В подтверждение своих слов Ли Кан, оттолкнувшись сильными ногами от земли, одним прыжком вскочил в седло. Удовлетворенный, Адриан поднялся, по-прежнему продолжая делать вид, что корчится от боли, чтобы нескромный взор не смог разоблачить его обман, и обратился к брату:

— А теперь, Флорис, ты пойдешь вместе со мной и Федором.

— Но куда мы идем? И вообще, что значат все эти тайны, в которые никто не нашел нужным меня посвятить? Я всегда следовал за тобой, Адриан, но сейчас ты перегнул палку.

Старший брат протянул руку младшему и, прихрамывая, с его помощью сделал несколько шагов.

— Ты перепутал роли, братик, ведь это я всегда следую за тобой.

Покраснев, Флорис запротестовал:

— К тому же у меня назначено важное свидание, которое может иметь большое значение для царевны и…

— Выслушай меня хорошенько, Флорис, — властно оборвал его Адриан, смягчив улыбкой резкость приказа, — ты не пойдешь на свое «важное свидание». Я специально упал с коня, чтобы остановить тебя и не дать завлечь в ловушку; сейчас ты пойдешь с нами. Это гораздо важнее, и не только для тебя, но, возможно, и для царевны. Не так ли, Федор?

— Да, ваша милость, — торжественно ответил украинец, впервые употребив официальное обращение по отношению к Адриану, как бы желая показать младшему брату, что сейчас ему следует подчиниться. Затем, обернувшись к Флорису, казак добавил:

— Идем, барин, миленький, настал час, когда ты должен узнать волю Петрушки.

Флорис внимательно посмотрел на испещренное шрамами лицо казака и увидел, что его единственный глаз выражает неведомое доселе волнение. Обеспокоенный молодой человек умолк, сел на коня и последовал за Федором и братом по направлению к дубинским оранжереям, где произрастали апельсины, лимоны и даже такие редкие растения, которые можно найти только на побережье полуострова Апшерон, возле города Баку…

— Эти цветы царь привез как раз к твоему рождению, барчук, — пробормотал в усы Федор, указывая рукой на видневшиеся сквозь стекла растения.

Трое всадников спешились и привязали коней к фруктовому дереву, обвязанному холстом и соломой. Федор и Адриан были необычайно взволнованы, и то и дело оборачивались; но похоже, их отсутствия на охоте никто не заметил. Обуреваемый любопытством Флорис последовал за товарищами. Они вошли в самую большую оранжерею, где благодаря многочисленным умело поставленным печкам стояла жара, словно в парильне. Среди ящиков с померанцевыми деревцами высилась статуя Дианы-охотницы, стреляющей из лука. Адриан был бледен, как смерть. Федор обошел оранжерею, чтобы убедиться, что там никого нет. Внезапно дверь распахнулась, и на пороге в сопровождении двух мужиков появился лесничий.

— Что угодно вашим милостям? — любезно спросил он; однако в голосе его слышалась угроза.

Адриан тут же скорчился от боли, с трудом опустился на скамью и сказал по-французски:

— Не переведешь ли ты этим достойным людям, Федор, что я неудачно упал с лошади и, прежде чем вновь присоединиться к охоте, решил немного отдохнуть в оранжерее, если, конечно, это не запрещено.

Лесничий, наверняка бывший одним из прислужников мадемуазель Менгден, подозрительно оглядел странную троицу, обошел оранжерею и, видимо, остался доволен своим осмотром; скорей всего, он решил, что, сидя здесь, чужеземцы вряд ли смогут навредить фаворитке, а раз так, то пусть себе любуются бесценными растениями. Однако лесничий был осторожен; отвесив поклон Адриану и Флорису, он обернулся к Федору:

— Передай их милостям, что я пошлю мужиков в барский дом принести поесть и выпить, а сам останусь вместе с ними на случай, если им что-нибудь понадобится.

