Он замолчал, разбираясь в перепутанных воспоминаниях о недавних событиях.

– Тем более что теперь не осталось сомнений, что Нимча – настоящий тектомант, так ведь, Калис? Когда ты умоляла дочку вмешаться, я что-то почувствовал. Зона откликнулась. Не сдвинулась, но Нимчу определенно заметила и едва не послушалась. По-моему, девочка дала зоне приказ, но выполнить его не заставила: не хватило силы или сосредоточенности. Так было дело?

– Я надеялась, что ты ничего не почувствуешь или не обратишь внимания на мои слова, – отозвалась Калис после долгой паузы.

– Ты среди друзей, и нам нужна правда. Вся правда, как она есть. – Кильон решил, что лучше говорить напрямую, и спросил: – Давно ты знаешь о силе Нимчи?

Взгляд Калис метался от Кильона к Мероке – оба до сих пор стояли, нависая над ней.

– Пожалуйста! – Она кивком показала, что им нужно сесть на скамью.

– Что-то не спешат они сюда с теплой одеждой и одеялами, – проворчала Мерока.

– Метка появилась вскоре после того, как Нимча научилась говорить, – начала Калис. – У нее были длинные волосы, но однажды она упала и разбила голову. Я промывала ей рану и увидела отметину. – Калис пронзила Кильона взглядом, и тот представил, как потрясла ее истинная сущность дочери. – Тогда я и поняла.

– Просто поняла, и все? – удивился он.

– Конечно. Дети с даром рождаются постоянно, наверное, со дня сотворения мира.

– Некое сочетание наследственных факторов, – размышлял вслух Кильон. – Да, в народе такое встречается. Но чтобы родился ребенок вроде Нимчи, нужно совершенно определенное сочетание. Сколько ей было, когда проявилась сила?

На минуту Калис задумалась.

– Почти три. Она умела читать и писать, как любой ее ровесник. Тогда сила и проявилась.

– Она словно ждала, когда некоторые отделы мозга достаточно созреют, – проговорил Кильон. – В этом ее суть – не в магии или одержимости демонами, а в генном парадоксе, который скрыт очень глубоко и ждет подходящих обстоятельств, чтобы проявиться. Дар тектомантии почти как наследственное заболевание, только куда сложнее и реже, ибо зависит не от одного наследственного фактора.

– Это не болезнь, – отрезала Калис.

– Нет, но вдруг медицина способна разгадать сущность дара, а при необходимости помочь Нимче?

– Моей дочери помощь не нужна.

– Что ты скажешь, если сила Нимчи начнет угрожать ее жизни? – спросил Кильон.

– Она не угрожает.

– Эта сила навлекла на вас ненависть и засадила вас обеих в клетку.

– Еще она спасла нас.

– Могла спасти, умей Нимча ее использовать. Я определенно что-то почувствовал. Уверен, все мы почувствовали. Но боргов ее дар не остановил, и черепам не помешал. Этот дар как талант, который не развивали, его нужно пестовать и оттачивать.

– Ты заблуждаешься, – мрачно изрекла Калис.

– Очевидно, да.

– Когда пришли борги, Нимча была слаба и испугана. Сила ее дара постоянна. И сейчас она слабее из-за того, что дочка уже сделала.

– Она что, сегодня уже использовала свою силу?

– Не сегодня, клиношник. Вчера. Когда случились перемены и погиб твой город. И когда ты смотрел, как падают ангелы. – Калис провела грязной рукой по волосам дочери, развела спутанные пряди, обнажив ярко-малиновую звезду с точками. – Нимча вызвала шторм. Моя дочь разрушила твой мир.

Кильон открыл рот, чтобы ответить, но смог лишь улыбнуться и покачать головой.

– Говорила я тебе – у нее мозги набекрень, – напомнила Мерока.

В зарешеченном оконце появилось мужское лицо – бледное, с орлиным носом, седой бородой и хищно прищуренными глазами под густыми бровями. Никто из них прежде его не видел. Мужчина глянул на узников, потом отпер дверь и вошел, сжимая в руках докторскую сумку, чуть менее истертую и поцарапанную, чем у Кильона. За спиной у бородача стоял член экипажа с одеялами и теплыми вещами, а позади него – еще один, в блестящих черных перчатках и с пулеметом в руках.

– Простите, что заставил вас ждать, – начал бородатый. – Меня зовут Гамбезон, я имею честь… и удовольствие… быть доктором на этом корабле.

