поколение до весьма незначительной численности. Впрочем, я склонен полагать, что различные роды, образующие этот народ, рассеяны по соседним заливам, где они занимаются ловлей и засушиванием лосося, и что вместе они собираются лишь зимой. Тогда они привозят сюда все свои рыбные запасы, чтобы питаться ими до возвращения тепла.

Однако более правдоподобным может оказаться предположение, что эти люди питают религиозное почтение к гробницам, которое побуждает их поддерживать могилы своих предков в хорошем состоянии и чинить их в продолжение, возможно, нескольких столетий, замедляя таким образом неумолимое действие времени.