– За пределы этой комнаты ничего не просочится. Каргасу мы расскажем, что идем в туннели, а вот зачем, ему знать необязательно. Сколько ройщиков посвящено в эту тайну?

– К моменту прибытия на Клинок? Несколько человек: Рикассо, лидер Роя; Куртана, капитан «Репейницы»; Аграф, ее первый помощник. Любому из этой тройки я доверил бы свою жизнь.

– Не сомневаюсь, сохранить такой секрет было непросто. Хотя у тебя, доктор, колоссальный опыт по этой части, учитывая твою сущность. Полагаю, твоим спутницам известно, кто ты такой.

– Они приняли меня таким, какой я есть.

– Надейся, что город последует их примеру, потому что ты уже выделяешься из толпы.

– Мне повезло остаться в живых, любой другой расклад меня устраивает.

В дверь постучали, секундой позже она открылась, и вошел Каргас.

– Простите, что прерываю, – начал он. – Капитан Куртана доставлена в купальню. Она жива.

Кильон с облегчением улыбнулся, однако определенные нотки в голосе Каргаса его встревожили.

– Жива, но пострадала? – уточнил он.

– Ты, доктор, лучше сам посмотри. Ее устроили на одном этаже с ранеными авиаторами. Радует то, что она успела выгрузить почти все препараты.

– Отлично, Каргас! – похвалил Тальвар. – Ты правильно сделал, что доложил мне. Уверен, доктор захочет повидаться с капитаном Куртаной. В любом случае наш с ним весьма занимательный разговор закончен. Теперь, пожалуйста, позовите органщика: мне нужно больше пара. Заодно пусть сменит клятую мелодию, она раздражает меня пуще обычного.

Мимо притворно скромных девиц и их робких потных клиентов Кильон, Мерока, Калис и Нимча поднялись в импровизированный лазарет этажом выше. Уже стемнело, практически ничто не указывало, что за окнами город. Ни огней, ни костров, ни даже фонового шума города – гула далекого транспорта и торговли в кварталах, а то и в целых районах от купальни. «Красный дракон» словно плыл по безмятежному черному морю, в бесчисленных лигах от земли и цивилизации.

– Ты доверяешь этому типу? – спросила Калис, едва они оказались на безопасном расстоянии от чужих ушей.

– Не вижу других вариантов, – ответил Кильон. – Желай Тальвар предать нас – сделал бы это в нашу первую встречу. Порой союзников выбирать не приходится.

– Мясник прав. Этот тип помог нам выбраться с Клинка, – поддержала Кильона Мерока.

– Что с ним случилось? Почему он такой?

– Тальвар прогневил ангелов. По крайней мере, это у нас с ним общее.

– Святая правда, – отозвалась Мерока.

– Нам это, может, не по нраву, но вполне логично, что милиция получит препарат раньше остальных. Если от этого зависит, будет ли порядок в городе, или воцарится хаос, милиция должна получить приоритет. – В знак самообладания Кильон неловко пожал плечами. – В любом случае «Репейница» привезла слишком мало сыворотки-пятнадцать, чтобы население получило ощутимую помощь. С массовым распространением повременим до прилета других кораблей. Небольшое количество, которое в распоряжении сейчас, разумнее отдать тем, кто извлечет из препарата максимум пользы.

– Ты говоришь так, а сам себе не веришь.

Кильон застыл на лестнице, чувствуя во рту привкус желчи.

– А каких слов ты от меня ждешь? Мол, я не считаю, что мы должны расстараться и доставить Нимчу, куда ей нужно? Калис, я не сверхчеловек. Никто не снабдил меня письменными инструкциями о том, как правильнее вести себя по отношению к тебе, Нимче и городу с миллионами жителей. Я поступаю так, как считаю правильным, без чужих подсказок, без четкой уверенности в том, кому можно доверять, а кому нет. Зато не сомневаюсь: меня на части разорвут, если узнают, кто я такой.

– Критиковать я не хотела, – проговорила Калис, потупившись.

– Перелет тяжело дался каждому из нас, вам с Нимчей – особенно. – Кильон постарался говорить мягче. – Но если считаешь, что остаток пути лучше пройти без меня, просто скажи мне «стоп!» – и я с удовольствием умою руки. Здесь наверняка тысячи больных и раненых нуждаются в лечении, которым я мог бы заниматься прямо сейчас, вместо того чтобы помогать Клинку.

– Ты поступаешь правильно, – заверила Калис.

– Да, правильно, – согласилась Нимча. – Доктор, пожалуйста, не бросай нас. Я не хочу спускаться в туннели без тебя.