Гамбезон был в длинной кожаной куртке, украшенной на груди и плечах различными нашивками. «Знаки отличия», – решил Кильон. Куртку доктор, видимо, натянул впопыхах – застегнута она была криво. Из-под куртки выглядывала белая докторская форма вроде той, что Кильон обычно надевал на работу в морге Третьего округа.

– Мне поручено… приказано… тщательно осмотреть каждого из вас, – продолжал Гамбезон, – отчасти ради вашей собственной безопасности, отчасти ради безопасности Роя.

– Потому что мы можем занести вирус? – спросил Кильон, не отрывая взгляда от белой туники, испещренной светло-коричневыми пятнами засохшей крови.

– Сама суть Роя обязывает к бдительности… к осторожности… по отношению к инфекциям. Мне дали понять, что двое из вас с Клинка, верно?

– Речь о нас с Мерокой, – ответил Кильон. – Мы с Неоновых Вершин.

– Боюсь, внутреннее устройство Клинка мне не знакомо. – Гамбезон чем-то напоминал хищную птицу, он буквально впился в Кильона светло-карими глазами. – Говорят, вас избили, по лицу ударили.

– Возможно, сломан нос. А так больше ничего серьезного.

– Вы уверены?

– Я ведь тоже врач, так что да, уверен.

– У меня были сомнения… подозрения. Во-первых, коллекция у вас в сумке любопытнейшая. Препараты и медицинские инструменты как из рога изобилия. – Теплое дыхание доктора пахло кожей. – Уверен, у нас найдется много тем для разговора, доктор…

– Кильон. – Он посмотрел на Калис и Нимчу, понимая, что девочку должен защитить любой ценой. Сердце бешено забилось. Кильон чувствовал близость некоего поворотного момента. Вот-вот ситуация изменится – и пути назад не будет. – Вообще-то, жалобы есть.

– Жалобы?

– После удара по лицу мне трудновато сосредоточиться. Вот я думаю, вдруг что-то… сместилось.

– Давайте проверим. Пожалуйста, встаньте!

Гамбезон обернулся, словно убеждаясь, что сопровождающие не сбежали, и достал из сумки серебряный инструмент с элегантной рифленой ручкой, на вид высокоточный.

– Вы занимались ранеными, – шепотом начал Кильон. – Где они? Думаю, я смогу помочь.

Гамбезон смотрел в окуляр своего инструмента, поочередно проверяя Кильону глаза.

– Постарайтесь не шевелиться, доктор Кильон!

– Могу раскрыть вам секреты своих препаратов. Даже оперировать могу, если понадобится.

Гамбезон нахмурился, опустил свой инструмент и вытер его шарнирную линзу о куртку.

– Убедительно прошу вас стоять спокойно и молчать. – Врач снова поднял инструмент и заглянул Кильону в глаза.

Он нахмурился сильнее, почувствовав неладное, и резко отстранился, словно увидел свою смерть в этих бездонных темно-синих омутах.

– Кто вы, доктор Кильон? Черт подери, кто вы?

– Может, стоит продолжить осмотр без свидетелей? – предложил Кильон.

Его повели в другую каюту через часть гондолы, которую он прежде не видел. В одном отсеке им попался пилот в перчатках и маске: тот спускался по винтовой лестнице из открытого люка, за которым мелькал мрачный купол оболочки. Слышалась мерная и звучная пульсация потоков воздуха, овевающих оболочку, и пронзительный гул двигателей. Корабль был больше, чем Кильону показалось на земле, а о численности экипажа он не брался судить, даже с учетом раненых. «Репейница» могла запросто вместить десятки человек.

– Вам известно, кто я, – заявил он Гамбезону, когда они остались наедине в крошечной каюте, размером чуть больше аптечного шкафчика. – По крайней мере, подозрения есть.

Гамбезон закрыл за собой дверь.

– Вы нечто невозможное, доктор Кильон. Тем не менее вы стоите передо мной, значит я должен столкнуться… то есть смириться… с вашей сущностью.

– Такие, как я, вам раньше встречались?

– Раз или два я имел удовольствие вскрывать ангелов. Но они погибли задолго до того, как попали ко мне. Как иначе, если за пределами Клинка они дольше нескольких часов не живут. Однако их трупы собирают… бальзамируют… и доставляют таким, как я, то есть увлеченным… интересующимся диковинками.