И я разослал такое электронное письмо: «Большое спасибо за предоставляемую возможность, но я не думаю, что для нас было бы уместным давать интервью или дополнительные комментарии, помимо тех, с которыми мы уже обратились к публике в блоге нашей компании».

Большинство из полученных мною ответов были «Понятно».

Когда я хотел получить работу в Blogger, я представлял себя работающим там. Я верил, что такая визуализация способна превращать мечты в реальность. Теперь, когда случаи из жизни пользователей, о которых я фантазировал, становились правдой, я чувствовал себя будто во сне наяву. Все быстро становилось слишком серьезным. Внезапно нам пришлось выбирать, как взаимодействовать с правительством.

Время от времени на каждом сайте нужно проводить профилактические работы. Каждый раз мы вывешивали предупреждающее объявление для пользователей. Однако в июне 2009 года, разместив обычное предупреждение о профилактике, мы немедленно получили в ответ около сотни звонков и писем со словами: «Вы не можете отключить сервис сейчас! В Иране запланирована демонстрация». Иранское правительство отключило другие средства коммуникации, и Twitter остался единственным работающим инструментом.

Из всех полученных по этому поводу писем особенно выделялось одно. Оно пришло от члена нашего совета директоров. Сотрудники правительства США прислали ему записку, и он переправил ее нам с пометкой «Для информации».

Государственный департамент не хотел, чтобы мы отключались на профилактику.

Мы с Джейсоном Голдманом принимали решение. Нам нужно было провести эту профилактику. Мы уже откладывали ее пятнадцать раз, и, если бы мы в ближайшее время не сделали ее, система могла сломаться раз и навсегда.

Наконец я сказал: «Давай отложим в последний раз». Не потому, что мне хотелось выполнить приказ Госдепа – я даже и не делал вид, что понимаю ситуацию, – но просто потому, что Twitter должен был работать, и в этом состояла наша ответственность. То, что происходило в Иране, было напрямую связано с растущим глобальным значением Twitter и его важности как коммуникационной и информационной сети.

Так что мы перенесли профилактику на послеобеденное время, когда в Иране была уже ночь. Со стороны могло показаться, что Государственный департамент сделал звоночек со своего красного телефона и мы бросились выполнять их поручение. Мысль была такая: если сегодня мы откладываем профилактику по просьбе правительства США, то что мы будем делать для них потом? Однако правительство не имело права принимать решения за Twitter. Мы не хотели помогать нашему правительству и никаким другим правительствам. Мы должны были остаться беспристрастными поставщиками технологии.

МЕЖДУНАРОДНАЯ СИСТЕМА

TWITTER ДЕЛАЛАСЬ В ТАКОЙ

СТЕПЕНИ НА СКОРУЮ РУКУ,

ЧТО УПРАВЛЯЛАСЬ С ОДНОГО

НОУТБУКА. НАПИСАННАЯ

ОТ РУКИ ТАБЛИЧКА

НАД НИМ ГЛАСИЛА:

«НЕ ОТКЛЮЧАТЬ».

16 июня 2009 года, на следующий день после профилактики, я разместил следующее сообщение в блоге компании:

«Twitter вернулся, и пропускная способность нашей сети теперь значительно выросла. Плановая профилактика, которую мы перенесли с прошлой ночи на этот день, прошла успешно и заняла вдвое меньше времени, чем мы предполагали.

Мы перенесли плановую дату профилактики, поскольку события в Иране напрямую связаны с растущим значением Twitter как важной коммуникационной и информационной сети. Хотя это казалось невозможным или по крайней мере крайне сложным, мы сдвинули дату. Twitter и NTT America сочли разумным оставить сервис включенным на время столь заметных международных событий.

Нескромно думать, что наша двухлетняя компания играет настолько значительную глобальную роль, что государственные власти считаются с нашим присутствием. Однако важно отметить, что Государственный департамент не имеет влияния на процесс принятия решений. И все же мы все согласны с тем, что открытый обмен информацией в мире – это позитивное направление».

