– В бутылях у меня препарат максимальной концентрации, – признался он. – Таким его дают борги, чересчур сильным. Приходится разбавлять.

– Сколько препарата? – спросил Кильон.

– Много.

– Как много?

– Ну… порядка десяти тысяч бутылей. На этом этапе препарат можно считать жидкой формой морфакса.

– То есть вы утверждаете… – начал Кильон. – Вы утверждаете, что на этом корабле аналог… полумиллиона бутылей морфакса фармацевтической степени чистоты?

– Где-то так.

– И вы не сочли нужным нам об этом сообщить, потому что…

– Морфакса у нас предостаточно. И я ведь упомянул побочные эффекты.

– Небольшие, – уточнила Куртана.

– Если единственная альтернатива – медленная мучительная смерть, любой побочный эффект небольшим покажется, – заметил Гамбезон.

– А бутыль ваша… Какого она размера?

Рикассо поднял графин:

– Примерно такая.

– Такое количество морфакса – пятьдесят пять обеспечило бы защиту от зонального недомогания сотням пациентов на сотни дней, – проговорил Кильон.

– Он прав, – кивнул Гамбезон. – Мы сидим на том, что может спасти жителей Клинка от неминуемой смерти.

– Город это не спасет, – заявил Рикассо. – Лишь отсрочит предсмертную агонию. Разве мы к этому стремимся?

– Вы приготовите больше препарата, – сказал Кильон.

– Объяснял ведь – с боргами к предыдущему варианту так просто не вернешься.

– Получилось однажды – получится снова. – Кильон подался вперед, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. – Вдруг на этот раз получится что-то еще эффективнее? Забудьте свое чудо-лекарство, Рикассо. Цель благородная, но, даже если осуществимая, уйдет слишком много времени, прежде чем оно станет полезным. А вот препарат, который вы сочли промахом, поможет уже сейчас. Он жизни спасет.

– Клиношники выплюнут его мне в лицо, – предрек Рикассо.

– После того как попросили помощи? – усомнилась Куртана. – Может, пусть сами решают?

– Дорогуша, ты клиношников никогда не жаловала, – напомнил Рикассо. – Что изменилось?

– Ничего, – категорично ответила Куртана. – Клиношники по-прежнему в ответе за то, что нас предали. Но это не значит, что им не нужна помощь. Они ведь люди! Сейчас я и об ангелах говорю. Дело не в доброте душевной, просто мы – Рой. Мы лучше клиношников и имеем возможность это доказать, а не просто упиваться своим превосходством.

– Каков ответ! – Аграф улыбнулся с таким видом, словно ему не терпелось завести двигатель своего корабля.

– Так мы… возвращаемся на Клинок? – спросил Рикассо. Казалось, он упустил или не понимает чего-то важного. – Явимся как ни в чем не бывало? «Привет, это Рой! Вы помните нас? Мы привезли нужное вам лекарство».

– Если что, именно так и скажем, – отозвалась Куртана.

– Вы же сами твердили, что нужно приспосабливаться к переменам, – напомнил Гамбезон. – Так вот он, наш шанс. Мы не перестанем быть Роем и не отречемся от нашей истории. Просто поступим иначе, потому что можем. Шагнем в неизвестность и посмотрим, что случится.

– Я полечу на Клинок, – заявила Куртана. – Даже в одиночку. Как только подлатают «Репейницу», загружу те пятьдесят бутылей концентрированной сыворотки-пятнадцать и полечу. Привезу лекарство, а разбавляют пусть сами.

– Без мандата Роя? – Рикассо вытаращил глаза.

– Да, если понадобится. Рикассо, мой отец всегда действовал по мандату? А сам ты, если на то пошло? – Ответа Куртана не ждала: вопрос был явно риторический. – Нет! Так я и думала. Хотя, конечно, в ваше время все было иначе.

– Раз один корабль полетит, значит всем можно. – Аграф сжал кулаки. – Клиношники и так обосрутся, когда увидят наш флот. Да я почти не прочь стать клиношником, чтобы это прочувствовать!

– Рикассо, в глубине души вы понимаете, что нужно действовать, – с нажимом проговорил Гамбезон. – Причем в ближайшее время, если рассчитываем на результат. Запасы морфакса у них на исходе. Если проканителимся здесь пару месяцев, затею можно бросить: когда долетим до Клинка, живых там не останется.

– Послушайте, – начал Рикассо, – даже если я соглашусь на такое, без махания флагами не обойтись.

