– Они тебя убьют? – простодушно спросила Нимча.

– Надеюсь, они поймут и примут, что сейчас я не такой, как раньше. На большее рассчитывать не стоит, верно? – Кильон постарался улыбнуться ради девочки, но у него не получилось. – В любом случае я чувствую себя другим человеком. Когда уезжал, друзей у меня почти не было, а теперь кажется, что за мной целая армия.

Что-то со звоном ударилось о днище гондолы, и все трое вздрогнули. Казалось, выстрел грянул прямо у них под ногами, но Кильон знал, как хорошо металлические части каркаса проводят звук.

– Вполне ожидаемо, – проговорил он. – Черепа контролируют нижние ярусы города и не хотят, чтобы мы там высаживались. Но они нас не остановят.

Легко изображать уверенность, куда сложнее ее чувствовать. «Репейница» вплотную подобралась к цели, но окончательного успеха это не гарантировало. Так уж устроен мир: самоуверенных он наказывает с удовольствием.

– Пойду проведаю раненых, – сказал Кильон и неловко поднялся: восходящий поток снова накренил пол.

– Много погибших? – спросила Калис.

Он кивнул:

– «Репейнице» повезло. «Киноварь» упала, на «Хохлатке ольховой» пострадавших больше, чем у нас.

– Нимча несет смерть и удачу, – изрекла Калис. – Так всегда говорили про тектомантов.

– Те, кто так говорил, глупые невежды, – отозвался Кильон. – Нимча – просто девочка с необычными врожденными способностями.

Он навестил и наскоро осмотрел пациентов, поправил повязки и шины. Состояние пострадавших не изменилось. Каждый из них лежал на носилках, готовый к выносу из корабля. Кильон уже прикинул, кто выживет, кто нет, но самые оптимистичные прогнозы он связывал с отправкой раненых на Неоновые Вершины. Здесь, в лазарете, было слишком мало места и слишком много раненых. Сам воздух словно загустел от инфекции и гниения.

Когда Кильон вернулся на мостик, пули уже стучали о гондолу каждые несколько секунд. Обстреливали с выступа, который сейчас был ниже «Репейницы»: его контролировали черепа. Нужный ройщикам для посадки выступ теперь оказался совсем близко: на краю виднелись крошечные фигурки, за ними, ряд за рядом, – дома с темными окнами, которые, словно пытаясь отвоевать себе место, тянулись к строениям-небоскребам, поддерживающим верхний выступ. Виднелись дороги и мосты, по которым брели люди; трассовых машин, автобусов, поездов, лифтов и фуникулеров не наблюдалось. Тальвар упоминал о наличии электроэнергии, но ее, очевидно, было так мало, что бо́льшую часть Неоновых Вершин обесточили и довели до уровня Конеграда без коней.

– Сейчас до выступа меньше половины лиги, – объявила Куртана. – А мы теряем скорость. У города ветер слабеет. Надеюсь, он дотянет-таки нас до конца.

– А если нет? – спросил Кильон, потрясенный тем, что успех миссии зависит от полнейшей случайности.

– Да нужно только ближе подойти, потом абордируемся.

– На сколько близко?

– Лучше тебе не знать, доктор, а то нервы могут не выдержать.

– А нам это не нужно, – проговорил Кильон.

Он мысленно притягивал к себе город и блокировал в сознании пальбу. Чем ближе они подлетали к месту высадки, тем чаще звучали выстрелы. Наверняка черепа заняли самые высокие здания предыдущего уровня, то есть чем меньше оставалось лететь «Репейнице», тем проще им было стрелять. У ройщиков отказало все оружие, кроме самого примитивного, как же тут отбиться? Авиаторы стреляли из мушкетов и арбалетов с пилонов двигателя и трапов, но практически безуспешно. Пули черепов особого вреда не причиняли: большинство отскакивало от толстой брони гондолы или пробивало оболочку, не задевая баллонеты. Но потом полетели ракеты – они взмывали с крыш, волоча за собой змеящиеся хвосты пламени. Это были, скорее, петарды, превращенные в зажигательные снаряды, они в большинстве своем летели мимо корабля, даже теряющего высоту. Но по мере того, как «Репейница» приближалась к выступу, число промахов сокращалось.

– Твари! – выругалась сквозь зубы Куртана.

