— Ладно. — Я поднял миссис Джекел, чтобы Джилл могла разобрать постель. Я снова отвернулся и задержал дыхание.

— Можешь класть, — скомандовала она.

На этот раз я положил ее голову на подушку, а Джил накрыла свою исхудавшую мать одеялом. Миссис Джекел все бормотала, только тише, и слов я разобрать не мог, а Джилл легла рядок с мамой и снова принялась гладить ее по волосам.

— Мам? — прошептала она. — Что ты хочешь мне сказать?

Я подумал, что она одна из самых смелых людей, которых я знаю. Мне просто отчаянно хотелось убежать от миссис Джекел подальше, a Джилл эта пустота в глазах матери не отталкивала.

Я стоял в изножье кровати, не понимая, следует мне уйти или остаться. Вскоре миссис Джекел снова стихла. Она лежала неподвижно, как труп. Или будущий труп, потому что ясно было, что мама Джилл была почти в забытьи. Отец рассказывал о таких больных. Зачастую они попадали в соответствующие заведения или рано встречали смерть — если находили в себе силы и возможности покончить с собственными страданиями.

Джилл села, поправила одеяло, слезла с кровати и подошла ко мне.

Мы оба смотрели на ее неподвижную мать, и я все же тихонько сказал:

— Я ее донес, но теперь тебе нужна помощь квалифицированного специалиста.

— Я понимаю, Тристен, — согласилась Джилл и потянула меня за рукав, направляясь из маминой спальни. Мы вышли в коридор, где я сразу же задышал свободнее, а она закрыла за собой дверь. — Ты вроде сказал, что твой отец лучший, да?

Я покачал головой, думая, что и Джилл сошла с ума.

— Ты же не хочешь, чтобы мой отец занимался твоей матерью?

— Это именно то, чего я хочу, — сказала она на удивление твердо.

Я положил руку ей на плечо, надеясь, что мое прикосновение вернет ей рассудок.

— Я же уже рассказал тебе, во что я верю. Если это действительно так, то и мой отец почти наверняка опасен.

— Точно мы этого не знаем, — возразила Джилл. — Но мы знаем, что моя мама душевно больна. Ты ее видел. И слышал, что она говорила.

Видел, слышал — и чувствовал ее запах. Запах безумия. Грядущей смерти.

Тем не менее соединять реальное безумие с возможным мне не казалось правильным.

— Можно найти ей другого врача, — предложил я. — Терапевтов полно.

— Но твой отец лучший, Тристен, ты сам так сказал.

Я вздохнул, пожалев о том, что хвастался этим.

— Может быть, и так, — согласился я. — Но я, честно говоря, считаю, что одной парочки с фамилиями Джекел и Хайд для этого городка хватит. Да и ты сама, похоже, почувствовала сегодня ночью, что я могу быть опасен, — напомнил ей я. — Ты даже в школу со мной зайти побоялась.

— Я пойду с тобой, — объявила Джилл, — если ты уговоришь, отца помочь моей матери, обещаю, что больше не буду убегать. Я даже записи сейчас тебе отдам. Можешь взять ящик с собой.

Я посмотрел в пол, так как не хотел, чтобы Джилл видела мои виноватые глаза. Я же пришел сюда как раз за этими бумагами. Но, помогая Джилл и ее маме, я совершенно об этом забыл. И уж точно я не собирался заставлять ее участвовать в этом проекте шантажом.

— Я не хочу торговаться, — сказал я. — Я не намерен использовать своего отца, чтобы давить на тебя.

— Тристен, это не важно, — ответила она. — Прошу тебя… попробуй уговорить его посмотреть мою маму. Ряди меня.

Ради меня.

Я почти уверен, что именно это меня и подкупило. Отчаянная мольба, читавшаяся в глазах Джилл. Я видел эти большие каре-зеленые глаза даже в темном коридоре — они смотрели на меня с надеждой. И, да поможет мне бог — или да простит, — неохотно согласился.

— Ладно, Джилл. Я попрошу его об этом. Но я не могу гарантировать, что он согласится.

Но ей хватило и этого неуверенного согласия. Она даже легонько вскрикнула, выражая облегчение и благодарность, и, к моему удивлению, поднялась на носочки и обвила руками мою шею.