Куртану такие доводы явно не впечатлили.

– Ты других капитанов спрашивал?

– Конечно нет. Еще пять минут назад этого и в далекой перспективе не было. А как насчет оппозиционеров? Они Клинок жалуют еще меньше нас, а это кое о чем говорит.

– Подумай лучше не о недовольных, а о сомневающихся, – посоветовала Куртана. – Их нужно перетянуть на свою сторону, а такой шаг – отличный шанс. Слишком долго им приходилось тебя оправдывать за то, что ты отлыниваешь от своих обязанностей перед Роем и проводишь больше времени с боргами, чем в штабе. Я с такими упреками не согласна, но это потому, что хорошо тебя знаю. Для невхожих в этот зал все менее очевидно. Неудивительно, что капитаны прислушались к Спате и другим идиотам. Те хоть дело делать предлагают, а не ходить вокруг да около, уклоняясь от битвы.

– Куртана права, – сказал Гамбезон. – Если предложите это капитанам, никто вас не обвинит в отсутствии дальновидности.

– Меня обвинят в отсутствии здравомыслия, – удрученно проговорил Рикассо.

– Не обвинят, – заверила Куртана, – если разработать план и заручиться поддержкой влиятельных капитанов. Два у тебя уже есть; думаю, за нами с Аграфом потянутся еще двадцать.

– Флагами пока махать не надо, – проговорил Аграф и улыбнулся, поймав себя на нарушении субординации. – То есть мы с Куртаной сперва переговорим с другими капитанами, которые заслуживают доверия. Мы соберемся здесь и вместе набросаем план, что-нибудь супернадежное. Потом можно и флагами махать. Это на случай… ну, если вам интересно мое мнение.

– Приму к сведению, – ехидно отозвался Рикассо.

В своей каюте Кильон разделся, проверил крылопочки, глядя в зеркало над раковиной, осмотрел свое тощее, как у бродяги, тело – кости торчали, как возвышенности на рельефной карте, – и попробовал заснуть. Сон не шел. Поздним вечером сообщили о корабле черепов: на этот раз он подлетел ближе, пытался сориентироваться в тумане и методично обыскивал поверхность земли. Топливо еще не откачали, но дополнительные корабли отправили отпугивать и перехватывать врагов. Капитаны не привыкли к таким вылазкам вслепую, почти на ощупь. Если завяжется ближний бой, следовало ждать потерь, поломок, ранений. Кильон предложил свою помощь в лазарете «Переливницы ивовой», но Гамбезон велел отдохнуть, пока есть шанс. Мол, если Кильон понадобится, его тут же вызовут.

По-настоящему заснуть не удалось. Двигатели устройств-стабилизаторов и кораблей эскорта гасили часть шума, но уши Кильона уже приспособились к монотонному гулу. Теперь он слышал сквозь гул воздушное пространство за внутренней границей Роя. Он слышал звуки битвы, то далекие, как гром на горизонте, то близкие, как салют в соседней каюте. Бой длился несколько часов, и его отзвуки тревожили Кильона в его зыбком полудремотном состоянии – максимальном подобии сна, доступном ангелу. Он видел выплывающие из тумана черепа размером с гондолу. Крепились они к сдутым серым баллонетам, сморщенным, бороздчатым, как человеческий мозг. С накренившихся бортов свисали люди в костяных шлемах и смеялись, в сером полумраке угрожающе сверкало оружие. Кильон видел борга, который выбрался из клетки и волочил безногое туловище по темному нутру «Переливницы ивовой». Никем не замеченный, он скользил по коридорам, оставляя слизистый шлейф бесполезных внутренностей. Борг прокрался к Кильону в каюту и склонился над ним. Лицевые механизмы крутились и жужжали, как безумные часы, которые вот-вот начнут бить.

«Борг хотеть есть. Дать мозг боргу. Борг делать хороший лекарства».

Чуть позже за Кильоном пришел Гамбезон. Он смущался, чуть ли не робел.

– Мне нужна ваша помощь.

Выше перчаток запястья доктора были в крови.

Кильон потянулся за докторской сумкой, которую везде носил с собой. Едва подняв ее с тумбочки, он понял: что-то не так. Сумка заметно потяжелела. На глазах у Гамбезона он, нахмурившись, открыл ее и увидел синий кожаный корешок записной книжки, втиснутой в среднее отделение между отсеками и карманами с препаратами и инструментами.