– Эй, мы не пропадем, – пообещала Мерока, по-дружески сжав ей руку.

– Не знаю, далеко ли ты сможешь зайти с нами, – предупредила Калис. – Даже если захочешь.

– Насколько меня пустит город, – отозвалась Мерока. – Это я вам обещаю.

– И я тоже, – вставил Кильон.

– Как доктор? – уточнила Нимча.

– Как ваш друг. – Сделав паузу, Кильон добавил: – И как доктор, разумеется. От моей медпомощи так легко не отделаетесь. Кстати, о медпомощи: нас ждут Куртана и другие ройщики.

– Она ведь поправится? – спросила Нимча.

– Думаю, да, – ответил Кильон, чувствуя, как от тревоги сосет под ложечкой.

Больным и раненым выделили целый этаж, распределив их по нескольким комнатам. У дверей самой большой из них Кильон забрал свою докторскую сумку, которую заранее поставили на стол. Ситуация оказалась в чем-то лучше, в чем-то хуже, чем он ожидал. Хуже, потому что от пожара на «Репейнице» пострадало много клиношников. Лучше, потому что раны Аграфа оказались поверхностными, а ожоги у Куртаны – не такими сильными, как боялся Кильон. Капитана разместили рядом с большой комнатой, в каморке без единого окна. С потолка там свисал бумажный фонарь, а стены украшали элегантные миниатюры. Аграф уже ждал там. Кисти обожжены, на скулах сажа, брови и мягкая бородка опалены – зато обошлось без серьезных повреждений.

– Как самочувствие? – поинтересовался Кильон, критически оглядывая повязки молодого человека.

– Руки я обжег, когда спускался по лестнице, но в остальном отделался малой кровью. – Аграф глянул на белые, обложенные ватой шары, в которые превратились его ладони. – Местные знатоки основ медицины твердят, что я смогу работать руками, а у меня такое чувство, что понадобятся протезы. – Он сумел философски улыбнуться. – А уж о том, делают ли сейчас протезы, я даже думать боюсь.

– Уверен, мы что-нибудь придумаем.

Куртане повезло куда меньше. Она не покидала гондолу до страшного конца, пока не выгрузили последний ящик. Кильон в этом и не сомневался.

– Она не желала уходить, пока на корабле оставался препарат, – сказал Аграф. – К окончанию разгрузки пол-«Репейницы» пылало, огнезащитная пена горячим воском стекала с оболочки. Гондолу усеяли трупы авиаторов, раненые – члены экипажа и клиношники – кричали от боли. Когда корабль выровнялся, одну из соединительных переборок заклинило. В панике мы потеряли друг друга. С «Репейницы» я выбирался, уверенный, что живых там не осталось. Подумать не мог, что Куртана до сих пор на корабле! – Аграф раздосадовано покачал головой. – Если бы только знал…

– Рассуждать так бессмысленно. Вы оба задержались на корабле куда дольше моего. Я считаю: ни одному из вас не надо убеждать кого-то в своей смелости. По крайней мере, не меня.

– Как по-твоему, Куртана поправится? Мне ничего определенного не сказали.

Кильон осмотрел безвольное тело капитана «Репейницы».

– Она просыпалась?

– Куртана бодрствовала, когда ее принесли сюда, но потом ей что-то дали, и она заснула. Она сказала, что ни в чем не нуждается, только я понял, что ей больно.

Правую руку Куртане забинтовали от кисти до локтя, левую – до плеча, голову тоже перевязали, закрыв уши и лоб. Волосы неряшливо рассыпались поверх повязки. Капитан лежала на боку, отвернув лицо от посетителей, и чуть слышно дышала.

– Это все ее раны? – тихо спросил Кильон.

– Думаю, да.

Поставив у кровати докторскую сумку, Кильон открыл ее и, пошарив по отделениям, вытащил пинцет. Он не стал будить Куртану – неизвестно, какое снотворное ей дали, – а размотал повязку на ее левой руке, чтобы осмотреть ожоги. Кожа потемнела, но Кильону казалось, что повреждены лишь поверхностные слои. С окончательным решением следовало повременить до конца осмотра. Он снял бинты, наложил стерильную мазь, которую достал из своей сумки, попросил свежих бинтов и перевязал руку заново. Потом то же самое он проделал с правой рукой Куртаны. Там местами были ожоги посерьезнее, но ничего опасного для жизни. Рубцы, конечно, останутся, но чтобы потребовались протезы… Кильон осторожно осмотрел раны на голове и вздохнул с облегчением, не обнаружив серьезных повреждений.