Было столько способов отправить твит в Twitter, что наш сайт уже нельзя было заставить замолчать. Люди во многих странах получили свободу сообщения. Какими бы ни были ограничения, человек найдет возможность их обойти. Чтобы отключить Twitter, вам пришлось бы отключить все мобильные коммуникации повсюду. Нашим единственным слабым местом были технические решения. Twitter было не остановить.
По офису в Саус-парк нас тогда слонялось только двенадцать человек. Я жил в Беркли и каждый день ездил домой на метро. Однажды вечером я в семь часов зашел на станцию BART, где я запрыгнул в поезд и по недрам Сан-Франциско отправился домой. Войдя в поезд, я услышал, как люди разговаривают о землетрясении.
Вот это да! Кто-то говорит «Землетрясение!», а я как раз собираюсь уехать в гигантскую трубу под заливом? Это кажется не самым безопасным местом ни во время, ни после землетрясения. Не стоит ли мне выскочить из поезда, пока не закрылись двери? Я осмотрелся, чтобы понять, не паникуют ли люди вокруг меня? Трудно было сказать. Все вокруг ходили туда-сюда. Это была паника или просто час пик?
Проверив телефон, я увидел множество твитов о землетрясении. В одном говорилось:
Э, там было только 4,2 по шкале Рихтера.
Другие тоже писали, что землетрясение было совсем слабенькое.
А, ну тогда я останусь.
Twitter для меня был уже не просто развлечением, забавным приложением для тех, кто хочет улыбнуться. Теперь он обозначал разницу между остаться в поезде и волноваться и тем, чтобы выпрыгнуть из него, опоздать в магазин, к прогулке с собакой и к Ливи. Небольшая вещь – всего лишь мнения нескольких человек, не обладающих каким-то авторитетом или познаниями в области землетрясений. Однако эти мнения служили важной цели. Twitter только что избавил меня от массы неприятностей. Он изменил мой привычный образ жизни.
Мы не разрабатывали инструмент, который помогал бы людям принимать решения о действиях при землетрясении. И это стало для нас следующим уроком, самым серьезным из тех, что мог дать Twitter: даже простейшие инструменты могут давать людям возможность делать великие дела.
По задумке Twitter был маленьким, но он рос по экспоненте. И этот рост позволил нам увидеть новые горизонты. Мы поняли настоящую силу социальных сетей как проводников человечности.
В апреле 2008 года Джеймс Бак (James Buck), студент из Беркли, был в Египте, где работал над мультимедийным проектом об оппозиционных партиях страны. Он следил за оппозиционной партией, но ему было сложно вовремя узнавать об их собраниях, чтобы присутствовать там. Наконец он задал вопрос о том, как они организуют протестные акции и координируют информацию. Они сказали: «Мы пользуемся Twitter». И научили и его делать это (что, конечно, забавно, учитывая, что он родом из области залива Сан-Франциско).
Неделю спустя Джек успел прибыть на следующее спонтанное антиправительственное выступление. Позднее, когда он пришел в офис Twitter, чтобы поделиться с нами этим, то рассказал, что полицейские в Египте, как правило, носят усы. Это неофициальная часть униформы, как у игроков Главной лиги бейсбола в США. Он сказал: «Когда видите много усачей, знайте: что-то происходит».
Итак, он прибыл на акцию протеста, где расхаживало множество усачей. Его арестовали с группой людей, но по какой-то причине в полиции не забрали телефон. Просто забросили на заднее сиденье машины. Американский мальчик в Египте арестован египетской полицией – он был очень напуган и понятия не имел, чего ожидать. Незаметно, с заднего сиденья полицейской машины он твитнул всего одно слово:
Арестован.
Его друзья дома знали, где он находится, чем занимается и что он не шутит. У него могли быть серьезные неприятности. Они связались с его деканом в Беркли, который помог найти адвоката в Египте и вызволить его из тюрьмы. Его следующий твит опять состоял из одного слова:
Освобожден.
Это было хорошо для Джеймса, и теперь, когда неприятности миновали, эти события стали отличной историей для нас. Мы в Twitter, а также все, кто слышал его историю в новостях, могли бесконечно придумывать сценарии, в которых наш сайт становился спасательным кругом. И я имел особую склонность выдумывать пользовательские истории с участием Twitter.