Наша позиция состояла в том, что мы нейтральны к правительству и являемся всего лишь инструментом коммуникации. Мы не помогали никаким государствам ни поддержкой революций, ни содействиям правительственным расследованиям. Ровно четыре года спустя, 7 июня 2013 года, в New York Times вышла статья Клэр Кейн Миллер (Claire Cain Miler) «Технические компании вступают в надзорные программы». В ней говорилось о PRISM – секретной правительственной программе наблюдения, и я был очень горд прочитать о том, что, когда Агентство национальной безопасности пришло в Кремниевую долину и попросило доступ к информации о пользователях, «Twitter отказался таким образом облегчить правительству жизнь».

Александр Макгиллаври (Alexander Macgillivray), наш главный юридический советник, которого все звали Амак, сделал все возможное, чтобы поддержать нашу позицию с точки зрения закона. Мы не работали ни на одно правительство, и все попытки Белого дома получить доступ к нашей пользовательской информации оборачивались для них большим геморроем.

МЫ НЕ РАБОТАЛИ НИ

НА ОДНО ПРАВИТЕЛЬСТВО,

И ВСЕ ПОПЫТКИ БЕЛОГО

ДОМА ПОЛУЧИТЬ

ДОСТУП К НАШЕЙ

ПОЛЬЗОВАТЕЛЬСКОЙ

ИНФОРМАЦИИ

ОБОРАЧИВАЛИСЬ ДЛЯ НИХ

БОЛЬШИМ ГЕМОРРОЕМ.

Мы не хотели уходить от первоначальной идеи проекта: мгновенно связать человека с тем, что ему интересно, где бы он ни находился. Чтобы это произошло, крайне важна свобода самовыражения. Некоторые твиты способствуют положительным изменениям в странах с диктаторским режимом, некоторые заставляют смеяться, другие – плакать, какие-то могут разозлить большинство пользователей. Мы не всегда согласны с тем, что люди передают в своих твитах, но мы поддерживаем передачу информации независимо от отношения к ее содержанию.

Мы верили, что открытый обмен информацией окажет позитивное влияние на глобальные процессы в мире. Наша вера была основана на практической и этической сторонах дела. С практической точки зрения мы были просто не в состоянии просмотреть все сто с лишним миллионов твитов, создаваемых и передаваемых каждый день. С этической точки зрения почти все страны мира признают, что свобода выражения – это право человека.

Мы прошли длинный путь от того времени, когда нас называли ситкомом «Сайнфелд» от Интернета. Мы были на пути к тому, чтобы стать взрослой компанией, предлагающей маленький, простой инструмент, который может привести к большим переменам. Мы не изменили мир, но, возможно, мы сделали что-то большее и получили отличный урок: когда ты даешь хорошим людям возможность, они совершают отличные поступки. Больше не существует супергероев, но вместе мы можем заставить Землю крутиться в обратную сторону.

10. Пятьсот миллионов долларов

Twitter завладел вниманием мира. В один из понедельников в конце 2008 года, вскоре после того как Эван принял от Джека пост директора, я проснулся в своем маленьком доме в Беркли и по непонятной мне причине решил надеть в тот день выстиранную и отглаженную белую рубашку. Я никогда не ношу такие рубашки, но я увидел ее в своем шкафу и надел, Ливия сказала, что мне стоит ее носить. Так я и сделал.

Мне понадобилось тридцать минут, чтобы добраться от нашего дома до центра Беркли на станцию BART. Я провел карту через турникет, сел на скамейку и стал ждать поезд. Дорога от центра Беркли до Монтгомери-стрит в Сан-Франциско занимает двадцать три минуты, и поезд, как я уже упоминал, проходит по трубе, проложенной по дну залива Сан-Франциска. Я там всегда немного нервничаю, отчего моя белая рубашка стала слегка потной. Я знал, что эта рубашка была ошибкой.

С PowerBook на плече я прошел тридцать минут, которые занимала дорога от станции «Монтгомери» до нашего офиса на Брайант-стрит. К тому времени, как я добрался до работы, то есть примерно через два часа после пробуждения, я был мокрый насквозь.

Когда я вошел в офис, Джейсон Голдман сказал, что Эв, который недавно вступил в должность директора после Джека, ждал меня в машине внизу.