Они ехали уже несколько дней и ночей, останавливаясь только затем, чтобы покормить животных и перековать захромавших коней. Каждое утро расстояние, отделявшее их от партии каторжников и возможных преследователей, становилось все больше. Они приняли необходимые меры предосторожности, чтобы запутать следы. Женщины и дети безропотно согласились с вынужденной быстротой передвижения; они были выносливы и великодушны, как и все калос, среди которых естественный отбор начинается с самого рождения.
У своих новых друзей Флорис и Адриан учились прятаться от разношерстного населения, оседлого или же, как и они, кочевавшего по сибирским просторам.
— Посмотри, сын Флорика, вон там буряты с глазами-щелочками, — говорил Тамара, делая знак своим товарищам спрятаться в густых зарослях дикой сливы или гигантского бурьяна.
— А вон те люди обычно бывают очень злыми, это татары-кочевники, лучше с ними не сталкиваться.
На следующий день им повстречались милейшие самоеды, с которыми можно было выгодно меняться, затем туки-мусульмане, направлявшиеся торговать в небольшие новые поселения, где в свежесрубленных избах жили русские. Следуя за Издором и Зингарой, Флорис и Адриан научились ловко проскальзывать в конюшни, уводить лошадей и потом перекрашивать их.
— Господин герцог… о, нет, господин герцог… — жалобно вздыхал Грегуар, не одобрявший подобных занятий. Сидя в тряской телеге, он сокрушался при каждом новом повороте: — Ох, господин граф, когда же все это кончится!
— Послушайте, батюшка, — возмутился однажды Золотий, — вы говорите то господин граф, то господин шевалье, то господин герцог, неужели это ваша память шутит с вами такие шутки?
Грегуар с достоинством выпрямился и, оттолкнув растущую и занимавшую все больше места хрюшку, гордо ответил:
— Знайте же, мой бедный друг, что мои господа имеют право на все эти титулы, я даже имею право употреблять титул монсеньор. Мне остается только выбирать на свое усмотрение, и не болтуну-попу, вроде вас, учить меня хорошим манерам!
Золотий расхохотался, поглаживая длинную бороду:
— Грех гордыни, сын мой… грех гордыни!
— О! Значит, вы говорили по-французски, раз я вас понял, — изумленно произнес Грегуар, сообразив, что «поп» задал вопрос на его родном языке. Жорж-Альбер поднял голову и многозначительно подмигнул Грегуару. Отныне оба решили не выпускать Золотия из виду: этот поп был большим пройдохой и, похоже, знал гораздо больше, чем казалось на первый взгляд.
— Теперь мы в Азии, барчук, — заявил Федор, когда они миновали Екатеринбург.
Флорис не ощутил никакого волнения. Прошлое было позади, однако оно неотступно преследовало его.
«Совершенно очевидно, — размышлял Адриан, — Флорис чувствует здесь себя гораздо лучше, чем при императорском дворе, но черт побери, что за демон вечно искушает его и толкает от одной пропасти к другой… сумеет ли он забыть события минувшего года?»
Беглецы шли по течению реки. Тобол, держа путь в Тобольск. Начался дождь. Колеса вязли в грязи. Флорис и Адриан спешились и принялись помогать вытаскивать телеги из грязи. Лошади быстро уставали топтаться на скользкой земле, постоянно уходившей у них из-под ног. Федор словом и делом подбадривал их:
— Налево… направо… спокойней, мои голубчики… а ну, пошли, орлы, — кричал он по-украински, хлопая кнутом над мокрыми спинами животных.
Вода в реке поднялась, но пока никому не угрожала: течение было быстро, а берега высоки.
— Хочешь, я тебе помогу, Зингара? — крикнул Флорис, поворачивая назад, чтобы проследить за тремя другими повозками. Прекрасная цыганка улыбнулась, откинув волосы, выбившиеся из-под потрепанной треуголки, несомненно, стащенной ею во время бесконечных странствий. Ли Кан Юн был завернут в потрепанное покрывало, мокрое и тяжелое от пропитавшей его воды.
— Майский Цветок, горячее дыхание единорога сейчас никому бы не повредило, — крикнул он, указывая на покинутую избушку, построенную скорее всего по весне охотниками.
— Брат, — сказал Флорис, — может быть, мы могли бы остановиться и развести огонь.
