Сим пристально посмотрел на нее.
— Это слова настоящей жены скотовода. Ты действительно не будешь против, Миранда?
— Конечно нет. Я справлюсь и одна.
— Нет-нет, одна ты не останешься, — поспешил успокоить ее Сим. — Я бы ни за что не позволил тебе ехать домой в одиночестве. Ты не против того, чтобы поехать домой вместе с Беном?
— Конечно не против, — старалась уверить она своего мужа.
— Собственно говоря, — спустя немного времени сказал тот, — я бы предпочел, чтобы ты ехала домой без меня по несколько иной причине. Дело в том, что когда ты увидишь его…
— Серебряного жеребчика?
— Погоди, я еще не поймал его. Нет, Миранда, я имею в виду тот сюрприз в «Йенни». Помнишь, я говорил, что тебя будет ждать награда?
На лице Сима вновь появилось уже знакомое Рэнди мальчишеское выражение, и она рассмеялась:
— Ну что ж, расходимся, мистер Мэллоу. Вы отправляетесь за своим жеребчиком, а я еду за своим сюрпризом.
— Значит, ты действительно не сердишься за такое мое предложение?
Вместо ответа она подставила ему губы для поцелуя, изумляя себя самое непроизвольной естественностью этого жеста.
Как только их губы соприкоснулись, Рэнди шутливо шлепнула ладонью жеребца Сима по крупу, и они разъехались. Сим отправился в пески за жеребчиком, Рэнди вместе с Беном — домой.
По дороге домой Рэнди слушала рассказы Бена. Он поселился здесь очень давно, и ему была известна тьма преданий здешних аборигенов. Одно из них рассказывало про Аркарулу, гигантскую змею с таким громадным весом, что там, где она проползала, она оставляла свой след в виде речных пойм. Однажды эта змея объелась, и у нее стало урчать в животе; раскаты этого урчания можно слышать и по сей день. Правда, геологи говорят, что это — отзвуки землетрясений, но аборигены убеждены, что причиной всему является урчание в животе Аркарулы, которая все еще обретается где-то в пустыне. Судя по пафосу, с которым он рассказывал все это, Рэнди заподозрила, что Бен тоже верит в существование этой змеи.
Солнце клонилось к закату, когда они подъехали к усадьбе. Встретивший их конюх-абориген принял поводья у Рэнди, и она вошла в дом.
На первый взгляд ничего необычного здесь видно не было, только миссис Файф, которая спустилась в холл, чтобы приветствовать хозяйку, встретила сообщение Рэнди о том, что Сим будет отсутствовать еще одни сутки, словами, из которых следовало, что ничего другого она и не ожидала:
— Он смущается, ведь он всегда был таким застенчивым. Помню, как однажды еще совсем маленьким мальчиком он приготовил какой-то подарок для своей матери, а затем спрятался и не вылезал, пока она не развернула пакет. С ним такое бывает. Пойдите в конец веранды и посмотрите, что там.
Пройдя туда, Рэнди обнаружила, что за время ее отсутствия к дому была сделана пристройка, все честь по чести — стены, окна, крыша и все остальное. Да ведь это ее классная комната! Должно быть, уезжая, Сим дал указание построить ее, и теперь, в волнующий момент получения подарка, он постеснялся разделить радость Рэнди.
Какой же ты смешной, милый, заботливый Сим!
Рэнди нажала на дверную ручку и вошла в класс.
Да, Рэнди вошла в класс, остановилась и огляделась. У нее перехватило дыхание.
Затем она вышла, осторожно закрыла за собой дверь, но тут же приоткрыла ее и снова заглянула в класс.
Это было ужасно.
Для Рэнди несомненным было одно: кто бы он ни был, тот, кто сделал это черное дело, он совершил его недавно. В противном случае миссис Файф ни за что бы с такой радостью не направила ее в конец веранды. Только что покрашенные стены классной комнаты, а у Рэнди были основания полагать, что это она и есть, были покрыты какими-то каракулями, столы перевернуты, а листы бумаги и карандаши, выделенные Мэтом от щедрот его конторы, были порваны или сломаны.
Закрыв сперва дверь от непрошеных посетителей, Рэнди подняла с пола стул и села. Она знала, что с данной ситуацией справляться нужно самой, поэтому сейчас ей не нужны зрители, ей нужно хорошенько все обдумать и принять правильное решение.
