– Что случилось?

– Отдельные капитаны вздумали превысить полномочия – вот что. В общей сложности их человек двадцать. Номинальный лидер – капитан «Тонкопряда», хотя на деле у руля Спата, который даже не капитан. Похоже, он вместе с капитанами-оппозиционерами задумал сместить Рикассо.

– Чем он им не угодил?

– Рикассо затеял настоящую многоходовку. Он неоднократно воздерживался от открытых стычек с черепами, заявляя, что сначала нам стоит укрепить власть, улучшить маневренность и достичь высот зональной выносливости. Капитаны-оппозиционеры считают его чересчур мягким.

– Они правы?

– Они забывают, каким несгибаемым бывает он в борьбе за правду. Если честно, я и сама порой забываю. Рикассо готов держать черепов на расстоянии, уничтожая их поштучно, вместо объявления полномасштабной войны.

– А Спата и прочие на это не согласны…

– Им удалось добиться, чтобы Рикассо пошел на уступки. Он по-прежнему у власти и пользуется поддержкой большинства. Но меньшинство, оппозиционеры с капитаном «Тонкопряда» во главе, ухитрились его ослабить. Махание флагами стало обязательным по любому вопросу, и теперь это не пустая формальность, как раньше. Рикассо позволено проводить свой курс – не допускать непосредственных и намеренных столкновений с врагом. А взамен они добились вооружения десятков кораблей, оснастив броней и напичкав оружием все, где есть газовая подушка и двигатель. Во главе угла теперь дисциплина. На ношение формы и субординацию мы прежде смотрели сквозь пальцы. Разумеется, к управлению кораблями мы относились серьезно – с дирижаблями иначе нельзя, – но тут другое дело. Сейчас в моде строгая иерархия, приветствия командирам, занятия по гражданской обороне, трибуналы… Куда мы катимся…

Куртана с отвращением покачала головой и, вздохнув, продолжила:

– Знаю одно: каждый, кого подозревают в симпатии к Рикассо, теперь под пристальным наблюдением Спаты и его сообщников. Наши корабли наводнены представителями службы безопасности, скарабеями-дерьмоедами вроде самого Спаты. – Куртана горестно улыбнулась. – Я наговорила много лишнего, да?

– Вы просто разъяснили свою позицию. Мне это поможет.

– Поможет разобраться, на чьей я стороне? Да, точно. Слушай, доктор, я искренне хочу поверить во все твои россказни. Хочу принять тебя таким, как ты утверждаешь, но есть малюсенькая проблемка.

– Какая?

– Доктор Гамбезон. Он служит под моим командованием уже много лет. И знает Рикассо, как родного брата. На «Репейнице» нет никого, чьим мнением я дорожила бы больше, чем мнением Гамбезона. Так вот, доктор почти уверен, что ты темнишь.

– Неужели? Что натолкнуло его на такую мысль?

– Слишком охотно ты раскрыл ему карты. Ты мог таиться намного дольше, но тебе не терпелось пооткровенничать. Будто хотел стать приманкой, объектом профессионального интереса Гамбезона. Ты подбросил доктору головоломку, от которой, как ты догадывался, он не откажется.

– Я такой, какой есть, – отозвался Кильон.

– Верно, как и то, что ты представляешь неподдельный интерес. Но когда Гамбезон является ко мне с подобными подозрениями, я обязана слушать. Он подозревает, что ты покрываешь одну из спутниц. – Куртана подняла палец, на корню пресекая возражения. – Может, интуиция его обманывает, может – нет. Еще Гамбезон сказал, что не считает тебя опасным ни для корабля, ни для Роя. Он симпатизирует тебе и хотел бы побольше с тобой общаться. Уясни одно, доктор: если ты врешь, я рано или поздно выясню. Вряд ли стоит добавлять, что на правах командира я поступлю в ответ так, как считаю нужным. Если разоблачу, перестану защищать от нападок коммандера Спаты.

– Нападки с его стороны уже были.

– Ты и половины их не видел, уверяю.

Кильон обдумал услышанное. Разумеется, нельзя исключать того, что все это психологическая уловка, задуманная капитаном и начальником охраны, чтобы притупить его бдительность: давай, мол, откройся Куртане. Интуиция, впрочем, подсказывала, что капитан говорила откровенно.

– Я ничего не скрываю, – заверил он.

– Надеюсь, что так, доктор. Ради нас обоих надеюсь.

