— Что и случилось, хотя и с некоторым опозданием, Адриан де Вильнев, так что вы были правы, предоставив нам самим обо всем догадаться, — взяв себя в руки, промолвила Елизавета. — Однако теперь объясните мне, ибо в моей памяти ничего не сохранилось, кроме нескольких смутных воспоминаний детства. Я до сих пор слышу голос моей матушки, возмущенно укорявшей отца за его любовницу графиню де Вильнев…

Адриану не хватало воздуха, он подошел к окну и распахнул его. Чтобы сделать это, ему надо было встать рядом с братом. Адриан вздохнул: сейчас ему придется причинить брату боль; он начал:

— Царь Петр Великий, прибывший с официальным визитом в Париж, встретил там графиню де Вильнев-Карамей, нашу мать. Я сын графа Амедея де Вильнев-Карамей, ее мужа, которого она считала умершим. Между императором и нашей матушкой вспыхнула любовь, и она последовала за ним в Россию, где в Баку родился их сын Флорис. Императрица Екатерина, ваша мать, мадам, ненавидела графиню де Вильнев, не понимая, что она не хотела ничего, коме любви царя. После смерти Петра Великого мы бежали, преследуемые императрицей, но нам удалось добраться до Франции. Вот, в нескольких словах, история наших двух семей.

Елизавета внимательно слушала рассказ Адриана. Она с полуслова поняла манеру, в которой он выстроил свой рассказ, дабы не оскорбить ее дочерних чувств и не упоминать многочисленных преступлений и предательств императрицы Екатерины.

— Французскому королю, несомненно, была известна ваша история, раз у него возникла мысль послать вас ко мне на помощь, — мечтательно произнесла Елизавета.

— Да, разумеется, мадам, — согласился Адриан. — Перед смертью наша мать написала письмо его величеству. Я никогда не читал его, но, судя по словам короля, она ему во всем призналась.

Елизавета задумалась, а потом сказала:

— Может быть, король надеялся совершить переворот в пользу Флориса, что, впрочем, чуть не произошло.

Флорис мгновенно выпрямился — в доказательство того, что он все слышал.

— Нет, мадам, нет! Я бастард… простой бастард… Понимаете ли вы, что это означает? Ребенок, не признанный своим отцом, пусть даже тот и был царем. Любой бедный дворянин, ремесленник или даже крестьянин может ходить с гордо поднятой головой, у него есть имя, имя его отца. Нет… мадам, успокойтесь, король чтит законность и королевскую или императорскую кровь… но не кровь бастардов, получивших свое имя путем чудовищной лжи со стороны их матери. Вильнев-Карамей больше нет, я просто Флорис… Флорис, без имени.

— И Петербургский рыцарь, благодаря твоим заслугам, — ласково улыбнулась Елизавета.

Флорис вздрогнул, почувствовав завуалированный упрек, но он был в отчаянии, ему было слишком больно и горько. В эту минуту кипучая кровь Романовых столкнулась с его французскими истоками. Слишком много противоречивых чувств одолевало его.

— Нет, — продолжал он, — вы дали это имя тому, кто более не существует, тому, кто умер сегодня ночью. Теперь мое присутствие должно тяготить вас. Идем, Адриан, мы навсегда покинем Россию, если, конечно, ты тоже не захочешь бросить меня и остаться здесь навсегда. Я же отправлюсь во Францию, заберу сестру — с ней мы прекрасно понимаем друг друга, и мы скроемся где-нибудь в укромном уголке. Она такой же незаконный ребенок, как и я. Незаконные дети всегда хорошо понимают друг друга.

Елизавета вопросительно посмотрела на Адриана.

— Значит, царь и ваша матушка имели еще и Дочь, родившуюся после Флориса?

Адриан вздохнул. Он предпочел бы не углубляться в противоречивую историю их семьи, видя, как страдает и мучается Флорис. Бледный и встревоженный, он наблюдал за братом. «Отступать некуда, — подумал он, — нарыв вскрыт, завершим лечение и вырежем его окончательно».

— Нет, Флорис, — громко заявил он, — Батистина не твоя сестра, она моя сестра, у вас с ней нет ни капли общей крови.

— Но… — пролепетал ошеломленный Флорис, — но ведь ты, Адриан, ты же мой брат.

— Да… да, милый брат, успокойся и выслушай меня внимательно.