— Спасибо, Тристен, — прошептала она. — Я этого не забуду, клянусь. Я в долгу не останусь,

Я обнял Джилл за тонкую талию так же нерешительно, как дотрагивался только что до ее матери. Я чувствовал биение ее сердца, волосы касались моего подбородка, я гладил ее по спине — и мои ощущения в этот момент резко контрастировали с тем, что я испытывал, когда нес на руках ее мать. Это была полная противоположность отвращению и в то же время нечто большее, чем просто половое влечение.

Обнимая Джилл, я чувствовал себя так, точно сдал свои позиции. Стер тот барьер, который я когда-то сам же и воздвиг. Стену, служившую мне защитой. Меня это встревожило, я сделал шаг назад, отпустив Джилл, и взял себя в руки.

— Спрошу у него завтра, — пообещал я.

— Я принесу тебе ящик, — предложила она.

Я поймал ее за руку, чтобы остановить.

— Не надо, — сказал я, чтобы она убедилась, что я обещал ей свою помощь не в обмен на записи. Я и себя хотел убедить, что делал это от чистого сердца, без задних мыслей. — Приноси его завтра в школу, если, конечно, сможешь оставить маму одну.

— Ладно, — согласилась она и направилась к лестнице. — Постараюсь прийти.

Джилл проводила меня до крыльца и вышла на улицу, где уже заметно похолодало, она была в одной майке, поэтому сразу замерзла и задрожала от холода.

— Спасибо еще раз, Тристен, — проговорила она, потирая себя руками.

— Пока не за что, — пробормотал я, перескакивая сразу через несколько ступенек на дорожку.

Чтобы Хайд лечил Джекел? Меня эта идея пугала. Но девчонка, стоявшая на крыльце, обхватившая себя за плечи, успевшая слегка махнуть мне на прощание, прежде чем я скрылся в темноте, определенно меня зацепила. Джилл казалась очень одинокой, а в этом мрачном старом особняке ее ждали такие серьезные неприятности, что я чуть не вызвался остаться с ней на ночь, хотя мог бы разозлить этим отца — его отнюдь не обрадовало бы мое отсутствие. Но я все время вспоминал миссис Джекел. А если она снова начнет что-нибудь бормотать или метаться? Джилл понадобится помощь. Может, ее снова надо будет как-то поддержать, обнять.

Я в нерешительности постоял на тропинке и даже развернулся, решив снова пойти к ней. Но Джилл уже зашла в дом, крыльцо опустело, так что я все же сел в машину и поехал к себе.

Да, Джилл Джекел меня зацепила.

Но к несчастью, мою другую — темную — сторону она тоже зацепила.

На следующий день я пришла, как и обещала Тристену, правда, немного опоздала, потому что хотела убедиться, что мама крепко заснула. Хотя она и проспала почти весь день, только ближе к ночи ее дыхание показалось мне достаточно глубоким и ровным, и я решила оставить ее одну.

Тем не менее в школу я пришла даже раньше него самого и спряталась у стены в тени. На стоянке было так же темно, как и вчера, и мне было так же страшно — я одновременно боялась и ждать Тристена в одиночестве, и остаться с ним вдвоем. Но дела мои стали хуже некуда. Я позвонила маминой начальнице в больницу, сказала, что она заболела, но обещала через денек-другой выйти на работу, хотя знала, что этого не случится. А если мама не появится на работе еще какое-то время… ее могут даже уволить… и на какие деньги мы тогда будем жить?

Я прижимала к себе коробку, дрожа и думая, что хорошо бы Тристен поторопился. Потом я заметила его под фонарем — он шел ко мне. Решительно пересек стоянку, и я почувствовала, что с ним мне уже почти ничего не страшно. И я почти рада его видеть. А может, страшно просто от того, что нам снова предстояло вломиться в школу.

— Прости, что опоздал, — сказал он, когда я вышла из тени. — Я решил добраться на попутках, чтобы отец увидел машину и подумал, что я дома, если вернется раньше меня.

— На попутках не стоило ехать, — сказала я, когда он нагнулся к замку. — Это опасно.

— Первому встречному я ничего плохого не сделаю, — сказал он. — Я же говорил тебе. Во сне я вижу конкретного человека.

Я, честно говоря, не поняла, была ли это шутка, так что ничего не ответила. Когда замок поддался, он отошел и открыл дверь, передо мной опять простерся темный коридор, и я снова засомневалась.