Они въезжали в маньчжурский город. Ясмина, успевшая задремать в объятиях Адриана, проснулась и выглянула из портшеза. Картина, открывавшаяся глазам, очаровала ее: там и тут высились мраморные триумфальные арки, благоухали сады, в зеркальной поверхности чудесных прудов отражались дворцы мандаринов, замысловатые конструкции, составленные из сотен бледно-зеленых фаянсовых павильончиков. Жорж-Альбер возмущенно фыркал, глядя на вычурных фарфоровых собачек, рассевшихся на розовых карнизах. Вдали высилась четвертая стена, окружавшая Запретный город; его желтые черепичные крыши сверкали в лучах заходящего солнца.

— Ах, наконец-то мы у цели. В миссии иезуитов мы прекрасно отдохнем, — облегченно вздохнул отец дю Бокаж. Путешествие и вправду оказалось необычайно утомительным.

Паланкины остановились. Уверенные, что они прибыли к воротам миссии и пора выходить, путешественники распахнули дверцы. Носилки были окружены солдатами Голубого Дракона. Их было не менее пяти десятков. Никто еще не успел сообразить, в чем дело, как кольцо разомкнулось, и шестеро демонов на всем скаку промчались мимо паланкина, где сидела Ясмина. Один из них схватил девушку, накинул ей на голову шелковый мешок, чтобы она не кричала, перекинул через седло, и вся кавалькада ринулась прочь. Словно дикие тигры, Флорис и Адриан ринулись на похитителей, вслед за ними Федор и Ли Кан. Маленькая Мышка, оскорбленная до глубины души тем, что ее не похитили вместе с опекаемой ею красавицей, испускала пронзительные вопли. Четверо друзей вцепились в седла солдат, но, исхлестанные длинными плетьми, не удержались и покатились по земле, корчась от боли. Тем временем демон, подхвативший принцессу, был уже далеко. Страшные воины умчались вслед за ним. Флорис и Адриан поднялись; их лица были покрыты грязью и кровью. И все-таки друзьям удалось вырвать из седла одного солдата Голубого Дракона. Адриан метнулся к нему, схватил за горло и чуть не задушил: горе удвоило его силы.

— Куда… куда увезли принцессу? — прорычал он.

Солдат сдавленно хрипел.

Подскочили Федор и Ли Кан.

— Оставь его, Счастье Дня. Прежде, чем мы вырвем ему сердце, он должен все рассказать.

Федор закивал в знак согласия со словами своего старого товарища. Флорис обнял брата за плечи и повел его к миссии.

— Ли Кан прав, Адриан. Надо успокоиться и подумать. Мы найдем способ освободить Ясмину.

Роли переменились.

Адриан с трудом держался на ногах, Флорис поддерживал его, словно маленького ребенка. Неожиданно Адриан остановился, обернулся и погрозил кулаком в сторону охряного облака, клубившегося за похитителями его возлюбленной.

— Я отомщу тебе, подлый Голубой Дракон.

На Запретный город опустилась ночь. Легкий бриз морщил поверхность озера «с золотыми водами». Близился тот божественный час, когда цветы, посаженные по краям выложенных ракушками водоемов, склоняли свои отяжелевшие от дневного солнца головки и источали дурманящий аромат. Птицы в вольерах хлопали крыльями, устраиваясь на ночлег на своих насестах.

Голубой Дракон сидел в бамбуковой беседке, украшенной мелкой стеклянной мозаикой. Беседка стояла в центре лабиринта, имеющегося в каждом китайском саду. Загадочный генерал был погружен в размышления. На причудливом мостике, перекинутом через ручей, мелькнула тень и заскользила в сторону одиноко сидящего воина.

— Твои желания исполнены, великий и совершенный господин.

Голубой Дракон вздрогнул и уронил руку, подпиравшую подбородок, на колени. Рука генерала была узкой и удивительно красивой формы.

— Все прошло удачно?

— Женщина у нас, но один из наших попал в грязные руки западных варваров, сопровождавших ее.

Глаза Голубого Дракона грозно сверкнули; в них зажегся недовольный огонек.

— Необходимо вернуться и освободить его.

— Но великим и совершенный господин, они все остановились у белых священников в…

Камышовая тросточка, которую сжимал в руке Голубой Дракон, со свистом рассекла воздух.