Кильон знал: огня авиаторы боятся, пожалуй, больше всего.

Аэродинамическое управление к этому времени отказало окончательно, ветер толкал «Репейницу» боком на выступ. Темные здания стояли плотной стеной и не давали разглядеть, куда Куртана намеревалась посадить корабль. Если, конечно, она позволяла себе забегать так далеко вперед. Улицы и площади были запружены людьми, завороженными зрелищем. Некоторые держали факелы, разбавляя сгущающиеся сумерки колышущимися островками тусклого света. Кильон удивился, что Тальвар позволяет собираться на месте предполагаемой высадки, но потом напомнил себе, что Клинком сейчас не управляет никто, даже Тальвар.

Раздался звон – не как от удара пули, а словно колокольный, – ракета чиркнула по обшивке гондолы. Попадание, наверное, было случайным, но не оставляло сомнений, что «Репейница» теперь досягаема для черепов. Кильон напрягся, чувствуя, что нормально дышать сейчас удается с трудом. По его подсчетам, менее четверти лиги отделало «Репейницу» от выступа. Видимо, это поняли и клиношники: они отступили с площади, которая лежала прямо перед авиаторами. С обеих сторон ее плотно окружали здания, втиснуть без повреждений между ними корабль казалось невозможным. Хотя сейчас это было уже не важно. Только бы «Репейница» дотянула до выступа, пусть даже покорежит свой некогда величавый корпус!

Еще одна ракета достигла цели, на этот раз удар получился еще мощнее.

– Неужели ничего нельзя сделать? – взмолился Кильон. – Разве нет никакой защиты?

– Вообще-то, есть. Суть ее в том, чтобы не попадать в пределы досягаемости ракет черепов. Нам обычно помогает.

– А если в оболочку попадут?

– Она загорится, – отрезала Куртана и повернулась к Поатралю. – Абордажники готовы?

– Все на местах, – доложил тот.

– Только бы не подкачали. У нас есть один-единственный шанс, пока восходящие потоки снова не потащили «Репейницу» за собой. Тогда без двигателей до Клинка нам не добраться. – Куртана потянулась к трубке переговорника и, прежде чем поднести ее ко рту, стерла с губ засохшую слюну. – У аппарата Куртана. Может, это последнее объявление, которое я делаю в ранге капитана «Репейницы», так что постараюсь не затягивать. К Клинку мы приближаемся стремительно, плавного снижения и мягкой посадки не обещаю. Добрые люди на выступе жаждут получить наш препарат, но раздавать его, как конфеты, нельзя. Лекарства должны пройти по распределительной сети Тальвара и попасть ко всем нуждающимся, а не к тем, кто ухватить изловчится. У нас на борту больные и раненые, которых необходимо выгрузить с корабля и пристроить в больницы. Потребуются дисциплина, тщательное планирование, а лучшая команда Роя должна работать как часы. «Репейница» дала нам повод для гордости, доставив нас в такую даль. Покажем ей, что она для нас значила! – Куртана повесила трубку.

– Если это не поможет, то нам не поможет никто и ничто, – заявил Кильон.

Мимо гондолы пронеслась ракета, из хвоста которой валило пламя. Кильон уже слышал рев ждущей на выступе толпы, треск ружейных выстрелов, палящих вниз, в черепов.

– Когда абордируемся, корабль больше не будет самым безопасным местом, – предупредила Куртана.

– В каком смысле?

– Ты уже достаточно нам помог и дальше рисковать не обязан.

– Я что, больше не ройский доктор?

– Формально от обязанностей тебя не освобождали.

– Тогда, если не возражаете, я продолжу их исполнять.

– Ничуть не возражаю, доктор Кильон. – Куртана одарила его усталой улыбкой.

– Когда клиношники выяснят, кто я такой, боюсь, они не раскроют мне объятия.

– Смирятся. В конце концов все смиряются. – Куртана глянула в боковой иллюминатор гондолы.

Выступ, еще недавно такой далекий, стремительно приближался, словно черная приливная волна с пеной в виде фигурок собравшихся. Сильный боковой порыв ветра в последний момент развернул корабль, и выступ появился в переднем иллюминаторе. Корабль Куртане не повиновался, но выпустить рычаги на пульте управления она не могла.