Федор повернулся к своим хозяевам и бесстрастно перевел речь соглядатая, которую они и так прекрасно поняли. Дверь за мужиками закрылась. Несколько минут в оранжерее царила тишина. Сидящий на скамейке Адриан становился все бледнее. Федор бодро насвистывал украинский марш, постепенно приближаясь к статуе Дианы, а лесник бесцельно бродил вокруг ящиков с померанцевыми деревцами. Флорис молча ожидал, что же будет дальше. Внезапно он поймал взгляд брата, и сразу же понял, чего от него ждут; Адриан не мог встать со скамейки, не вызвав подозрений, поэтому лесника должен был взять на себя Флорис. Он встал, подошел к соглядатаю и с невинной улыбкой обратился к нему по-французски:

— О, какие фрукты, какие растении, какие деревья!

Нечего не поняв, соглядатай тем не менее вежливо поклонился:

— Да-да, барин.

Больше он ничего не успел сказать. Своим железным кулаком Флорис стремительно нанес несчастному удар в челюсть; не успев сообразить, что же с ним произошло, несчастный надолго отправился в страну снов. Адриан мгновенно вскочил и, несмотря на трагизм положения, не удержался и весело рассмеялся:

— Браво! Ну и фантазия! О, что за деревья, что за фрукты!

Флорис дружески, но не без ехидства, подмигнул старшему брату:

— Мне ведь было приказано беспрекословно повиноваться тебе и действовать, не раздумывая. И что теперь, брат?

— Теперь дело за Федором.

Несмотря на высокий рост украинец встал на цыпочки, уперевшись в землю носами своих красных сапог, схватил лук Дианы-охотницы и без видимых усилий повернул его на юг. Цоколь статуи с легким скрежетом начал медленно отодвигаться, открыв взорам отверстие, в глубине которого темнела лестница. Предусмотрительный Федор откуда-то достал факел и, подойдя к одной из печей, зажег его. Флорис и Адриан схватили лежащего без сознания шпиона и следом за казаком устремились по лестнице, внизу которой находился рычаг. Федор повернул его, и статуя, находившаяся над ними, встала на свое прежнее место. В этот момент нагруженные провизией мужики вернулись в оранжерею:

— Ох, батюшки! Клянусь святым Георгием, да здесь уж и нет никого, — воскликнул один из них.

— А лошади так и стоят снаружи.

— А ведь мы, когда шли, не видели, чтобы кто-нибудь выходил.

От страха у мужиков застучали зубы, и, причитая, они выронили все, что принесли с собой.

— Бр-р-р, видать, нечистый попутал.

— Ох, никак, сам зеленобородый водяной их утащил.

— Идем-ка позовем товарищей.

И они бросились бежать, словно за ними гнался сам Сатана.

Федор выступил в узкий проход, к счастью, достаточно высокий, чтобы можно было передвигаться в полный рост. Стены его были выложены из камня; нигде не было видно следов сырости. Оба молодых человека в подавленном настроении, хотя причины для этого у них и были разные, следовали за украинцем. Через несколько минут они пришли в большой погреб, где стояла дюжина резных деревянных сундуков с двуглавыми орлами на крышках.

— Это здесь, Федор? — спросил Адриан хриплым от волнения голосом.

— Да, барин, мы пришли.

Братья опустили все еще пребывавшего в бессознательном состоянии соглядатая на пол. Затем Адриан подошел к Федору, и тот протянул ему факел. Молодой человек опустился на колени перед одним из сундуков и откинул крышку. У сундуков не было замков, одни лишь засовы: владелец их, судя по всему знатный вельможа, не счел нужным их запереть. Адриан погрузил руки в сундук и извлек из него пригоршню золотых дукатов[15], заструившихся у него меж пальцев.

— Вы были правы, матушка, — прошептал он, — это настоящее сокровище.

Затем он повернулся к брату, молча наблюдавшему за его действиями:

— Флорис вот твое наследство.

Флорис покачал чернокудрой головой.

— Ты хочешь сказать, Адриан, что все это золото принадлежит нам? У нашей матушки осталось в России такое огромное состояние?

— Нет, брат, эти сундуки принадлежат только тебе, — тихо ответил Адриан; зная вспыльчивый характер брата, он хотел постепенно разъяснить тайну его рождения. — Слушай меня внимательно, Флорис. Пока мы ждем Ли Кана, у нас есть время…

Флорис опустился на колени и стал перебирать сверкавшие в свете факела монеты.