– Ну да, в курсе, – ответил Кильон. – Но что с того?

– Вдруг это подсказка или полезный совет? Для того, чтобы построить космический туннель, сначала нужно…

– Что построить?! – Кильон едва не расхохотался.

– Доктор, ты же клиношник! Тебе известно, что Небесные Этажи – только начало. Клинок тянется и тянется, пронзая слои вакуума. Там никто не живет, следовательно, его назначение в другом. Кто сказал, что люди не влезали на самую вершину – или не поднимались туда на подъемнике, – чтобы попасть в портал между мирами?

– Как насчет здравого смысла?

Рикассо покачал головой, слегка разочарованный:

– Ты заложник своего времени, доктор, и не видишь будущего сквозь призму настоящего. Я тебя в этом не виню, сам когда-то был таким же. Нужно учиться видеть дальше. – Рикассо замолчал и улыбнулся. – Хватит рассуждать, я точно заболтался. Пора заняться чем-нибудь конкретным и практичным.

Он коснулся клетки, и ее обитатель вяло зашевелился, металл со звоном ударялся о металл, словно медленно разматывалась стальная цепь. Задних конечностей борга лишили, но он ловко передвигался и на передних, с синими когтями. Длинную конусообразную голову он повернул к Кильону. Борг следил за его движениями. Членистый металлический хвост мел по земле, виляя из стороны в сторону. От борга несло горелым маслом и гнилой плотью.

– Дать мозг мясо борг. Борг хотеть есть. Борг делать хорошие лекарства. Борг помогать.

– Не безопаснее убить его?

– Да, пожалуй. Но борги нужны мне и, вероятно, необходимы всем нам. Думаю, раньше, до появления зон, они были роботами, не исключено, что нашими рабами. Механическими работниками, служившими людям и ангелам. Очевидно, их наделили умом, чтобы не объяснять каждую мелочь. Самонастройке и самовосстановлению их тоже научили, чтобы они не ломались постоянно. Но вот появились зоны, часть роботов продолжила работать как прежде, часть сломалась, кто сразу, кто позднее, ибо угодила в зону, где сложные машины попросту не действуют. Еще какие-то оказались в пограничном состоянии. Они не сломались окончательно, хотя их схемы уже давали сбой. Вот они и приспособились. Они поняли, что их механизмы не отторгают органическую материю, и стали использовать ее взамен отказавших систем. Начали, думаю, с малого, но благодаря модификации борги выжили там, где другие машины не сумели, а людям пришлось солоно. Борги начали перестраиваться, пока не стали такими, какими мы видим их сегодня. Наполовину из механики, наполовину из плоти, которая вечно отмирает и гниет, поэтому им нужно ее восполнять. Так роботы стали плотоядными киборгами или плотоборгами.

– Только не говорите, что в этих мерзких существах сокрыто благо!

– Нельзя отрицать, что они стали мастерами химического синтеза, – отозвался Рикассо. – Если кормить их правильно, борги синтезируют любое вещество. Этим они и промышляют.

– Борги и черепам что-то готовили.

– Очевидно, какие-то антизональные, – заметил Рикассо. – Это им точно по силам. Однако сейчас нам нужно иное, нечто посильнее, с более продолжительным эффектом. Антизональные действуют недолго, да еще их нужно тщательно дозировать, ориентируясь на состояние пациента, зону и вектор смещения. Верно, доктор?

– Верно.

– Мы смирились с этим, потому что другого не знаем. Большинство из нас живет в определенной зоне. Границы мы порой пересекаем, но редко, чтобы осесть на новом месте. Антизональных хватает. Они позволили тебе покинуть Клинок, они позволяют Рою при необходимости странствовать по зонам, что случается нечасто, уверяю тебя. Зоны делят твой город, твой Клинок, на уровни. Экономика целиком зависит от того, что можно и что нельзя перенести из зоны в зону. Конечно, порой границы зон смещаются, но только представь невероятный, чудесный хаос, который воцарится, если люди освободятся от зон! Если люди смогут жить, где нравится, а не там, где угораздило родиться!

– Хотел бы я это увидеть, – протянул Кильон. – А вот попасть в гущу таких событий – не особенно.

– Хаос возникнет несомненно. Однако, по сути, я не об этом. Препарат, избавляющий от зональных ограничений, стал бы огромным подспорьем. Мир меняется и без смещения зон, а зоны мешают нам переселиться. Препарат этот нужен при любом раскладе.

– Не могу не согласиться. Однако, боюсь, такого препарата нет.

– Скоро появится. Над ним я здесь и работаю. Цель близка, доктор, завораживающе близка!

Кильон заметил, что в клетку тянется тонкая прозрачная трубка. Через металлическую грудную клетку борга она проникала в блестящую массу органов, поддерживающих жизнь полуорганического существа. Нечто бледное, водянистое поступало по трубке в стеклянную реторту и капало в фильтрующее устройство.

– Да вы их доите!