Идет землетрясение. Вы в западне под обломками. Батарея телефона садится. Вы можете написать одному-единственному другу или отправить твит сотне людей. Какой вариант вы выберете?
Индийский фермер со старинного телефона постит твит с вопросом, по какой цене продается его зерно на рынке в пятидесяти милях от его дома. Ответ вдвое превышает сумму, которую он запланировал. Это меняет его жизнь и жизнь его семьи на целый год.
Twitter мог быть частью новостей дополнительно к ленте новостей Bloomberg. Если Bloomberg получает три твита о чем-то важном из посторонних источников, он может провести свое расследование.
Информация может за минуты распространяться через ретвиты. В течение минуты миллионы людей могут узнать о чем-то важном.
РЕБЯТА В МОЕМ
АМБИЦИОЗНОМ ВИДЕНИИ
БУДУЩЕГО ЛЮДИ БУДУТ
ИСПОЛЬЗОВАТЬ TWITTER
ДЛЯ СВЕРЖЕНИЯ
ДЕСПОТИЧЕСКИХ РЕЖИМОВ,
И КОГДА ОНИ СДЕЛАЮТ
ЭТО, ТО НАРИСУЮТ
КОНТУРЫ ЭТОЙ ПТИЧКИ НА
РАЗВАЛИНАХ СТАРОГО МИРА.
Чем больше я видел возможностей, тем больше понимал, что значимость Twitter состоит в том, как люди им пользуются. Наша компания, вместо того чтобы говорить о том, как прекрасна наша технология (для защиты которой потребовалась бы немалая изворотливость, учитывая «кита ошибок» и прочее), просто радовалась невероятным вещам, которые делали с нашим участием люди. Это был неожиданный разворот. Обычно компании пишут пресс-релизы о замечательных вещах, которые они делают, пытаются попасть в новости и вызвать к этим вещам интерес. Мы не могли прочесать все твиты, которые проходили через систему. И вместо того чтобы рассказывать газетам, что о нас написать, мы использовали их, чтобы выяснить, какие еще жизни Twitter изменил, а может быть, и спас.
И речь шла не о том, каким классным был Twitter, а о том, что храбрые люди делают храбрые вещи. Однако Twitter был для репортеров хорошей, актуальной и модной темой. Мы построили миллиардный бренд, потому что смогли создать непрекращающийся поток невероятных человеческих историй.
Мы то и дело удивлялись применению нашего сервиса. Довольно скоро весь конгресс США был в Twitter. Что? И я никогда не предполагал, что Twitter захотят пользоваться знаменитости. Весь смысл быть знаменитостью – это ограничить доступ публики к себе. Они должны дожидаться твоего появления в кино. Зачем звезде надо разбавлять свой имидж подробностями повседневной жизни? Я не учел тот факт, что и звездам нравилось действовать в обход агентов и студий. Twitter для них был способом связаться наконец напрямую с поклонниками. Мне стоило это знать: как я понял, что гуманизация Twitter заставит людей полюбить нашу компанию, так и знаменитости хотели, чтобы в них тоже видели людей.
Через год после того, как мы официально запустили Twitter Inc., наш офис испытал на себе все тяготы стартапа. Одной из наших проблем были международные партнеры. В Соединенных Штатах мы заключили договоры с большинством телефонных компаний. Твиты, отправляемые с использованием короткого номера 40404, были в основном бесплатными. Но в Европе и в Канаде мы все еще оплачивали каждый проходящий твит. Международные операторы не соглашались сделать твиты бесплатными.
Наша международная система делалась в такой степени на скорую руку, что управлялась с одного ноутбука. Написанная от руки табличка над ним гласила: «Не отключать». До тошноты огромные счета были моей постоянной головной болью. Когда они приходили, я с тяжелым сердцем шел к ноутбуку и выдергивал вилку из розетки. Я отключал международный Twitter. Затем размещал в основной блог пост примерно следующего содержания: «Мы только что отключили все международное сообщество, потому что это слишком дорого». Я думал, что если это беспокоит достаточное количество людей, то сотовые операторы постепенно пойдут на сделку. Со временем так и произошло.