Итак, кто бы это мог быть?
Дети аборигенов? Возможно, это демонстрация их отношения к учебе. Но эти дети не имеют никакого представления о школе, и у них нет таких старших братьев и сестер, которые могли бы рассказать им о ней.
Тогда, может быть, их родители? Может быть, они не хотят новых веяний? Может, они боятся, что из-за школы дети отдалятся от них? Нет, кто угодно, только не родители. Потому что нигде более Рэнди не встречала более мудрых проявлений родительской любви к своим малышам, чем у этих темнокожих мужчин и женщин.
Стало быть, можно исключить и малышей-аборигенов, и их родителей.
Но кто же тогда?
К своему ужасу, Рэнди знала, что она старается анализировать эти возможные версии и догадки лишь с одной целью: как можно дольше не дать себе ответ, тот ответ, который был ей известен, как только она вошла сюда.
Первым намерением Рэнди было немедленно пойти и допросить близнецов. Однако здравый смысл подсказал ей, что вначале надо привести все в порядок. Ей подумалось, что за это время гнев ее несколько спадет и она сможет говорить с близнецами, руководствуясь голосом разума, а не эмоциями. Рэнди огляделась вокруг, на этот раз более внимательно, и увидела, что как бы ни были ужасны результаты озорства, на самом деле они не были катастрофическими.
Рэнди начала со стен. Она терла их влажной тряпкой, и через какое-то время они стали чистыми. Столы и парты не представляли особой проблемы. В случае если миссис Файф захочет выяснить, что здесь за шум, Рэнди решила сказать, что ей хочется переставить школьную мебель по своему усмотрению. Однако миссис Файф так и не появилась, и вскоре настал такой момент, что все, что оставалось сделать, чтобы привести класс к исходному порядку, заключалось в возобновлении запасов бумаги и карандашей.
На этот раз Рэнди приняла меры предосторожности. Только убедившись, что окна закрыты на задвижки, заперев дверь и спрятав ключ в карман, пошла она в расположенную напротив контору.
По дороге Рэнди придумывала для Мэта самые разные предлоги, уловки и полуправды, — сама мысль о том, что их можно назвать и ложью, бросала ее в дрожь. Однако, войдя в его кабинет и так ничего и не придумав, она застыла поникшая и стояла так до тех пор, пока Мэт не произнес с пониманием: «Значит, вот оно как!» У Рэнди отлегло от сердца.
— Сопливые подонки! — взорвался Мэт. — Я сразу почувствовал, что что-то неладно, еще когда увидел, как они крадутся вдоль веранды!
— Мэт, мы ничего не можем сказать наверняка, — взывала к его разуму Рэнди.
— Лично я могу! — ответил он. — Ведь это близнецы, не так ли? Эта парочка…
— Да, я уверена, что это дело рук Джейн и Джастина. Никакого ущерба не нанесено, я хочу сказать, что я уже все убрала, но тем не менее вынуждена побеспокоить вас и попросить еще карандашей и бумаги.
— А что, если я ничего не дам вам? А что, если я попрошу на это специального указания мистера Мэллоу?
— Пожалуйста, Мэт, не делайте этого!
Теперь он стал обвинять Рэнди:
— Да вы просто покрываете их! Скажите, зачем вам это нужно?
— Я и не собираюсь покрывать их! Однако мне хочется выяснить, почему они сделали это, а ведь я ничего не узнаю, если начну с того, что пожалуюсь на них.
— Угу, — буркнул Мэт.
Тем не менее переубедить его пока не удавалось. Тогда Рэнди мобилизовала все доводы, которые только была в силах придумать, чтобы повлиять на этого бухгалтера. Она согласилась, что дети очень непослушны. («Ха! Непослушны!» — фыркнул Мэт.) Но с другой стороны, нельзя наказывать, не выяснив всех обстоятельств и мотивов совершения проступка, — это ничего не даст. Поскольку на Мэта эти доводы не произвели впечатления, Рэнди без зазрения совести пришлось воззвать к памяти о доброй старой Риверайне, о корпоративной солидарности, повсюду существующей между сельскими жителями. Конечно, это был запрещенный прием, но она без всякого стыда использовала его до тех пор, пока, хотя и против своего желания, Мэт не принес новый запас бумаги и несколько коробок с карандашами.