— Туда нет дороги, — напомнила Ланьфан.

— Дорогу построю я, — твердо сказала Мэй.

— Ты не увидишь в темноте, куда строить, — возразил ей Лин.

— По прямой. Сглажу несколько холмов в крайнем случае, — хладнокровно сказала девочка. — Не волнуйся, я потом приведу их в порядок.

Лин рассмеялся, но смех получился невеселый.

Машина, урча мотором, остановилась где-то среди кустов. Хлопнули двери — это наружу выскочили Мэй и Лин. Альфонс почувствовал дуновение свежего воздуха, пахнущего луговыми травами — захотелось втянуть его носом. Нельзя.

Краем глаза алхимик уловил синеватые вспышки — должно быть, Мэй проложила эту самую дорогу. Еще раз хлопнули двери.

— Там не до конца, по-моему, — озабоченно сказала Мэй. — Докуда хватило. Ланьфан, езжай осторожно, я еще потом выйду, продолжу…

Дальше они ехали в темноте, едва быстрее, чем идущий быстрым шагом человек. Лин попытался подколоть Мэй по поводу гладкости дорожного покрытия, она что-то ответила насчет того, что дорога временная и использовать ее можно только несколько раз. «Я же не умею строить настоящие дороги!»

— проговорила Мэй с обидой в голосе, и Альфонс подумал, что эта обида удивительно ей идет… Мэй такое существо, которой идет почти все, даже капризы. Но капризничает она довольно редко, удивительно для принцессы.

— Все, — вдруг сказал Лин, — озера за этим холмом. Дальше мы с Альфонсом пойдем пешком.

— Нет! — одновременно воскликнули Мэй и Ланьфан.

— Объясните, — проговорил Лин опасным тоном.

— Мой господин, вы не можете так рисковать! — с жаром произнесла Ланьфан. — И в этом нет никакой необходимости! Я пойду с господином Альфонсом.

Если что-то случится, вы сами можете вести автомобиль.

— Вот именно, я твой господин! Я несу ответственность за…

— И не в этом даже дело! — Мэй говорила яростно и зло, Альфонс почувствовал у нее в голосе слезы. — Тебе, Лин, идти не просто бессмысленно, но и вредно! Мы не знаем разрушительной силы этой штуки! И ты ничего не сможешь сделать, если что, только сам погибнешь, и Альфонсу не поможешь! А я смогу!

— Что сможешь? — кажется, Лин слегка удивился: может быть, необычными для Мэй интонациями, может быть, силе напора.

— Построить убежище.

Я алхимик или нет?! Тут в предгорьях под почвой гранит и кварцы, они прочные. Альфонс выкинет эту штуку, а я создам бункер. И мы с ним выживем, и ничего не случится! А вы немедленно езжайте прочь, как мы пойдем к озеру, и отъезжайте подальше! И потом возвращайтесь, заберете нас.

— Принцесса говорит верно, — произнесла Ланьфан после короткой паузы.

— Вы не посмеете… — начал Лин.

— Лин, — Альфонс почувствовал, что его очередь сказать решающее слово. — Мэй права. В данном случае она сможет сделать больше, чем ты. Она уже не ребенок, она взрослый человек и имеет право решать. Не делай той же ошибки, что сделали старейшины твоего клана. Не недооценивай ее.

Лин замолчал. Альфонс не видел его лица, но смешок услышал.

— Что ж. Да будет так, значит. Но если вы не вернетесь живыми, я прикажу вас казнить, так и знайте.

Мэй выскочила из машины первой, обежала ее и открыла дверь для Альфонса.

— Спасибо, — шепнула она, когда он вышел навстречу теплой синской ночи.

— Не за что. У меня на самом деле сердце разрывается от страха за тебя. Тебе не нужно было вызываться.

Мэй коротко вздохнула, а потом сказала, еще тише, чем прежде:

— Вот за это и спасибо.

Ланьфан отъехала на несколько ли, и дальше Лин отказался двигаться наотрез, как она ни просила его.

Потянулись долгие минуты молчаливого ожидания; лес вокруг, казалось, тоже притих, проникшись их настроением.

— Поехали, — наконец решил Лин. — Если мы ничего не видели, взрыв был не так силен. Но может быть пожар. Нужно их вытащить из укрытия.

