Мы с Луишем с любопытством провожаем ее глазами. Спустя минуту бабушка возвращается с небольшой сумкой и вручает ее Луишу. Он открывает ее и вынимает опасную бритву и помазок.

— Принадлежали Карло, — сообщает мне бабушка и добавляет для Луиша: — Принадлежали мужу.

— Ну, спасибо, — отвечает Луиш, рассматривая лезвие. — Не уверен, что знаю, как этим пользоваться. Обычно я бреюсь электрической бритвой, — объясняет он бабушке. Я перевожу.

— Дай мне, — настаивает она, и Луиш подчиняется. — Я тебя побрею.

— Как? Сейчас? — растерянно уточняет Луиш.

— Да, сейчас, — кивает бабушка, поднимаясь и показывая на ванную. — Самое время, чтобы начать новую жизнь. Ты жди здесь. — Это она мне. — Там тесно. Идемте. — Она протягивает руку Луишу, который неохотно берет ее и идет за бабушкой, бросив на меня через плечо обеспокоенный взгляд. Я сдерживаю смех. Десять минут спустя бабушка выводит из ванной гладко выбритого Луиша.

— Ух ты! — восклицаю я, а он в шутку трет лицо. — Нет порезов?

— Ни одного. — Луиш ухмыляется и садится обратно на диван. — Спасибо, — говорит он бабушке.

— Пожалуйста, — отвечает она на английском с насмешливой улыбкой.

Луиш вздыхает.

— Думаю, мне пора.

— Пора? Куда он собирается? — спрашивает меня бабушка на итальянском.

— Я должен вернуться в Милан, — объясняет Луиш, а я перевожу.

— Нельзя ехать за рулем в такую погоду. Нет. Вы переночуете на диване, — заявляет бабушка, а у меня возникает ощущение дежавю.

— Нет, честно, со мной все будет хорошо, — заверяет ее Луиш, сделав попытку встать.

— Ни в коем случае! — настаивает бабушка. — Гроза слишком сильная! — Гулкий раскат грома услужливо подтверждает ее слова.

— Я гонщик, — усмехается Луиш. — Я привык водить автомобиль в тяжелых дорожных условиях.

— Скажи ему, чтобы стер эту ухмылку с лица. — В голосе бабушки появляются стальные нотки. Она не сводит глаз с Луиша. — Мой муж погиб на этих дорогах!

Я смотрю на бабушку, прищурившись, а Луиш выглядит пристыженным.

— Извините.

— Принесу постельное. — Она поспешно уходит.

— Прости, — говорю я Луишу. — Но ты можешь переночевать здесь и выехать утром.

— Вернешься в Милан со мной? — с надеждой спрашивает Луиш.

— Нет, — качаю головой я. — Я бы хотела провести пару дней с бабушкой. Но я обязательно вернусь. Обещаю.

Луиш с облегчением откидывается на спинку дивана, когда бабушка снова входит в комнату с постельным бельем и одеялом.

— Просто оставь их здесь, бабуля, я постелю, — предлагаю я.

— Отлично. Пойду послушаю передачу по радио, — отвечает она. — Спокойной ночи!

— Я тоже пойду спать, — сообщаю я, с грустью вспоминая проведенный здесь вечер с Уиллом.

— Ладно, — откликается Луиш. Он помогает мне расстелить белье на диване и забирается под одеяло.

— Поздравляю с призовым местом, — спохватываюсь я уже на пороге.

— Спасибо, плюшка.

               * * * * *

Луиш уезжает рано утром, но не раньше, чем бабушка убеждает его позавтракать. Гроза закончилась, хотя все еще пасмурно. Мы машем, стоя у двери, пока Луиш на взятом напрокат автомобиле выезжает из переулка на основную горную дорогу, подав сигнал на прощание.

Иду в дом за бабушкой, все еще ошеломленная тем, что Луиш проделал весь этот путь ради меня. Мы сидим за столом на кухне, и я пью кофе маленькими глотками.

— Мне нравится этот, — немного погодя говорит бабушка.

— Луиш?

— Да.

— Больше, чем Уилл? — не могу не спросить я.

— Не больше. Они очень разные. Ты ему нравишься.

— Я нравилась Уиллу?

— Нет, этому. Луишу. Ты ему нравишься.

Я усмехаюсь.

— Нет, не нравлюсь.

Бабушка проницательно смотрит на меня над ободком кофейной чашки.

— Да, нравишься.

Я молчу, а потом меня посещает мысль.

— Бабушка…

— Да?

— Я думала, дедушка умер от сердечного приступа?

