Он уснул, твердо убежденный в том, что утро не будет мудренее вечера.

И вот завтра наступило. Хмурое, по меткому выражению Алексея Толстого, утро встретило Ивана беспорядочно разбросанными по кухонному столу бланками протоколов. Все они находились в разной степени завершенности, но ни один не был готов к рандеву с майором.

Платов провел пятерней по растрепанной рыжей шевелюре, мельком взглянул на злополучное пятно, украшавшее карман рубашки и отправился во двор, к умывальнику.

Пухлый, ниже среднего роста, 32-летний страж сельских нравов очень страдал из-за веснушек, которые украшали его круглое лицо, не с приходом весны, как полагалось всем добропорядочным пигментным пятнышкам, а круглый год.

Такой набор недостатков привел к тому, что Иван мало интересовался своей внешностью и подходил к зеркалу только в случае крайней необходимости – придать должный наклон фуражке.

Став по вышеперечисленным причинам, убежденным холостяком, Платов жил в доме, оставшимся после смерти родителей и терпеливо сносил насмешливые взгляды прекрасной половины Липовки. Утешало лишь то, что самая молодая представительница упомянутой половины перешагнула сорокалетний возрастной рубеж.

В милицию, где прослужил без малого двенадцать лет, он попал после окончания автодорожного техникума. Вышло так, что работы по специальности не нашлось, зато вакантных мест в милиции оказалось полно.

С тех пор, похожая на мячик фигура Платова, стала неотъемлемой частью деревенского пейзажа. Участковый катался по дорогам и дворам, систематически совал нос в выгребную яму сельских проблемок и не представлял себе иной формы существования.

Самым знаменитым делом Ивана было задержание Рыжова. Того самого Витьки, благодаря которому инспектор вчера еда не свернул себе шею.

Там были и погоня, и даже попытка вытащить из кобуры табельный пистолет, позорно закончившаяся тем, что оружие плюхнулось в лужу, на которой еще расходились круги от колес трактора, управляемого в стельку пьяным злоумышленником.

Рыжов остановился на втором снесенном заборе и безропотно, по причине полной отключки, отдался в руки правосудия.

Это дело было самым значимым в карьере Ивана и по другой причине: Витька получил два года условно, а уже через месяц, учинив пьяную драку, отправился в колонию и с тех пор из нее не вылазил. Два дня назад он вернулся в Липовку из очередной ходки и, судя по вчерашней выходке, собирался внести некоторое разнообразие в повседневную рутину деятельности участкового.

Досыта накряхтевшись от холодной воды, участковый протянул руку к полотенцу, но воспользоваться им не успел. В доме зазвонил телефон, но это было не самым худшим.

– Убили! Двоих убили! – донеслось из-за забора. – Что ж это делается, люди добрые! Куда только милиция смотрит!

Вестник несчастья, в лице краснолицей красотки Натальи Устиновой влетел в калитку, с такой стремительностью, что только крепкие завесы позволили ей удержаться на месте.

– Убили! – запыхавшаяся Наталья, размахивала руками, как крыльями ветряной мельницы. – Изверги! Никого не щадят!

У Устиновой был такой вид, будто она сообщал о прибытии в Липовку карательного отряда СС, намеревавшегося пройтись по деревне огнем и мечом, но Платов имел большой опыт общения с Наташкой.

– Это в семь утра-то? – Иван поднес полотенце к лицу. – Не смеши, подруга. В такое время все душегубы еще дрыхнут. Видно померещилось тебе с похмелюги.

– Это как понимать?! – Устинова уперлась руками в бока и выпятила вперед грудь, которой позавидовала бы и Памелла Андерсон. – Ему про двойное убийство сообщают, а он рожу полотенцем трет!

– У кого рожа, гражданка Устинова, а у кого и лицо! Рассказывай, дура, по порядку, что, как и где!

Контрастный душ из официального обращения и прямого оскорбления немного успокоил Наталью.

– Зоя Петровна, библиотекарша наша, с разбитой головой у своего крылечка лежит, а соседка ее, бабка Бутина на улице под забором. Холодные обе.

– Короче, не до протоколов, – констатировал Иван. – Впрочем, хрен редьки не слаще.

