– Я полагаю, что это правда.

– Моя мать ему не поверила.

– Давайте вернемся к моему вопросу, ведь ваш отец не мог возвращаться домой с карманами, набитыми деньгами, которые он никогда бы не заработал в торговом доме Каплана.

– Он хранил деньги в своей комнате.

– На платяном шкафу?

– Как вы узнали?

– А вы?

– Однажды, когда я пришла попросить у него денег, он влез на стул и снял со шкафа желтый конверт, в котором лежали тысячефранковые банкноты.

– Много?

– Солидная пачка.

– Альбер знал о тайнике?

– Это не причина убивать. Я уверена, что Альбер этого не делал. Впрочем, он никогда бы не смог использовать нож.

– Откуда у вас такая уверенность?

– Однажды я видела, как он порезал себе палец складным ножом и чуть не упал в обморок. Ему делается плохо от одного вида крови.

– Вы спите с ним?

Моника снова пожала плечами.

– Что за вопрос! – бросила она.

– Где?

– Да где угодно. В Париже достаточно гостиниц, предназначенных для этих целей. Не будете же вы утверждать, что полиция этого не знает!

– Итак, резюмируя наш познавательный разговор, я делаю вывод, что вы с Альбером шантажировали вашего отца с целью накопить достаточно денег, чтобы сбежать в Южную Америку.

Она не двигалась.

– Далее я отмечаю, что, несмотря на все предпринятые вами усилия, вы так и не смогли выяснить, откуда берет деньги ваш отец.

– Мы не слишком усердно искали.

– Разумеется, вам был важен лишь результат.

Иногда у Мегрэ появлялось ощущение, что девушка смотрит на него с некоторым снисхождением. Вероятно, она думала, что комиссар криминальной полиции так же наивен, как ее мать, тети и дяди.

– Теперь вы знаете все, – пробормотала Моника, намереваясь встать. – Должно быть, вы заметили, что я не пыталась изображать святую невинность. Мне все равно, какое мнение вы обо мне составите.

Однако что-то не давало ей покоя.

– Вы точно ничего не скажете моей матери?

– Какое это имеет значение, если вы собрались уезжать?

– Подготовка к отъезду займет определенное время. Я бы хотела избежать скандала.

– Я понимаю.

– Альбер несовершеннолетний, и его родители могут…

– Я очень бы хотел побеседовать с Альбером.

– Если бы это зависело только от меня, он был бы в вашем кабинете еще сегодня утром. Альбер ведет себя очень глупо. Я уверена, что сейчас он где-то прячется, дрожа от страха, как заяц.

– Мне кажется, вы не слишком-то им восхищаетесь?

– Я никем не восхищаюсь.

– За исключением самой себя.

– Собой я тоже не восхищаюсь. Как я уже сказала, я защищаюсь.

К чему спорить?

– Вы предупредили моих хозяев, что меня вызвали в полицию?

– Я сообщил им по телефону, что мне необходимо уладить некоторые формальности.

– К которому часу они меня ждут?

– Я не называл конкретное время.

– Я могу идти?

– Не смею вас задерживать.

– Вы собираетесь послать за мной одного из ваших инспекторов?

Мегрэ чуть было не расхохотался, но сумел сохранить серьезность.

– Возможно.

– Он лишь потеряет время.

– Благодарю вас.

Мегрэ действительно отправил инспектора следить за девушкой, хотя был уверен, что это не принесет никаких результатов. Заняться слежкой пришлось свободному от других заданий Жанвье.

Что касается самого комиссара, то добрых десять минут он сидел, положив локти на стол, с трубкой в зубах, и рассеянно смотрел в окно. В конце концов Мегрэ встряхнулся, как делает только что проснувшийся человек, который никак не может отогнать сон, и тихо проворчал:

– Глупая девчонка!

Сам не зная зачем, он направился в кабинет инспекторов.

– Никаких новостей о Жорисе?

Альбер просто обязан связаться с Моникой. Но как это сделать, чтобы его не арестовали? Мегрэ забыл задать девушке весьма немаловажный вопрос. Кто из любовников, Моника или Альбер, хранил у себя сбережения, которые они намеревались использовать для поездки в Южную Америку? Если вся сумма хранилась у парня, то он в данный момент располагал деньгами. В противном случае у него, возможно, не было средств даже на еду.

