– Ой, только не начинай снова! – Куртана закатила глаза. – Ты заставил меня перелететь Напасть. Авантюра та еще, но она давала мне хоть полшанса сохранить корабль.

– Посадишь «Репейницу» аккуратно и сохранишь.

– Боюсь, мне останется обглоданный скелет. Ни двигателей, ни оружия – груда металла и оболочка с газом. Такого финала «Репейница» не заслужила. Лучше сгореть! А превратиться в парализованную калеку… – Куртана раздраженно отвела взгляд, будто собирались предать ее лучшую подругу.

– Если исполним эту миссию, изменится все. – Рикассо оглядел присутствующих в надежде на поддержку. – Все. Не только Клинок, не только Рой, а облик целого мира. Кто знает, понадобятся ли нам корабли, после того как утихнут страсти? Вдруг у нас появятся другие приоритеты?

– Скажи кто-нибудь такое год назад, ты вышвырнул бы его за борт, – проговорила Куртана.

– И правильно сделал бы. Но тогда, а не сейчас. Клиношники город потеряли. Разве несколько кораблей с этим сравнишь?

– Черт побери, ты впрямь серьезно! – потрясенно воскликнула Мерока. – Да что вы с доктором Кильоном увидели, пока катались на шаре? Божественный лик?

– Ну, по сути, да, – ответил Рикассо.

– При нашей нынешней скорости как скоро мы попадем к границе? – спросил Кильон.

Рикассо задумчиво посмотрел на пресс-папье.

– Тальвар точно не знает, где граница. Его сообщения подробными не назовешь. Может, через час долетим, может, через два. Кораблям авангарда пора набирать высоту, они же потеряют подъемную силу сразу, как заглохнут двигатели. Ветер понесет их дальше, но высоту они будут терять постоянно. Им придется сбрасывать балласт и выпускать газ – нельзя же везти то и другое бесконечно! – а еще контролировать темп снижения. Поэтому сейчас нужно подняться достаточно высоко, чтобы, в принципе, дотянуть до Клинка.

– Затея нравится мне все больше и больше, – съязвила Куртана, но в ее лице Кильон видел крепнущую решимость: в глазах мелькали расчеты статической и динамической подъемной силы, которые она делала всю сознательную жизнь так же естественно, как дышала.

– А дальше? – спросил Кильон. – Сколько времени продлится перелет?

– Опять-таки точно ответить не могу. Думаю, в общей сложности не дольше пары часов. А в чем дело?

– С антизональными не успеваем. Непросто правильно рассчитать дозу, если условия не известны заранее. Даже если я угадаю с дозировкой, препарат останется у нас в организме к моменту, когда мы пересечем зону.

– Существуют корректирующие препараты, – напомнил Рикассо.

– Весьма ограниченного действия – усилить действие лекарства или устранить остаточный эффект предыдущего медикаментозного лечения. Использовать их в необходимой нам концентрации – безумие, и сыворотка-пятнадцать сейчас не поможет.

– Затея и так изначально сложная, а нам еще предстоит бороться с зональным недомоганием? – нахмурилась Куртана.

– Как доберемся до границы, могу организовать раздачу легких антизональных широкого профиля, – предложил Кильон. – Все симптомы недомогания то лекарство не купирует, да и активно лишь в течение получаса, но все-таки лучше, чем ничего.

– Что ж, придется довольствоваться этим, – проговорил Рикассо. – Переход в ту зону не должен быть чересчур болезненным. Речь ведь о небольшом изменении, верно?

– Узнаем, когда долетим, – ответил Кильон.

После оживленной трехсторонней дискуссии с Куртаной, Аграфом и самим собой Рикассо на шаттле вернулся на «Переливницу ивовую». Там было безопаснее, по крайней мере по сравнению в «Репейницей», и, кроме того, его ждало много работы над неочищенной сывороткой-15, запасы которой сохранились на большом корабле даже после диверсии Спаты.