Возникла пауза. «Неужели разговор затеян только ради предупреждения?» – гадал Кильон.

– Что с нами будет, когда доберемся до Роя? – осторожно спросил он.

– Вас оценят на предмет полезности. Я уже объясняла, что новичкам дается шанс проявить себя. Если отбросить сомнения доктора Гамбезона, ты неплохо себя зарекомендовал. То же самое касается Мероки. Ради нас она подставилась под пули, – я позабочусь, чтобы это учли.

– Вот Мерока обрадуется!

– Ты защищаешь ее? Гамбезона послушать, так она порезать тебя хотела.

– Мерока просто свое мнение высказывала, только и всего.

Куртана кивнула, словно подтвердились ее давние подозрения.

– Получается, клиношники своих на перепутье не бросают.

– Только не говорите, капитан, что в Рое принято иначе.

– Нет, и здесь ты, пожалуй, прав, – устало признала Куртана, словно ей надоело спорить. – Ты понимаешь, что вряд ли увидишь его снова? Ну, свой Богоскреб? Вы до сих пор так его называете?

– Кто-то называет. Честно говоря, дальше завтрашнего утра я не загадываю.

– Вполне мудро при нынешних обстоятельствах. Между нами и Клинком почти всегда миль триста, мы и в полушарие ваше редко залетаем. Нас там ничего не интересует, нам нечего предложить вам.

– Возможно, ситуация изменилась, – проговорил Кильон.

– Из-за штормика? Ну вряд ли. Мир Клинка изменился больше нашего. Когда сдвигаются зоны, мы сдвигаемся вместе с ними. Величайшая слабость Клинка – отсутствие такой гибкости. Клинок – пример эволюционного тупика, форма, не способная приспосабливаться.

– Хорошо хоть, что он столько времени протянул. В любом случае сдвинься Клинок – сдвинулась бы Метка. Разве это не оправдывает его?

– С чего это? – равнодушно спросила Куртана. – Метка же где-то должна быть. Главное, чтобы не мешала мне вести корабль.

– Мне дали понять, что в этом вы мастер. – Кильон снова посмотрел на фотографии, потом на Куртану, оценивая сходство мужского лица на снимке и женского напротив себя. Мужчина тоже был темнокожим, но этим сходство не ограничивалось. Те же глаза, такие же тонкие черты лица. – Этот человек… Он, случайно, вам не отец?

– Покойный отец, – уточнила Куртана. – Погиб десять лет назад в бою с черепами над Солнечными Равнинами.

– Он вел этот корабль?

– Да, а прежде его отец, дед, прадед и так далее со дня постройки корабля. «Репейница» видела мою семью в десяти поколениях. Ей уже сто пятьдесят лет. Отнюдь не самый древний корабль Роя, но один из старейших. Поэтому я берегу его. Однажды он сгорит, но не под моим командованием.

– По-моему, все понимают, сколь опасны длительные разведывательные операции.

– Для разведки «Репейницу» и строили, – отозвалась Куртана. – Я имею в виду внутреннюю угрозу, например людей, в честности которых сомневаюсь.

– Ну как мне доказать, что я не злоумышленник?

– Придумай что-нибудь. – Куртана собралась уже отпустить его, но вдруг что-то вспомнила и вытащила из ящика стола черную книжку, уже знакомую Кильону. – Эту книгу мы конфисковали у твоей спутницы, подозревая, что в ней может быть спрятано другое оружие.

– И что?

– Мы ничего не обнаружили, книгу она может забрать. – Куртана перелистала прозрачные страницы и вернула книгу Кильону. – Ты верующий?

Он заерзал на стуле. Крылопочки задевали высокую истертую спинку.

– Не сказал бы.

– По крайней мере, в этом мы с тобой единодушны. Если честно, не подумала бы, что Мерока верует. С ее-то поганым языком…

– Она не нарочно, уверяю вас!

Чем-то эта реплика проняла строгую Куртану, и она улыбнулась:

– Снова защищаешь ее, доктор?

– Просто излагаю факты, – ответил Кильон, вертя в руках Библию.

– Рикассо считает, в этой книге скрыта мудрость, правда искаженная до неузнаваемости. Сам он не верует – ни в озеро огненное и серное, ни в Метку, Оком Бога прожигающую твердь земную, – но не исключает пользы тщательного изучения Библии. Впрочем, Рикассо верит во многие странности. Для Спаты и его сторонников это еще один повод для недовольства.