Мегрэ выждал еще несколько минут, задумчиво бродя из кабинета в кабинет, затем позвонил в контору «Жебер и Башелье».

– Я бы хотел поговорить с мадемуазель Моникой Турэ.

– Одну минуту. Кажется, она только что вернулась.

– Алло! – раздался в трубке голос Моники.

– Не радуйтесь. Это не Альбер, а комиссар. Я забыл задать вам один вопрос. У кого деньги, у вас или у него?

Она поняла.

– У меня.

– Где?

– Здесь. В моем письменном столе, который закрывается на ключ.

– У него есть карманные деньги?

– Если есть, то немного.

– Спасибо. Это все.

Люка подал начальнику знак, что его просят к другому аппарату. Мегрэ сразу же узнал голос Лапуэнта.

– Ты звонишь с улицы Ангулем? – удивился комиссар.

– Не из самого дома. Из бистро, расположенного на углу.

– Что стряслось?

– Я не понял, было ли это сделано специально, но решил вас предупредить. Когда мы прибыли на место, то обнаружили, что комната тщательно убрана. Пол и мебель хорошенько протерли, нигде нет ни пылинки.

– Даже на шкафу?

– И там тоже. У меня сложилось впечатление, что дамочка смотрела на меня с нескрываемой насмешкой. Я спросил у нее, кто и когда произвел уборку. Она ответила, что вчера после полудня обратилась к услугам приходящей дважды в неделю служанки, чтобы сделать генеральную уборку. Вы ей ничего не сказали по этому поводу, а комнату надо сдавать…

Это был просчет Мегрэ. Комиссар должен был предвидеть такой поворот событий.

– Где Моер?

– Все еще наверху. Он хочет убедиться, что не осталось никаких следов, но пока ничего не нашел. Если речь действительно идет о приходящей прислуге, то она проделала весьма внушительный объем работы. Мне возвращаться на набережную Орфевр?

– Не сразу. Узнай имя и адрес служанки. Поезжай к ней. Пусть она тебе расскажет, как было дело, какие указания она получила, кто находился в комнате, когда она убирала…

– Понял.

– Моер может возвращаться. И вот еще… Если заметишь поблизости кого-нибудь из полиции нравов…

– Тут Дюмонсель, я только что с ним говорил.

– Пусть он попросит подкрепления в своем отделе. Я хочу, чтобы полиция установила слежку за каждой из женщин, живущих в этом доме.

– Никто из них не выходил. Там одна сумасшедшая разгуливает по лестнице совершенно голой, а другая девица принимает ванну. Что касается третьей особы, то она, по-моему, не возвращалась в свою комнату уже несколько дней.

Закончив разговор, Мегрэ направился в кабинет начальника полиции, как делал это время от времени. У комиссара не было конкретной причины для подобного визита, он просто хотел поболтать с начальством о текущем расследовании. Он любил атмосферу этого кабинета и всегда обустраивался у окна, откуда открывался вид на мост Сен-Мишель и набережные.

– Устал?

– У меня такое впечатление, что я раскладываю какой-то замысловатый пасьянс. Мне хочется быть одновременно в самых разных местах, а я все время оказываюсь в своем собственном кабинете. Сегодня утром я вел допрос, один из самых…

Мегрэ остановился, пытаясь подобрать правильное слово, но он не находил его. Комиссар чувствовал себя измотанным или, если быть более точным, опустошенным; им овладело нечто вроде уныния, которое появляется с похмелья.

– Это была молоденькая девушка, почти девочка.

– Дочка Турэ?

Зазвонил телефон. Начальник криминальной полиции снял трубку.

– Да, он здесь.

И обратился к Мегрэ:

– Это вас. Прибыл Нёвё с каким-то типом и спешит продемонстрировать вам свою находку.

– До свидания.

В коридоре Мегрэ сразу же заметил крайне взволнованного инспектора, рядом с которым на одном из стульев сидел хилый и бледный мужчина без возраста. Комиссару показалось, что он его уже где-то видел; у него даже возникло впечатление, что он знает этого типа как свои пять пальцев, но при этом не может вспомнить его фамилию.