— Разве я воспитывал из вас болтливых и трусливых индюков? Мне плевать на этих проклятых иезуитов, которые повсюду суют свой грязный нос. Конечно, они отправятся жаловаться императору, а тот, как известно, проявляет к ним непростительную слабость…

Сам того не подозревая, Голубой Дракон отзывался об иезуитах так же, как отец дю Бокаж о доминиканцах.

— Доставить сюда этого ротозея и дать ему двадцать ударов плетью по пяткам, чтобы в следующий раз не дал сбросить себя с коня.

Слуга склонился до самой земли.

— Кто эта женщина? — продолжал расспрашивать Голубой Дракон.

— Варварская принцесса с мусульманского Запада.

— А! Какая-нибудь турчанка… прекрасно, слушай мои приказания. Когда она приведет себя в порядок, доставь ее сюда. И прикажи подать ужин. А потом пусть никто не смеет меня беспокоить. Ясно?

— Твои приказания будут исполнены самым наиточнейшим образом, великий генерал, исполненный тысячелетней мудрости, — отвечал слуга и, пятясь задом и беспрестанно кланяясь, удалился.

Голубой Дракон вздохнул и растянулся на кушетке; он предавался мечтам о восхитительной красавице, столь внезапно раздувшей в его сердце настоящий пожар. Всегда холодный и недоступный, он был уверен, что сердце его давно превратилось в камень и уже никогда не станет биться из-за какой-то женщины. Его гарем был наполнен самыми прекрасными наложницами из всех провинций, которых император посылал ему в залог своего дружеского расположения, однако сейчас он совершенно забыл о них. Стоило ему только подумать о неведомой красавице, как по телу его пробегала томительная дрожь. Он не успел толком рассмотреть эту женщину, но одно то, что она была свободна и недоступна, делало ее особенно желанной. В нем с новой силой проснулся западный варвар, его привычки и пристрастия, которые, как он считал, давно умерли в его душе. Его охватил извечный инстинкт охотника. Молчаливые слуги зажгли круглые бумажные фонарики и ароматические палочки, сервировали роскошный ужин и, словно призраки, растаяли в темноте.

Голубой Дракон забыл о времени. Внезапно он вздрогнул; внутреннее чутье подсказывало ему, что рядом появился кто-то чужой.

— Тсс… тс… господин Голубой Дракон, прошу вас, оставайтесь там, где сидите, не двигайтесь и не поднимайте шума, — произнес таинственный незнакомец, чудом проникший в сад. Усевшись напротив генерала, он направил на него два пистолета. Розовые пятнышки света, отбрасываемые бумажными фонариками, плясали по лицу неизвестного. Голубой Дракон прищурился, пытаясь разглядеть черты лица дерзкого возмутителя спокойствия, но тот упорно уклонялся от света. Благодаря удачно выбранной позиции, нападающий, оставаясь в тени, мог сколько угодно изучать лицо Голубого Дракона, сидевшего под самым фонарем.

— Кто ты, безумец? Разве ты не знаешь, что осмелился поднять руку на генерала, которому покровительствует сам Сын Неба? К тому же ты без разрешения проник в Запретный город. За такое святотатство ты погибнешь в страшных муках.

В ответ раздался саркастический смех.

— В ожидании страшных пыток, от которых у меня заранее леденеет кровь, я попрошу вас, генерал, сидеть смирно и не пытаться звать на помощь, иначе мне придется исполнить свою печальную обязанность и послать вам пулю в лоб.

— Шум выстрела разбудит гарнизон, и тебя схватят.

— Возможно, но вы умрете раньше. Так что, господин Голубой Дракон, полагаю, что для нас обоих будет лучше, если мы попытаемся договориться как цивилизованные люди.

По холодному насмешливому тону говорившего Голубой Дракон понял, что противник его не шутит и в случае необходимости без колебаний выстрелит.

Генерал принялся лихорадочно размышлять. Если он имеет дело с безумцем, то слуги, которые скоро должны были привести сюда юную мусульманку, сумеют схватить его и обезоружить. С другой стороны, ничто ни в костюме, ни в речах его противника не указывало на безумие; хотя он свободно говорил по-китайски, его выговор подсказал Голубому Дракону, что он имеет дело с европейцем. Впрочем, разве слуга не доложил ему, что в паланкине, где ехала восточная красавица, сидели варвары? Ослепленный красотой юной принцессы Голубой Дракон тогда их просто не заметил.