— Ах, хвала Господу, господин граф, вот первая хорошая новость за последнее время, — радостно воскликнул Грегуар, молитвенно сжимая руки. — Не боясь показаться несведущим, я позволю себе спросить, как далеко мы находимся от Парижа, потому что, честно говоря, я уже давно перестал понимать, где мы находимся…

— Эх, старина, нам предстоит пройти около двенадцати тысяч верст, — ответил Федор.

— А сколько это будет лье? — внезапно заволновался Грегуар.

— М-м! Около трех тысяч.

— О-ля-ля! Святая Дева! — у бедняги больше не было слов, настолько он был подавлен расстоянием, которое им предстояло преодолеть.

— А какой дорогой мы пойдем, барин? — спросил Федор. Он привык во всем доверять Адриану.

— Именно это нам и предстоит решить всем вместе.

— Давайте спрячемся здесь на несколько недель, потом пересечем Сибирь в обратном направлении, двигаясь через страну киргизов, пройдем по берегу Каспия, оставим позади Черкесию и на побережье Азовского моря сядем на корабль: это самый надежный путь, — предложил украинец.

Скрестив руки и устремив взор вдаль, Флорис, бузучастно прислушивавшийся к их разговорам, вскинул голову и холодно произнес:

— Друзья мои, вы можете идти, куда вам будет угодно. Что же касается меня, то я никогда больше не вернусь в Россию.

Адриан смотрел на брата. Рана Флориса еще была слишком свежа.

— Счастье Дня, — улыбнулся Ли Кан, помахивая черной кисточкой, являвшей собой отрастающую косичку, — давай пойдем по дороге, одна лишь мысль о которой веселит сердце праведника и окутывает его нежным, словно у пальмовых цветов, ароматом.

— Ты хорошо сказал, друг мой, ибо я сам иду именно туда, — воскликнул до сих пор молчавший Золотий; казалось, он прекрасно понял Ли Кана.

Адриан вопросительно посмотрел на него.

— Тогда, — продолжал Золотий, — нам надо будет подняться по долине Селенги, пересечь Монгольское плато и…

— Пройти через Чонг-Куо, Срединную империю, Центр Мира[28]! — в экстазе перебил его Ли Кан.

— Вы оба просто с ума сошли, — воскликнул Адриан. — Монголы никогда не пропустят иностранцев через свои земли, а китайцы отрубят нам голову или посадят на кол.

— Ах! А-а-а, — застонал Грегуар, теряя сознание. Чтобы привести его в чувство, Жорж-Альбер брызнул ему в лицо водой из озера.

— О, Счастье Дня, монголы и китайцы миролюбивы и очень хорошо воспитаны, а я, Ли Кан Юн, буду защищать вас своим крылом дракона.

Флорис улыбнулся:

— Черт побери, ты прав, Ли Кан. Я согласен с тобой, мне давно хотелось увидеть твою страну.

Федор и Адриан колебались, не без основания сомневаясь в «оборонительной силе» Ли Кана.

— Послушайте, — рассудительно начал Адриан, — давайте подумаем вместе, может быть, есть еще дорога, о которой мы просто забыли.

— К черту сомнения, со мной вы ничем не рискуете! — воскликнул Золотий.

— Но, Бог мой, кто же ты? Конечно, ты не поп и не русский, — произнес Адриан.

— Разумеется, нет, друзья мои, я иезуит, отец дю Бокаж.

— Но… вы… богохульствуете… преподобный отец, — пролепетал Адриан.

— Да, сын мой, однако ни дьявол, ни Господь Бог сейчас нам не помощники.

— Зачем вы идете в Китай, отец мой? — спросил Флорис.

— О-о! Насаждать в Китае христианство, делать из китайцев правоверных христиан и повидать моих добрых друзей иезуитов, являющихся советниками императора.

— Скажите мне, почему вы решили идти через Россию? — все еще недоверчиво спросил Адриан.

— Эта дорога ничуть не лучше и не хуже других, а… я не люблю путешествовать по морю.

— Значит, вы уже раз шли вместе с партией каторжников?

— Да, сын мой, когда я направляюсь в Китай, мне вечно не везет, у меня все время случаются какие-то мелкие неприятности по дороге: но оставим это и поблагодарим небо за его благорасположение, и вперед…

Подобрав рясу, отец дю Бокаж упругой походкой ступил в долину. За ним последовал Ли Кан, восхищенный тем, какой оборот приняли события. Братья рассмеялись, видя растерянные лица Грегуара и Федора, которые за время их совместного пути успели не раз поругаться с «попом» Золотием.