Совет был лишним, Флорис жадно ловил каждое его слово.

— Я сын графа и графини де Вильнев, — продолжал Адриан, — ты сын царя и графини де Вильнев, значит, мы с тобой сводные братья: у нас одна мать. Батистина — дочь графа де Вильнев и… одной молодой женщины… чьего имени я не знаю.

— О, нет! Кто была ее мать, отвечай, Адриан, я имею право знать все, — сурово произнес Флорис; он окончательно овладел своими чувствами.

— Это… сестра Картуша.

— Картуша… разбойника!

— Да… но, Флорис, все это в прошлом. Батистина — моя сводная сестра, у нас один отец, но у тебя, как видишь, нет с ней никаких родственных уз, кроме той привязанности, что возникла, пока вы вместе воспитывались.

— Да, но почему наша мать признала ее своей дочерью?

— После возвращения из России наша матушка вновь встретила отца, как оказалось, жившего в Марселе. Он собирался покинуть Францию, потому что полиция вышла на его след, так как в свое время он под вымышленным именем входил в шайку Картуша. Видишь, Флорис, мне тоже пришлось много выстрадать, узнав столь постыдную тайну из жизни моего отца…

Флорис с жаром схватил руку Адриана.

— Продолжай, прошу тебя…

— Граф де Вильнев заставил нашу мать поклясться, что она будет заботиться о Батистине, как о собственной дочери, в обмен на подложное завещание, где он признает нас троих своими детьми. Мать согласилась на этот обман, чтобы у тебя были имя и титул… Вот, теперь ты знаешь все.

Флорис шатался как пьяный.

«Я вижу кошмарный сон, — думал он, — это невозможно, сейчас я проснусь в объятиях Елизаветы…»

Царица с состраданием смотрела на него. Он гордо вскинул голову, не желая ничьей жалости, тем более жалости женщины, к которой питал столь преступные чувства. Взор его обратился к Адриану. Флорис жаждал причинить кому-нибудь боль. Он зло усмехнулся:

— Что же, теперь мне придется привыкать по-новому смотреть на наше семейство. Значит, наша мать была женщиной легкого поведения, твой отец, Адриан, был бандитом, моя «сестра» Батистина — дочь шлюхи, впрочем, она мне и не сестра, а из почтенных родственников у меня есть только вы, мадам… самая прекрасная и самая великая императрица во всем мире… мне очень жаль, но я не хочу видеть в вас сестру. Надеюсь, теперь вы удовлетворены, мадам. Пропасть между нами слишком глубока, вы так высоко, а я так низко… очень низко… бастард… вот так, — и Флорис горько рассмеялся.

— Остановись, Флорис, — крикнул Адриан, — ты сам не знаешь, что говоришь. Перед нами царица. Простите его, мадам.

Елизавета махнула рукой.

— Ты же видишь, нам здесь больше нечего делать. Прощайте, ваше величество, — Флорис холодно и бесстрастно поклонился.

Адриан хотел последовать за братом.

— Постойте, господа, — жестом, исполненным величия, унаследованного ею от Романовых, она остановила их, — вы уйдете, когда мы вам дозволим.

Молодые люди остановились, словно пригвожденные к полу. Взволнованная женщина вновь уступила место императрице. Она обещала стать великой государыней.

— Есть одна вещь, которую хочу знать я, и которую вы мне до сих пор не объяснили. Откуда вы взяли золото, чтобы купить поддержавшие нас полки? От вашего короля? Сомневаюсь, это были золотые с профилем нашего царя… ну же… отвечайте.

Адриан кашлянул и бросил взор на Флориса, давая ему возможность ответить и тем самым помириться с государыней.

— Это не имеет никакого значения, мадам, — весьма нелюбезно ответил Флорис, глядя в пол.

— Имеет или нет — об этом мне судить. Приказываю вам отвечать, сударь, раз ваш брат отказывается это сделать, — произнесла Елизавета, переводя взор на Адриана.

— Это золото, ваше величество, было спрятано в подземелье в Дубино. Царь завещал его Флорису, чтобы тот, достигнув сознательного возраста, смог воспользоваться им по своему усмотрению.

— Шпаги с золотым эфесом и алмазами также из царского наследства?

— Да, мадам, — ответил Адриан, протягивая свой клинок.