– Чего ты добиваешься? – Платов сделал шаг вперед и рука маньяка угрожающе поднялась.

– Внимания и признания!

– Конкретнее, Гладун. Здесь полно газа и нет времени выслушивать общие фразы.

– Хорошо, буду краток. Нам нужен репортаж. Материал в газете, который поможет жителям этого города лучше разобраться в том, что произошло на самом деле.

– Кому это нам? – Иван попытался ободрить Юлю улыбкой, но ему удалось только скривить губы в ее жалком подобии.

– Я не ошибся, применив множественное местоимение, – продолжал Гладун. – Нам! Поэту, стихи которого никогда не печатались, жертве издевательств, которую этот жестокий мир вынудил взяться за молоток и мне, третьему и, пожалуй, главному в этой компании. Мастеру компромисса, совместившему несовместимое. Гению, доказавшему, что разум способен трансформировать материю!

– Матвей, о какой к черту трансформации ты болтаешь? – Иван старался не повышать голос, опасаясь спровоцировать у Гладуна вспышку гнева. – И по поводу разума. Боюсь, ты нуждаешься в лечении, что в твоем положении меньшая из зол. Палата психиатрической лечебницы лучше, чем…

– Заткнись! – насмешливо-презрительное выражение на лице маньяка сменилось гримасой ярости, он схватил со стола молоток и тот со свистом рассек воздух в нескольких сантиметрах от Платова. – К черту переговоры! Карты сдаю я! Сейчас здесь просто будет два трупа!

Голос Матвея стал совершенно другим. Вместо вкрадчивого парламентера называвшего себя мастером компромисса, к Платову обращалось существо, которому было чуждо все человеческое.

Эта стремительная метаморфоза окончательно убедила Ивана в том, что в теле Гладуна действительно живет, по крайней мере, две сущности. Причем иметь дело с теперешней было гораздо опаснее, чем с предыдущей.

– Я понял! – капитан попытался вернуться к прерванному разговору. – Под трансформацией ты подразумеваешь тот фокус с отпечатками пальцев?

Молоток опустился к полу.

– То, что ты называешь фокусом – чудо, сотворить которое под силу только высшему разуму. Богу, если угодно.

Платов почувствовал облегчение: какое-то время можно было не опасаться удара молотка. Он попытался закрепить достигнутый результат.

– Итак, твои требования, Матвей!

– Ты до конца уяснил, что хозяином положения являюсь я?

Концентрация газа неуклонно повышалась. К горлу подкатывал рвотный спазм, а голова начинала кружиться.

– Да, уяснил.

– В таком случае звони своему журналисту. Этот Семенов большой любитель газетных уток, но падок и до настоящих сенсаций. Я ведь сенсация, Платов? – улыбнулся Гладун.

– Кто сомневается, – чтобы облегчить дыхание, Иван расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. – Всем сенсациям сенсация.

– Тогда не медли! – маньяк указал молотком на телефон. – Зови сюда этого сукина сына Семенова!

– Минутку!

Капитан не сдвинулся с места по двум причинам. Во-первых, он был уверен: журналист из «Колючки» ни за что не войдет в клетку ко льву, а во-вторых, Платов вспомнил о своем последнем козыре. Опуская руку, он зацепил угол стопки тетрадей, которые сунул за пазуху.

– Я же сказал: звони! Не буди во мне Учителя, если хоть капельку дорожишь собственной башкой и кудрявой головкой своей шлюшки!

– Я хочу говорить с Поэтом!

– Зачем? – удивился Матвей. – Разве у тебя с ним есть общие дела?

– Думаю, что ему будет небезразлична судьба десятка школьных тетрадок, исписанных столбиками стихов.

– Вы добрались до гаража! – головка молотка поднялась и угрожающе качнулась, сделавшись похожей на плоскую голову готовой ужалить змеи. – И посмели дотронуться до…

– Я хочу говорить с Поэтом! – Платов сделал шаг вперед, на ходу вытаскивая тетради. – Ты можешь превратить квартиру в крематорий. Вот только вместе с нами погибнут рукописи, которые могли бы стать бессмертными.

Лицо Гладуна стало зеркалом, отражающим происходящую в его мозгу борьбу. Капитан ждал ее исхода, очень надеясь на то, что победителем будет не Учитель. Молитвы Платова были услышаны. Пальцы Матвея разжались. На ковер упали молоток и зажигалка.