Решили, что в авангарде Роя к Клинку полетят «Репейница», «Киноварь» и «Хохлатка ольховая», остальные задержатся с безопасной стороны границы зоны. Но когда авангард поднялся к холодным слоям нижней стратосферы, опасно близко к своему рабочему потолку, за ним последовал весь Рой. «Репейница» и отдельные корабли охраны частенько набирали высоту, а вот крупные дирижабли получили такой приказ впервые за несколько лет. Тяжелое получилось испытание – и для членов экипажа, и для простых ройщиков, и для изнемогающих двигателей. Герметизированными оказались далеко не все гондолы, поэтому, чтобы облегчить пребывание в разреженном пространстве, использовали кислородные маски и баллоны. Старики, дети, больные прикладывались к ним постоянно, взрослые – лишь периодически, чтобы не допустить гипоксии. По-другому получилось бы слишком непрактично. На большой высоте следовало отдавать приказы и вести напряженные разговоры, пожалуй, даже чаще обычного, ведь чем выше рабочий потолок, тем чаще случаются технические сбои, требующие срочного ремонта. Разреженная атмосфера начала действовать на тягу, вынуждая вручную корректировать состав воздушно-топливной смеси. В перчатках и защитных очках авиаторы влезали на обледеневшие пилоны двигателей и меняли настройки карбюратора. Топливопроводы и гермовыводы становились хрупкими и нуждались в немедленном ремонте. Один авиатор поскользнулся на льду и упал за борт, другой – поранил руку, когда снял перчатку и коснулся замерзшего металла, многие «заработали» переохлаждение и обморожения, но всегда находились готовые сменить их и продолжить работу. Радовало то, что большинство кораблей сохранило запас мощности и набирало высоту, даже когда от холода отказывал двигатель-другой. Большинство, но не все – часть кораблей подъема не выдержала и начала отставать. Теперь им придется заботиться о себе самостоятельно: другим и так проблем хватало.

Пока поднимались, Кильон проверял, все ли корабли получили его рекомендации о приеме антизональных, вне зависимости от того, когда экипаж собирался пересекать зону. Рекомендации он составил простые, небольшие дозы препарата вписывались в запас, имеющийся на каждом корабле, однако путаницы возникло на удивление много. Поступали вопросы, сомнения, уточнения. Кильон отправил инструкции повторно, но все равно получил несколько просьб объяснить подробнее. Лишь разобравшись со всеми просьбами, он вспомнил, что еще не выдал препараты экипажу «Репейницы». Он тщательно прислушивался к себе: не появились ли симптомы зонального недомогания?

Куртана застала его в рубке. Она только что подышала кислородом – вокруг рта остался черный след от маски.

– Решила сообщить, что «Репейница» выведена в горизонтальный полет. Мы сейчас на четырех лигах. Выше нельзя: клепки не выдержат.

– Сколько кораблей поднялось на эту высоту?

– По последним подсчетам, шестьдесят пять. Нас может нагнать пара отставших, только на них я не рассчитываю. Легко не будет. Мои люди уже сейчас холят и лелеют каждый двигатель. Вот сейчас мы палим из пушек, только чтобы стволы льдом не покрывались.

– Когда перелетим зону, пушки не особо нам пригодятся, верно?

– Мгновенно ничего не случается, сперва потери будут выражаться в процентах от исходных данных.

– Что-то зебровые амадины притихли.

– Подохли они, – резко бросила Куртана. – Ну или без сознания. Может, дело в высоте, а не в зональном недомогании. Инструменты наши тоже замерзают, вот в чем беда. Заблаговременного оповещения мы не получим.

– Сами будем начеку.

На столе перед Кильоном стоял деревянный ящик. Куртана заметила, что маска и кислородный баллон нетронуты.

– Если пытаешься что-то доказать, то напрасно. Ты нужен нам бодрым и свежим.

– Доказать я ничего не пытаюсь. – Кильон смущенно улыбнулся, понимая, что еще пару недель назад такой разговор состояться не мог. – И нет, я себя не обманываю. Я старательно ищу в себе симптомы зонального недомогания, поэтому уверен, что ничего не упустил. Мои физические и умственные способности не ухудшились.

– Ты, наверное, как домой возвращаешься.

– Вряд ли у меня возникло бы такое ощущение. – Кильон помолчал и коснулся закрытого ящика. – Если возникнет надобность, обещаю воспользоваться маской.

– На высоте мы пробудем недолго. Доберемся до границы и начнем оседать в менее разреженный воздух.