– Про девочку я ничего не знаю, – ответил Кильон.

Спата встал и подошел к Кильону так близко, что тот почувствовал тепло его дыхания.

– Опустим эту часть, ладно? Давай закончим игру в наивное незнание, пока жареным не запахло. Ты осматривал мать и дочь, Кильон. И не мог не увидеть отметину или не понять ее значение.

– Видел он отметину, – вмешалась Мерока, заговорив впервые с тех пор, как вошел Кильон. – Он просто не всполошился из-за нее, в отличие от вас, тупые идиоты.

На лице Спаты мелькнуло подобие улыбки.

– Зачем же он скрыл ее от нас?

– Потому что знал, как вы отреагируете. – Невзирая на повязки, Мерока сжала кулаки и заняла боевую стойку, будто собралась драться и одолеть любого, кому хватит глупости заглянуть ей в глаза. – Из-за вас, уроды, я на пулю нарвалась. Ваш поганый аэростатик защищала. Но я по-прежнему считаю вас суеверными, двуличными тупицами. И пушки у вас, и умные гироскопы, а вы при виде родимого пятнышка готовы со страху обделаться. Я с Мясником сейчас почти не разговариваю, считаю лживым предателем, но хочу отдать ему должное: вас он знает лучше, чем вы сами себя знаете. Девчонку он защищал, потому что не верит в колдовскую белиберду. Он чувствовал, что вы не сдержитесь, и ужаснулся, представив, что вы с ней сотворите.

– Ну, не такие уж мы невежды, – отозвалась Куртана. – И, на секундочку, у нас не аэростаты, а дирижабли.

– Как угодно, мисс Небесная Принцесса. Но я вижу только уйму перепуганных суетливых ройщиков.

С царственной неспешностью Рикассо наконец отвернулся от окна.

– Так ты, Мерока, в тектомантов не веришь?

– А ты?

– Я не верю. – Рикассо выдержал эффектную паузу. – Ни во что не верю. Я задаю вопросы. И сомневаюсь. Сомневаюсь периодически и постоянно. Это называется научным мышлением.

– Надеюсь, сам-то ты понимаешь, что за чушь несешь, – потому что я не понимаю.

– Я и не жду понимания, дорогуша. Мир не благоприятствует научному мышлению. Однако он меняется, значит нужно и нам меняться. По крайней мере, тем, кто в состоянии.

– Это не ответ на мой вопрос о тектомантах, – заявила Мерока.

– Тектомант девочка или нет, в Рое она остаться не может, – заявил Спата. – Она станет дестабилизирующим элементом.

– Разве не я дестабилизирующий элемент? – удивился Кильон. – Или теперь вы нас троих планируете за борт выбросить?

– Скажи им, Мясник, – потребовала Мерока. – Объясни, что девчонка безобидна и бояться им нечего.

– Дело не в том, безобидна она или нет, – проговорил Спата.

Кильон посмотрел на Рикассо, пытаясь связать воедино все, что успел о нем узнать. В голове крутились обрывки бесед, впечатления о его подлинной сути, проглядывающей из-под бахвальства и политической бравады. Рикассо опасался влияния Нимчи на Рой, но ведь человек он любопытный, не склонный отказываться от интересной загадки. По крайней мере, Кильон надеялся на это. В руки Рикассо он отдавал не только свою судьбу.

– Нимча не безобидна, – проговорил Кильон. – Отнюдь не безобидна.

– Мясник! – прошипела Мерока. – Подумай хорошенько, чем это чревато.

– Это правда. Извини, Мерока, но иначе нельзя. Они должны понимать, в чем тут дело. Нимча – источник перемен. Из этого не следует, что она зло или даже разрушительная сила. Но она и не обычное дитя, каким кажется. Она нечто больше, чем любой из нас, больше, чем Рой или Клинок. По-моему, сейчас в мире нет никого важнее Нимчи, и они должны это узнать.

Рикассо набрал в грудь побольше воздуха:

– Ну, доктор, по-моему, ты в кои веки ничего не скрываешь.

– Нет, не скрываю.

– Вопрос в том, почему ты не выложил все это, прежде чем подняться на борт?

Кильон оглядел всех присутствующих. Во взгляде Куртаны читалась то ли враждебность, то ли восхищение. Аграфа происходящее забавляло: казалось, он с трудом сдерживает смех. Неумолимый Спата застыл с непроницаемым лицом. В глазах Мероки по-прежнему горела ненависть. Кильон чувствовал, что, останься они наедине, она постаралась бы вцепиться ему в глотку.

