«Часть нашей экспедиции между Манилой и Камчаткой, я надеюсь, доставит вам наивысшее удовлетворение. Она была самой интересной, полной открытий и, несомненно, наиболее трудной из-за постоянных туманов, которые окутывали землю в широтах, пересеченных нами. Эти туманы были таковы, что нам потребовалось сто пятьдесят дней, чтобы исследовать ту часть побережья, для изучения которой, по мнению капитана Кинга[19] в третьем томе последнего путешествия Кука, должно было хватить двух месяцев. За этот период мы отдыхали лишь десять дней — три в заливе Терней, два в заливе Де-Лангля и пять в заливе Де-Кастри. Таким образом, я не терял времени. Я даже воздержался от плавания вокруг острова Чича (Хоккайдо) через Сангарский пролив (Цугару). Я пожелал бы встать на стоянку, если возможно, у северной оконечности Японии и, вероятно, рискнул бы послать лодку на берег, хотя подобное решение потребовало бы самых тщательных размышлений, поскольку лодка вполне могла быть перехвачена. Если бы событие такого рода произошло с купеческим кораблем, ему можно было бы не придать значения, но захват лодки, принадлежащей военному кораблю, едва ли можно расценить иначе, чем оскорбление нации. А захват или уничтожение нескольких сампанов стало бы несущественным наказанием для японцев, которые не обменяли бы и одного европейца на сотню своих соотечественников, чтобы преподать нам урок. Однако я был слишком далеко от берега, чтобы рассматривать такую возможность, и сейчас я затрудняюсь сказать, как поступил бы, если бы все произошло иначе.

Я не смогу подобрать слова, чтобы выразить то утомление, которое сопутствовало этой части моей экспедиции. Я ни разу не раздевался и каждую ночь был вынужден несколько часов проводить на палубе. Представьте себе шесть дней тумана лишь с двумя или тремя часами ясной погоды в акватории, крайне замкнутой и абсолютно неизвестной, где воображение, вследствие полученных сведений, рисовало нам мели и течения, которые не всегда существовали в действительности. От того места, где мы впервые подошли к восточному берегу Тартарии, до пролива, который мы открыли между Чокой (Сахалином) и Чичей, мы не преминули измерить положение каждой точки, и вы можете вполне полагаться на то, что ни один залив, ни одна бухта, ни одна река не ускользнули от нашего внимания и что многие карты, даже европейских побережий, менее точны, чем те, которые мы привезем вам после нашего возвращения!»

«Пролив, который мы открыли» на большинстве современных карт называется проливом Лаперуза, хотя японцы предпочитают называть его проливом Соя. Он разделяет Хоккайдо, большой северный остров Японии, и Сахалин. На современных картах есть также пролив Буссоль, в честь корабля Лаперуза, — это пролив между Урупом и Симуширом, двумя островами в Курильской гряде, которая протянулась от Хоккайдо до похожей на большой палец оконечности Камчатки.

В Петропавловске-Камчатском рисунки художника и дневники командующего экспедицией, вплоть до дня запечатывания пакета, отправили сушей во Францию через азиатскую часть России, — это поручение исполнил молодой участник экспедиции Бартелеми де Лессепс (1766–1834), единственный спутник Лаперуза, который вернулся в Европу. Он не побывал в Австралии, и это спасло его жизнь. Он опубликовал книгу о своей поездке — выдающемся примере сухопутного путешествия тех дней. Его племянником был Фердинанд де Лессепс, чья замечательная работа инженера сделала связи Австралии с Европой более легкими и быстрыми: именно он в 1859–1869 годах спроектировал и осуществил сооружение Суэцкого канала.

Пополнив запасы воды и продовольствия, корабли направились в южную часть Тихого океана. Мы считаем необходимым рассмотреть действия Лаперуза в этих морях более подробно, чем американский и азиатский этапы экспедиции.

К островам Мореплавателей, называемым сейчас Самоа, экспедиция приблизилась 6 декабря 1787 г. Когда корабли подошли к самому восточному острову, на берегу были замечены несколько туземцев, которые сидели на корточках под кокосовыми пальмами. Вскоре шестнадцать пирог отошли от острова, и люди в них, покружившись недоверчиво вокруг кораблей, осмелились приблизиться и предложить кокосы в обмен на бусы и куски красной ткани. Торговля окончилась к выгоде аборигенов, потому что они, получив желаемое, поспешили прочь, не отдав собственный товар. Затем старый вождь произнес с берега речь, держа в руке ветвь кавы[20]. «Из описания различных путешествий мы знали, что это было символом мира. Бросив ему несколько тканей, мы ответили словом „тайо”, которое на языке некоторых народов южных морей должно означать „друг”. Однако мы не были достаточно искушены, чтобы различить и отчетливо произнести слова вокабулярия [краткого словаря], извлеченного нами из писаний Кука».

Почти все ранние мореплаватели уделяли внимание составлению словарей туземных языков, и Кук особенно заботился об этом. Как свидетельствует доктор Уолтер Рот (см. «Таймс» от 29 декабря 1911 г.), бывший министр по делам аборигенов Квинсленда и сведующий эксперт, список слов, собранный Куком у темнокожих обитателей Торресова пролива, «более или менее распознаваем и в настоящее время». Однако написание Кука предназначалось для произношения англичанами. Лаперуз и его спутники, произнося гласные «на французский манер», едва ли могли сделать вразумительным словарь английского мореплавателя.

Пироги туземцев позабавили французского капитана. «Эти лодки могли бы использовать лишь опытные пловцы, поскольку они постоянно переворачиваются. Впрочем, это происшествие удивляет и тревожит их меньше, чем нас — падение шляпы. Они поднимают пирогу на плечи и, вылив из нее воду, забираются туда снова, вполне уверенные, что им придется повторить это действие через полчаса, потому что сохранять равновесие в этих утлых лодках почти так же трудно, как канатоходцу на веревке».

На острове Мауна (ныне называемом Тутуила) было совершено несколько выгодных сделок: стеклянные бусы удалось обменять на свинину и фрукты. Лаперуза удивило, что туземцы выбрали эти безделушки, а не топоры и инструменты: «Они предпочли несколько стеклянных бусин, от которых им не может быть никакой пользы, всему, что мы предлагали им из железа и тканей».

Спустя два дня на этом острове произошла трагедия: капитан де Лангль, командующий «Астролябией», и одиннадцать участников экспедиции были убиты. Он произвел вылазку в глубь острова за свежей водой и обнаружил чистый и прохладный источник недалеко от деревни. Корабли не испытывали острой потребности в воде, однако де Лангль «придерживался системы Кука и полагал, что свежая вода стократно предпочтительнее, чем та, которая была у нас в трюме. Поскольку у некоторых членов его команды проявились легкие симптомы цинги, он решил, и вполне справедливо, что ради них он обязан использовать все доступные ему средства. Кроме того, ни один остров изобилием продовольствия не мог сравниться с этим. Два фрегата уже приобрели свыше пятисот свиней, а также огромное количество птицы, голубей и фруктов, и все это стоило нам лишь несколько ниток стеклянных бус».

Сам Лаперуз сомневался, что разумно отправлять отряд в глубь острова, поскольку уже отметил признаки беспокойства среди островитян. Однако де Лангль настаивал на желательности получения свежей воды там, где она была в изобилии, и «сказал мне, что мой отказ возложит на меня ответственность за распространение цинги, которая начала проявляться достаточно сильно». Он взял на себя командование отрядом, и Лаперуз, полагаясь на его рассудительность, согласился.