К приезду участкового на улице уже стояли два автомобиля скорой помощи. Молодой доктор, руководил санитарами, которые запихивали в машину носилки. Завидев человека в форме, он хмуро кивнул.

– Что это у вас в деревне творится? Старушки побитые, как грибы после дождя, через каждый метр лежат.

– Сам хотел бы знать, – развел руками Иван. – Два трупа?

– К счастью только один. Бабуля, которая лежала у забора, получила тяжелую черепно-мозговую травму, однако жива и, судя по всему, выкарабкается. Для той, что во дворе все закончилось еще ночью. Там и черепно-мозговая и странгуляционная борозда на шее. Короче, не завидую я вам.

Платов тоже не завидовал себе. Особенно после того, как увидел Ляшенко, который выпрыгнул из подъехавшего УАЗа. Майор пожал руку врачу и участковому.

– Что произошло, Иван Александрович?

Платов, придав себе осведомленный вид, в двух словах пересказал сообщение доктора.

– Сейчас толпу разгоню и, посмотрим, что в доме творится.

Не дожидаясь разрешения начальника, Иван направился к группе односельчан, гудевшей, как пчелиный рой. Каждый высказывал свою версию ночных событий. Причем одна была фантастичнее другой.

– Значит так, земляки! Все по домам, а про то, что кто знает, расскажете при подворном обходе! Записывать адреса, телефоны домашние и служебные не стану. Расходимся граждане!

Первым продемонстрировал дисциплинированность, Никита Сергеевич Гусев. Старик строго посмотрел на притихшую толпу.

– И то, правда. Нечего тут галдеть. Обязательно, Ваня, ко мне загляни. Я Павловну нашел, а уж потом и Зою Петровну.

– Хорошо, Никита Сергеевич. Расходимся, расходимся! У коров молоко скиснет.

Неохотно, бросая на участкового косые взгляды, люди начали расходиться. Платов смотрел на широкую спину Гусева и мысленно радовался тому, что именно он, самый спокойный и рассудительный житель Липовки, стал главным свидетелем.

Последней с места происшествия уходила, как и следовало ожидать, Наташка Устинова.

– Не по зубам это заваруха нашему рыжему! – нарочито громко, чтобы быть услышанной Иваном, сообщила она подруге. – Это ему не брагу из бидонов выливать. Тут они все мастаки, а как настоящего бандюгу увидят, сразу пистолеты в лужу роняют!

Вылитая из бидонов брага, была самым больным местом Устиновой. Не далее, как неделю назад Платов свел на нет выпуск Натахой очередной партии самогона, найдя у нее в сарае две сорокалитровых молочных емкости с бурым, игриво бурлящим полуфабрикатом.

Мысленно пообещав припомнить Устиновой пистолеты в лужах, участковый с удовлетворением осмотрел опустевшую улицу.

Ляшенко уже входил во двор дома библиотекарши и Иван поспешил присоединиться к майору.

– Эге, старлей, – начальник уже с порога засек отсутствие в углу комнаты иконы. Над пятном на выцветших обоях из стены торчал гвоздь, а на полу валялось вышитое полотенце. – Ясно за чем он приходил.

Во второй комнате, служившей покойной хозяйке спальней, по стенам были развешены разномастные полки, уставленные ровными рядами книг. На столе рядом с зажженной лампой лежали очки. На этом порядок заканчивался. Весь пол комнаты устилали разбросанные газеты. Майор ступал по ним, словно не замечая, а Иван присел и принялся рассматривать.

– Интересно, зачем понадобилось разбрасывать газеты?

– Ясно зачем. Икону завернуть.

– Для этого достаточно было взять парочку газет из стопки, а тут…

– Не лепи из говна коников, Платов, а лучше скажи, кто у тебя главный кандидат на такого рода пакости? – майор вынужден был пригибаться, чтобы не цеплять головой потолок. – Ранее судимые, чтоб им пусто было, на участке есть?

– Как не быть, – вздохнул Платов. – Виктор Рыжов, к примеру, совсем недавно откинулся.

– Значит, бери его за шкирку! Тут я сам разберусь. Вон и прокурорские уже подъехали.