– Вам лучше было не знать, кто такая Нимча. На это я и уповал. Вместе с Мерокой и Калис я надеялся скрыть от вас ее сущность, но шансов у нас не было. Калис очень отважная… Мы просто не могли ее подвести. Не могли, пока существовала альтернатива. Теперь ее, увы, больше нет. Если внушить вам, что Нимча – просто девочка с интересной отметиной, что она похожа на тектоманта, а на самом деле им не является, у вас появится веская причина от нее избавиться.

– Не понимаю, почему бы Нимче не остаться на «Переливнице»? – сказала Куртана. – Кто она такая, за пределами этого зала никто не знает. И не узнает в будущем.

– Получится так же, как со мной, – проговорил Кильон. – Мою сущность в секрете сохранить не удалось. Вопреки вашим стараниям слухи разнеслись по «Репейнице» сразу после стыковки. Сейчас, наверное, тысячи ройщиков знают, кто я такой. Если не удалось сохранить этот секрет, есть ли шансы у Нимчи?

Куртана покачала головой:

– Мы бы что-нибудь придумали. Тем более – разве ты не уговариваешь нас оставить Нимчу в Рое?

– Да, но на других условиях. Не как пленницу, а как объект защиты. Пленных бросают на съедение волкам, когда провизия кончается, или на самосуд толпы, чтобы ее умиротворить.

– Мы действуем немного иначе, – ухмыльнулась Куртана.

– У каждого свои рамки. Но если я сумею убедить вас, что Нимча важнее любых предрассудков, может, удастся ее защитить. – Кильон посмотрел на Рикассо, гадая, верно ли его оценил. – Мы защитим ее?

– Признаюсь, доктор, ты меня заинтриговал. Но не хватает одной мелочи.

– Какой же? – спросил Кильон.

– Объективного доказательства. Веского подтверждения того, что это впрямь не родимое пятно. Пусть девочка сдвинет зоны, тогда я ею заинтересуюсь. – Рикассо устало пожал плечами, словно тектоманты встречались ему на каждом шагу. – Без доказательств она для меня лишь пассажирка, так что извини.

Кильон повернулся к Мероке:

– Ты была там. И знаешь, что случилось.

Мерока зло посмотрела на него. Ее взгляд обжигал ненавистью – и не за то, что он сделал, а за то, кого он олицетворял.

– Кильон прав, – ядовито процедила она. – В девчонке что-то есть.

– Они были сообщниками, когда попались нам, – напомнил Спата. – То, что Мерока с ним сейчас согласна, ничего не доказывает.

– Я представлю вам доказательства, – пообещал Кильон лидеру Роя. – Позвольте мне поговорить с Калис и Нимчей. Не уверен, что девочка в силах вызвать полноценный зональный сдвиг, но, если всколыхнет зоны, как в момент, когда нас едва не убили борги, вы это почувствуете. Мы все почувствуем.

Рикассо снова повернулся к окну. Туман уже обволакивал внешнюю часть Роя, превращая корабли в серые пятна. Скоро они станут неотличимы от облаков и друг от друга.

– Думаю, стоит попробовать, – проговорил он.

Свободы – в нынешнем ее проявлении – Кильона не лишили, что вызвало у него удивление, благодарность и подозрение в равных пропорциях. Не брать его под стражу решили с подачи Спаты, что у Кильона в голове не укладывалось. Ему по-прежнему позволяли находиться в определенной части «Переливницы ивовой», помогать Гамбезону, навещать Калис и Нимчу. Разумеется, мать и дочь знали о случившемся, правда только в общих чертах. Гамбезон осматривал Нимчу и, обнаружив отметину, не сдержал удивления. Калис не сказала ничего лишнего, хотя в глубине души сознавала: молчание сейчас ничего не изменит. Стараясь ее успокоить, Кильон заверил, что они с Нимчей в безопасности, но сам чувствовал, как неискренне звучат его слова. В безопасности он уверен не был и сомневался даже в том, не зря ли открыл правду Рикассо.

– Ты поступил, как счел нужным, – утешала Калис. Кильон понимал, что это он должен ее утешать, и еще сильнее мучился чувством вины. – Не кори себя. Рано или поздно они узнали бы правду. Люди всегда узнают. Поэтому мы нигде не задерживаемся.