— Итак, жребий брошен. В путь, друзья мои, — объявил Адриан.

— О! Господин шевалье, все, что вы тут говорили, для меня совершенно ничего не означает, — пробормотал Грегуар, нарочито медленно поднимаясь с земли.

Флорис обнял его, подхватил под мышки и со смехом закружил:

— Эй! Эй! Остановитесь, что вы за ребенок! — кричал старый слуга.

— Идем же, трусишка, с нами ничего не случится, два «Сына Неба» защищают нас.

Флорис прищурил глаза, опаленные соленым ветром. Он повернулся к своим товарищам. Адриан вместе со всеми стоически переносил отсутствие воды. Солнце стояло высоко в небе, окутывая горизонт легкой золотистой дымкой. Вокруг них во всей своей бескрайней песчаной желтизне простиралась пустыня Гоби, соленая и наполненная куджиром.

— Если мы здесь умрем, дорогие дети мои, — с улыбкой произнес отец дю Бокаж, который с того дня, когда перестал существовать поп Золотий, старался проявлять как можно больше своих талантов, — то куджир, в сущности представляющий собой селитру, сохранит наши тела в целости до самого Страшного суда… да… Египтяне пользовались им для бальзамирования мумий.

— О-ля-ля! Господин аббат, значит, в поисках его они добрались и до этих краев? — хрипло воскликнул Грегуар; горло его совершенно пересохло.

— Нет, сын мой, им хватило его в собственных пустынях.

— О-ля-ля, господин аббат, я предпочел бы исповедаться уже сейчас, — простенал бедный интендант.

— Наверное, разумнее было бы сначала найти какой-нибудь источник, — примиряюще сказал Адриан.

— Если на то будет воля Господа, мы найдем его, — ответил отец-иезуит.

Жорж-Альбер испустил пронзительный крик и указал на видневшуюся вдалеке тень, напоминавшую тень от зарослей кустарника. Маленький зверек не любил воду, однако ему совершенно не хотелось превращаться в мумию.

— Вперед, мужайтесь, друзья мои, я уверен, что Жорж-Альбер что-то нашел, — промолвил Флорис, хлопнув по боку своего длинношерстного, словно медвежонок, пони.

В последней слободе на реке Бура они сумели выменять этих выносливых маленьких монгольских лошадок и немного провизии на золотой браслет, единственное их богатство. Флорис с грустью расстался с этой безделушкой; он оставил себе портрет Батистины, повесив его на шею вместе с талисманом.

Всадники заставляли своих скакунов бежать так резво, как только тем позволяли их короткие ноги. Ноги Флориса почти касались земли. Ему казалось, что он едет не на лошади, а на огромной крысе.

Все облегченно вздохнули: Жорж-Альбер не ошибся. В маленькой лощине, заросшей кустами и маленькими деревцами, чудесным образом струился ручеек. Он с шумом и брызгами разбивался о каменистую почву и вскоре вновь терялся в песке. Флорис и Адриан помогли спешиться Грегуару, затем всем остальным и, отпустив коней, тотчас же принявшихся шумно пить воду и жевать ветки кустарника, легли на землю рядом с остальными и стали пить.

Флорис со смехом швырнул в воду Жоржа-Альбера.

— Эй, старина, это будет получше, чем вино короля!

Жорж-Альбер скорчил задумчивую гримасу и обрызгал своего хозяина. Флорис скинул мундир и рубашку, чтобы как следует умыться и одновременно поиграть с Жоржем-Альбером. Ему доставляло удовольствие засовывать под воду голову зверька, а потом смотреть, как тот старается окунуть его самого. Жорж-Альбер раздувался от гордости и изо всех сил нагибал голову молодого человека. Внезапно Флорис почувствовал, как обезьянка прыгнула к нему на спину и потянула его за волосы. Он решил, что она придумала новую игру. Однако Жорж-Альбер когтями вцепился ему в шею и цапнул за ухо. Флорис еще глубже погрузил голову под воду и шумно зафыркал. Зверек отцепился от него. Еще несколько минут голова Флориса оставалась под водой; юноша наслаждался лаской благотворных струй. Наконец у него кончился воздух, и он вновь выпрямился во весь рост. И тут он понял, почему Жорж-Альбер пытался оттащить его от воды. Его товарищи также с изумлением взирали на край лощины, возвышавшейся у них над головами.