Она пожимает плечами.

— Так и было.

— Но ты сказала и Уиллу, и Луишу, что он погиб на горной дороге.

— Иначе они не остались бы ночевать.

— Но, бабушка, это же низко! — восклицаю я.

— Девушка делает то, что должна, — небрежно отвечает она.

Не могу поверить, что бабушка может так говорить. В ее-то возрасте! Ей восемьдесят два года!

— Зачем ты вообще хотела, чтобы они остались? — недоумеваю я.

— Чтобы дать им провести больше времени с тобой, разумеется.

— Но почему?

— Тебе нужен мужчина! — взрывается бабушка.

— Что? Бабушка, о чем ты? Мы живем не в Средневековье!

— Не стоит меня поучать, юная леди. Я знаю, что для тебя хорошо.

— Ведь у Уилла была девушка, — педантично напоминаю я.

— О! Я знаю, — отмахивается бабушка.

— Откуда? — в замешательстве спрашиваю я. Я никогда ей не говорила.

— Это было очевидно. Но нельзя позволять кому бы то ни было стоять у тебя на пути.

— Бабушка! — Я возмущена. — Я бы никогда не позволила себе быть другой женщиной. — Но когда я произношу эти слова, в душе шевелится червячок сомнения. Смотрю на свои ногти.

— Ты знала, что, когда мы познакомились, твой дедушка намеревался обручиться с другой?

— Да ладно? — Выпрямляюсь на своем месте.

— Правда-правда. Но они не любили друг друга. Я чуяла. Они собирались пожениться по расчету. Чтобы угодить родителям. Когда мы с Карло увидели друг друга… — Она погружается в воспоминания и умолкает. Потом поворачивается ко мне. — Так было предопределено, чтобы я и твой дедушка были вместе. Но нельзя во всем полагаться на судьбу, нужно самому быть кузнецом своего счастья.

— И ты им стала? — интересуюсь я.

— Да, — твердо отвечает бабушка.

Мне не очень по душе мысль, что моя бабушка увела мужчину у другой женщины, но, кажется, она совсем не раскаивается. И, думаю, если бы она так не поступила, меня бы здесь не было.

— Ну, это все теперь в прошлом, — грустно говорю я, с мыслями об Уилле.

— Нет, — резко произносит бабушка.— Есть еще Луиш.

— Бабушка, Луиш явно не герой моего романа!

— Почему нет? Он больше подходит тебе, чем тот, другой.

— Нет! И я все равно еще люблю Уилла, поэтому не могу ни о ком думать.

— Время лечит, — мудро изрекает бабушка.

Закатываю глаза, но не спорю.

Бабушка поднимается, выходит из кухни и приносит из гостиной полную воды кастрюлю. Выливает воду в раковину.

— Почему бы тебе не позволить маме помочь тебе сделать ремонт? — Иду за ней в гостиную и помогаю принести оставшиеся кастрюли и тазы.

— Нет, — говорит она резко, возвращаясь к кухонной раковине и выливая в нее воду из очередного тазика.

— Ну почему ты такая упрямая? — вздыхаю я, а бабушка бросает на меня свирепый взгляд через плечо и снова садится.

Я тоже сажусь за стол.

— В Нью-Йорке мама кое-что мне рассказала, — начинаю я. — О моем отце. — Пока оставлю в покое тему о ремонте дома.

— Да?

— Насчет Андреа…

— Андреа? — рявкает бабушка.

— Ну, я не знаю, он мой настоящий отец или нет… — Бабушкины глаза округляются. — И мама тоже не знает. — В ее взгляде мелькает понимание. — Она тебе не говорила? Ты никогда ничего не подозревала?

Бабушка медлит, прежде чем ответить.

— Она не говорила мне, но я действительно подозревала это, да. Она проводила много времени с Андреа, когда ушла от твоего отца и вернулась домой. И довольно быстро забеременела после возвращения к твоему отцу. Мне показалось, слишком быстро.

— Ты когда-нибудь о чем-либо спрашивала?

— Что я могла сказать? Я предлагала ей не возвращаться к твоему отцу, остаться со мной и твоим дедушкой, но она отказалась.

— А как насчет Андреа? Он знал, что мама была беременна?

Бабушка опускает взгляд на стол.

— Да.

— И он не хотел поехать за ней? Выяснить, от него ли этот ребенок, я?

— Думаю, нет.

Я разочарована в своем отце, кем бы он ни был.

— Он был слишком горд, чтобы за ней бегать, — наконец продолжает бабушка. — И Стеллан выглядел очень устрашающим.