С неба обрушился настоящий водопад. Люди и животные промокли насквозь и умирали от усталости. Адриан понимающе кивнул и поскакал в начало каравана, где находились Тамара и Издор. Копыта его коня звонко шлепали по струящейся по земле воде, забрызгивая все вокруг грязью. Люди уже перестали понимать, откуда льется вода.
— Это не слишком осторожно, но ты прав, гайо, — согласился вожак, — табору надо немного отдохнуть.
Все цыгане набились в хижину. Ли Кан с поистине дьявольской ловкостью сумел развести костер из отсыревших дров, чем заслужил восхищение цыганок.
— О, — скромно потупился китаец, — костер будет гореть еще лучше, если в него кинуть «кости дракона», которые добрый бог Шен-Нон иногда посылает таким беднякам, как мы; этот бог будет охранять нас сегодня ночью.
Никто его больше не слушал. Все расселись и принялись сушить одежду.
Флорис вытянулся подле Адриана и мгновенно уснул. Среди ночи он проснулся и понял, что голоден.
Сначала он хотел разбудить брата, как делал это в детстве, но тут ему показалось, что позади хижины послышался шум. Вокруг него все спали, утомленные тяжелой дорогой. В очаге вспыхивал слабый огонек. Флорис взял кинжал, схватил Жоржа-Альбера и крадучись выбрался из хижины. Дождь прекратился. Несколько крупных тяжелых капель упало ему на лицо: это была вода, стекавшая с голых ветвей ясеня. Он недоверчиво обошел хижину и заметил следы, ведущие к реке.
— Что ты на это скажешь, Жорж-Альбер? — Маленькая обезьянка терла глаза и подозрительно озиралась. Затем зверек сделал Флорису знак, означавший, что лучше бы вернуться в хижину и предупредить Адриана. Но тут взошла луна, и Флорис забыл о советах друга. Он полной грудью вдыхал влажный воздух. От земли поднимался густой теплый пар. Надвигалась страшная сибирская зима, однако сегодня природа явно решила отдохнуть. Если бы на деревьях были листья, Флорис подумал бы, что вернулась весна. До него донесся шум, и он прижался к дереву.
«Опять наживем себе неприятностей», — произнес про себя Жорж-Альбер, пряча голову на груди хозяина. Флорис взглянул на берег, затем, крепко сжав рукоять кинжала, бросился в кусты, скрывавшие большую часть берега в том месте, откуда, как ему казалось, и доносился шум.
— Ни с места, или я убью тебя.
Удивленный Флорис остановился. По колено в воде стояла совершенно обнаженная Зингара. Откинув волосы, она угрожающе направляла на него пистолет. Флорис рассмеялся:
— Ты всегда купаешься в столь поздний час, да еще вооруженная до зубов?
— Я слышала твои шаги, и испугалась, думая, что это солдат или какой-нибудь зверь, но все-таки ты лучше не подходи.
Не слушая ее, Флорис, восхищенный ее красотой, шагнул вперед. Зингара рванулась к своим лохмотьям, развешанным на ветвях кустарника.
— Эй, стой! Даже и не думай, — воскликнул Флорис, также раздеваясь.
— Уходи, или я буду стрелять.
— Невозможно, — сказал Флорис; он уже был гол, как червь. — Порох давно отсырел, так что бросай свое оружие.
Жорж-Альбер вздохнул и вскарабкался на дерево, чтобы провести там остаток ночи.
Вода была холодна. Флорис вздрогнул и направился к цыганке. Отбросив пистолет, она прикрыла руками грудь, а потом бросилась бежать туда, где было глубже. Огорченный, Флорис прошептал:
— Зингара, красотка, дикарка, не бойся меня.
Он поплыл к ней. Зингара любовалась, как его широкие плечи рассекают воду. Она хотела отбежать еще дальше от берега, но тут дно ушло у нее из-под ног. Флорис был уже рядом и подхватил ее. Почувствовав прикосновение ее нежной молодой кожи, он завладел губами девушки. Она попыталась вырваться, вертела головой, царапала его ногтями. Одной рукой Флорис сжал ее запястья, другой прижал ноги. Запрокинув голову цыганки, он вновь принялся целовать ее. Губы его умело ласкали губы Зингары. Острое желание охватило Флориса. Внезапно девушка перестала отбиваться и обвила руками его шею. Она прижалась к нему, ее бедра затрепетали под опытными ласками Флориса. Раздвинув ноги, она блаженно застонала. Флорис овладел ею, словно хищник овладевает своей добычей, а потом взял на руки и понес к берегу. Зингара подняла глаза, и он увидел, как из них катятся слезы.