– Вроде того. Они выделяют секрет, я очищаю его и делаю анализы. Сейчас я на шестнадцатом тестовом образце под названием «сыворотка-шестнадцать». Получение полезного препарата – работа долгая, кропотливая. Боргам не хватает ума разработать молекулярную формулу состава, который нужно синтезировать, поэтому мы идем дорогой проб и ошибок, отсеивания и комбинирования. – Рикассо почесал седой затылок. – Тут нужно терпение и чтобы борги не кончались.

– И они… сотрудничают с вами?

– У них нет выбора. Если отказываются, я убиваю их, расчленяю и скармливаю другим боргам. Биомеханический каннибализм их не смущает.

– И все-таки…

– У боргов отлично развит инстинкт самосохранения. Им очень не хочется умирать. Я поддерживаю им жизнь, они вырабатывают мне препарат. Соглашение весьма разумное. Есть у них тайные мечты захватить корабль, надежды собрать полноценного борга из моих расчлененных пленников. Разумеется, мечтам этим сбыться не суждено.

Кильон поспешно отошел от клеток.

– А как вы тестируете препарат?

– В основном на крысах и на зебровых амадинах, хотя подойдет любой обладатель более-менее развитой нервной системы. Я о настоящих крысах, доктор, а не о жителях наземных поселений. Разумеется, подопытные должны быть из другой зоны, иначе они изначально слишком адаптированы и особой пользы не принесут. Одну контрольную группу я держу на обычных антизональных, второй вообще лекарств не даю, а на третьей испытываю сыворотку.

– И что?

– Результаты… Скажем так, вдохновляют. Да, есть еще над чем работать, но в успехе проекта я не сомневаюсь. Я надеюсь через двенадцать месяцев испытать сыворотку на людях, а через год – начать массовый выпуск и распространение готового продукта. Мне, конечно, понадобится больше боргов, но проблема вполне решаемая. Не зависящий от антизональных Рой сможет попасть куда угодно.

– Я готов вам помочь, – предложил Кильон. – Испытание образцов – дело наверняка хлопотное, и еще одна пара рук вам пригодится.

– Доктор, мы едва знакомы.

– Вы знакомы со мной достаточно, чтобы показывать лабораторию. Я хочу лишь немного облегчить ваше бремя. Медицине учить меня не придется.

– Да ты прямо рвешься!

– Конечно рвусь. Такие опыты помогут всей планете, а не только Рою.

– Согласен. В то же время для меня важна осторожность и строгий контроль. Такой препарат не только лекарство, но и оружие. Если до него доберутся черепа, их ничто не остановит.

– Может, они уже и черепами не будут, если получат доступ к препаратам, не превращающим их в полубезумных психов-убийц.

– Ты дал бы добро на такой эксперимент, а, доктор? – Судя по тону, ответа Рикассо не ждал. – Нет, сыворотку придется распространять с большой осторожностью. Это же степной пожар в химическом эквиваленте. Точнее, будет, когда я доберусь до производственной партии.

– Что случилось с предыдущими образцами?

– Просто не удались, – ответил Рикассо. – Не беспокойся о них.

Издали топливное хранилище напоминало унылое скопление ржавеющих стыковочных башен. На вид – настоящие небоскребы, с которых содрали стекло, хром и облицовку, оставив лишь железный скелет арматуры. Небоскребы возвышались над серой, истерзанной непогодой, усеянной валунами степью, практически лишенной растительности. Лишь несколько холмов поднималось из низин и прятало башни от далеких наблюдателей. Часть башен рухнула на невысокие здания и резервуары-накопители, часть кренилась так опасно, что подлетать к ним казалось полным безумием. Впрочем, капитанов-ройщиков это не остановило. Один за другим к хранилищу приближались тяжелые танкеры, двигатели гудели, сражаясь с ветром, пока корабли не состыковались с башнями. Для фиксации корабля в благоприятных условиях хватает проволочного троса. Здесь же башни страшно гнулись и качались под меняющимся весом, крепления отлетали, балки отскакивали, как ловко сброшенные карты. Техники сползли по стремянкам на землю к насосам и вентилям. Часть колонок проверили еще в прилет Аграфа, но большей частью не пользовались годами – они покрылись толстым слоем ржавчины и обледенели. Застучали молоты, завыли горелки – техники пытались реанимировать окаменевшие устройства. Топливо наконец потекло, но удручающе медленно, древние насосы едва поднимали его на танкеры. Корабли поменьше подлетели бы еще ближе, протиснувшись между башнями, но большим танкерам такое не под силу. Даже сейчас никто не знал ни сколько топлива осталось в накопителях, ни какая его часть безнадежно загрязнена. Не вызывало сомнений одно: в ближайшие несколько дней Рой никуда не летит. Эскорт все это время не дремал – корабли, годные к полету, патрулировали хранилище по периметру, высматривая на горизонте вражеский флот. Топливное хранилище – настоящий водопой, а водопои притягивают не только измученных жаждой, но и голодных.