– Отдай мои тетради! В них – вся моя жизнь! Бессонные ночи, маленькие победы и большие разочарования! – новая ипостась Гладуна умоляюще простирала руки. – Я сделаю все, что ты захочешь.

– Многого требовать не собираюсь, – капитан помахал тетрадями перед лицом впавшего в отчаяние поэта. – Просто сходи на кухню и выключи газ. Даю тебе десять секунд! Время пошло!

Матвей бросился на кухню, а Платов подошел к окну, отодвинул шпингалеты и дернул за ручку, привинченную к раме. Ворвавшийся в комнату ночной воздух, казался живительным нектаром.

Иван взглянул вниз. Проблесковые маячки милицейских автомобилей превратили подъездную дорожку в подобие авеню Нью-Йорка. Девятью этажами ниже оживленно жестикулировали маленькие фигурки милиционеров.

Звон, донесшийся из кухни, заставил капитана прервать любование уличными пейзажами.

– Успокойся, Юля. Кажется с ним можно договориться…

– С Поэтом может быть и удалось бы! – в руке вошедшего в зал Гладуна блеснуло лезвие ножа. – А мне плевать на все тетради! Подохни, мент!

Стремительно прыгнув на Платова, Учитель взмахнул ножом. Иван попробовал уклониться, но немного опоздал. Кончик лезвия рассек ткань кителя. Грудь обожгла горячая волна боли. Платов услышал, как входная дверь содрогнулась от ударов.

Он не надеялся выжить в схватке и думал только о том, как выиграть несколько драгоценных секунд для спасения Юли. Спина Ивана уперлась в подоконник, напоминая о том, что пространства для маневра больше нет.

– Отлично, Учитель! Я тоже плюю на драгоценные рукописи нашего общего знакомого! Пусть над его стихами вдоволь посмеются те, кто сможет поймать их внизу!

Резко взмахнув рукой, Платов разжал пальцы. Стопка распалась на отдельные тетради. Подхваченные легким ветром, они зашелестели страницами, напоминая невиданных птиц.

– Стихи-и-и! Мои-и-и стихи!

Нож вонзился в стену. Учитель превратился в Поэта, а тот запрыгнул на подоконник и вытянул руки в тщетной попытке остановить падение своих тетрадей.

Платов прижал руку к пропитавшемуся кровью кителю. Он безучастно смотрел на Гладуна, которому чудом удалось поймать одну из тетрадок. В отличие от окаменевшего Ивана, Юля решила, что пришла пора действовать, спрыгнула с дивана и обеими руками толкнула Матвея в спину.

Стук рухнувшего на асфальт тела слился с грохотом выбитой двери и топотом ног. Первым в зал степенно вошел кот и, осмотрев комнату хозяйским взглядом, уселся в углу. Вслед за ним вбежал Божко. Ствол пистолета в его руке описал замкнутую окружность.

– Где он?!

– Там, – Юля ткнула пальцем в распахнутое окно. – Никто не смеет называть меня шлюхой, будь он хоть трижды мистером Хайдом!

Вместо точки, которую собирались поставить в деле Учителя, получилось многоточие. Объяснить неувязку с отпечатками, подвести под нее логический базис так и не удалось.

Однако в конечном итоге начальство удовлетворилось уликами, обнаруженными в гараже, и согласилось смотреть на дактилоскопическую аномалию сквозь пальцы.

– Ну и как мы себя чувствуем? – прижимая телефонную трубку к уху, Иван подмигнул Прокопу. – Извини, что не смог позвонить раньше. Пришлось возиться с духовным и материальным наследием Матвея Гладуна, а также убеждать начальство в том, что побег Божко – наихитрейшая из всех оперативных уловок.

– А как, по-твоему, должна чувствовать себя красавица, победившая чудовище? – ответила Юля.

– Ложная скромность тебе не свойственна. Как насчет отпраздновать победу вместе?

– Обеими руками «за», но только не сегодня, Ваня. У меня целая куча дел. Деловые переговоры, в общем.

– Не ты ли учила меня плевать на дела с самой высокой колокольни? Через полчасика буду у тебя и не потерплю никаких отмазок!

– Иван, я действительно занята сегодня! Не приходи, меня не будет дома!