— Мой господин, прошу вас, подождите еще! — взмолилась Ланьфан. — Они могли еще не подняться на холм. Вы подвергните себя угрозе. И что тогда станет с вашими планами?

— Да мне плевать, что станет с моими планами, — рявкнул Лин, обернув к ней белое в лунном свете, искаженное бешенством лицо. — Я не потеряю еще одного друга из-за моей собственной глупости или эгоизма!

Слышишь, Ланьфан?!

— Но это Альфонс Элрик! — крикнула Ланьфан в ответ. — Мой господин, это Альфонс Элрик, это не мой дед и не гомункул Жадность! Он не станет жертвовать собой, он постарается выжить!

— Яньван его подери… — Лин стукнул кулаком по приборной панели. — Стараться мало!

Я его в это втянул!

Он оперся о передний щиток руками, уткнул в них голову — на миг господин показался Ланьфан совсем беспомощным.

То, что они начали, продолжится еще долго. Союз Цилиня так просто не смирится с потерей людей, это понятно каждому. Впереди долгая борьба; впереди интриги, по сравнению с которой сегодняшняя покажется детской игрой. И разве с одним Цилинем проблемы в государстве?

Императору не пристало показывать слабость перед подданными, господину — перед слугами. Но он уже два года тянет этот груз, и сколько впереди — неизвестно.

Вся жизнь. В любом случае, вся жизнь: свергнутых императоров в живых не оставляют.

Лин, молодой господин Лин, с которым она играла в детстве…

Резкие слова Альфонса Элрика пришли ей на ум — «лезете в вассальные игры, не посмотрев, что нужно другой стороне…»

Она знала, что нужно «другой стороне» Другой стороне нужен союзник, равный, друг, жена, возлюбленная… он был лишен даже крупицы опоры в своем одиночестве на троне. Он говорил ей не так давно — «я введу титул императрицы, и он будет твоим», но Ланьфан в ужасе отказалась. Ибо все, что она есть и всегда будет — это слуга и защитник. Не подзащитный. И не равный. Его сила, не его уязвимое место.

Разве она может перешагнуть через себя, взвалить эту ношу?

Но что если иначе ее господину не справиться?

— Мой господин… — шепнула Ланьфан.

— Да? — отозвался Лин, не поднимая головы.

«Это напряжение последних недель, когда я готовила сегодняшнюю операцию, — подумала Ланьфан. — Я вскоре пожалею об этом…»

Но она положила руки на плечи того, кого любила всем сердцем, и тихо произнесла.

— Вы всегда будете моим господином. Но если вам угодно, вы можете опереться на меня, когда устали, и я выдержу. Мне не будет в тягость, потому что если вам нужно, чтобы я встала рядом с вами, а не позади — я сделаю это.

— Ланьфан… — он обернулся, пораженный.

Ланьфан всегда гордилась своей скоростью и рефлексами, отточенными годами тренировок. Но сейчас она не заметила, как оказалась в объятиях своего императора и друга детства, и как так вышло, что Лин зарылся лицом в изгиб ее шеи.

— Никому тебя не отдам, — глухо пробормотал он. — Ты нужна мне, слышишь? Не ты, как моя охрана, не ты, как мой вассал, — вся ты!

— Я ваша, мой господин… — шепнула Ланьфан, с ужасом чувствуя, как тает от жара его губ и как один за другим дают трещину все барьеры, которыми она себя окружила.

И кто знает, чем бы это все могло закончиться, но тут Лин замер.

— Запах дыма, — сказал он. — Лес горит.

Ланьфан оказалась на водительском сиденье еще прежде, чем он закончил фразу.

— Взглянем, что там, мой господин, — быстро сказала она. — Но если опасно, я вас туда не пущу. Вызовем подмогу из дворца.

— Нет уж, — Лин широко оскалился. — Я как-нибудь сам решу, рисковать мне или нет. Придется тебе доверять мне, Ланьфан.

Ланьфан нажала на педаль газа с отвратительным чувством, будто между ними только что-то непоправимо сломалось, рассыпалось — и вырастет ли новое, неизвестно.

Альфонс скорее угадал, чем услышал звук уезжавшей машины. На все прочее — ночную перекличку птиц и животных, звезды и луну у них над головой — не оставалось ни сил, ни внимания. Пот заливал лоб, струйками сбегал по вискам. Альфонсу казалось, что от него разит страхом на километр. В животе скручивался противный ком.