фактором их разрушения, постольку именно, поскольку из эгоистиче╜

ских честолюбивых побуждений, в борьбе за власть с себе подобными,

аристократические супермены стали апеллировать к низам, развяза╜

ли их инициативу и, в конце концов, привели их к победе над знатью.

Иными словами, аристократические лидеры вольно или невольно по╜

могли утверждению полисного строя. По существу они были первыми

вождями народа -- демагогами в собственном смысле слова. Однако,

подчеркивает Берве, нетрудно убедиться и в обратном -- как долго и в

какой большой степени руководители общины еще и в V в. оставались

людьми княжеской формации.

Конкретизируется эта общая картина на примерах из истории

Афин и Спарты.21 В частности, в политической жизни Афин с конца

VI в. выступает целый ряд таких аристократических деятелей, кото╜

рые в борьбе за власть с другими аристократами стали обращаться

за поддержкой к народу и, таким образом, втянув его в большую по╜

литику, подготовили конечное торжество полисного духа. Первым в

этом ряду является Клисфен, который из тактических соображений

провел радикальную реформу политического строя, имевшую след╜

ствием, с одной стороны, дробление окружения знатных родов, а с

другой -- концентрацию и активизацию политических усилий демоса

через народное собрание.

Следующая видная фигура -- Мильтиад, спасший отечество от за╜

хвата персами в 490 г., но затем своею авантюрою с Паросом, кото╜

рый он пытался захватить, очевидно, в личное владение, возбудивший

сильнейшее недоверие в народе. Следствием этого было не только лич╜

ное устранение победителя при Марафоне, но и учреждение остракиз╜

ма (именно тогда, настаивает Берве, а не при Клисфене, как следует

из традиции, в частности из Аристотеля) и проведение этим новым

способом целой серии политических изгнаний.

Место Мильтиада заступил Фемистокл, чье возвышение было обу╜

словлено не какой-либо особенной опорой на демос, -- Фемистокл, при

всей ущербности своего происхождения, также прежде всего был ари╜

стократом,--а двумя внешними обстоятельствами: возмущением на╜

рода против засилия аристократических суперменов, чем Фемистокл

и воспользовался для устранения своих соперников посредством остра╜

кизма, и вновь обозначившейся персидской опасностью, которая дала

ему возможность, как до того Мильтиаду, выступить в роли спаси╜

теля отечества. Ибо, подчеркивает Берве, мотивом всех действий Фе-

21 Ibid. S .242-259 (Афины) и 260-266 (Спарта).

----------------------- Page 24-----------------------

мистокла было именно честолюбие, стремление к власти, а не какой-

либо особенный патриотизм, полисный или национальный. Но именно

эта неукротимая тяга к власти, не знавшая предела и не считавшаяся

с законом, стала причиной падения также и этого героя Персидских

войн.

Сменивший Фемистокла сын Мильтиада Кимон выступил уже в

тот момент, когда баланс в отношениях сильной личности и государ╜

ства еще более изменился в пользу последнего. Кимон был в общем

послушным внешнеполитическим орудием афинского полиса. Но он

оставался верен общеаристократической и чисто семейной традиции

дружеских отношений со Спартой, и это привело его к конфликту с

собственным гражданством.

Наконец, при Перикле завершается процесс растворения аристо╜

кратической личности в полисе. Если выходцы из аристократической

среды и сохраняют далее известное политическое значение, то лишь

постольку, поскольку традиции аристократического воспитания и во╜

енной выучки делали их наиболее пригодными к исполнению команд╜

ных и вообще руководящих функций, но уже на службе и в интересах

полисного государства.

Аналогичную ситуацию выявляет Берве и в Спарте, где, в особен╜

ности в деятельности царя Клеомена и регента Павсания, проступает

все та же неукротимая воля к власти сильной аристократической лич╜

ности (в Спарте, впрочем, указывает Берве, этот круг аристократиче╜

ских суперменов ограничивался представителями царских родов, кото╜

рые в общине "равных" одни сохраняли особые привилегии и возмож╜

ности материального и политического плана). Следствием, однако, и

здесь тоже был конфликт гражданского общества с аристократиче╜

ской сверхличностью. В Спарте он даже проходил в более отчетливых

и жестких формах, поскольку жестче был здесь контроль общины,

резче разрыв традиционных уз честолюбивой личностью и, естествен╜

но, суровее общественная кара, постигавшая каждого, кто нарушал

закон полиса.

Завершается работа Берве ярким (автор -- прекрасный стилист) ре╜

зюме, где подчеркивается как характерная черта, присущая аристо╜

кратическим личностям княжеского типа, крайняя степень индиви╜

дуализма, в особенности же отсутствие у них обязывающего государ╜

ственного сознания. Вырвавшись из связей древнего аристократиче╜

ского мира, но и не вросши еще в связи мира нового, полисного, они

не желали признавать для себя никакого другого закона, кроме соб╜

ственной воли к власти. Однако в стремлении реализовать эту свою

страсть вопреки притязаниям соперников, они должны были блоки╜

роваться с народной массой и содействовать ее политическому росту,

----------------------- Page 25-----------------------

пока, наконец, восторжествовавший с их помощью полис не поглотил

и их самих. И в этом, по большому счету, замечает автор, и заклю╜

чалась историческая трагедия аристократического индивидуализма в

Древней Греции...

Мы так подробно остановились на работе Г. Берве потому, что

она --не просто первая (или одна из первых), но и наиболее яркая

в новом направлении -- оказала большое воздействие на последующее

развитие западной историографии. Она возбудила целый ряд откли╜

ков, в том числе и возражений со стороны приверженцев традицион╜

ного подхода, но гораздо более -- подражаний и вариаций на однажды,

таким образом, заявленную тему роли аристократической сверхлично╜

сти в формировании греческого полиса.22

Работе Берве нельзя отказать в собственной внутренней логике, в

убежденности и последовательности развиваемых положений, в остро╜

умии отдельных наблюдений (в частности, относительно целей и при╜

емов политической игры, которую вели деятели -- выходцы из аристо╜

кратической среды в Афинах и Спарте), наконец, в мастерстве литера╜

турного изложения. Но убедительна ли конструкция автора в главных

своих положениях? Нет, конечно. Гипертрофированное выдвижение на

первый план субъективного, личностного фактора в истории, нарочи╜

тое подчеркивание значения индивидуального начала по сравнению с

началом общественным и государственным слишком очевидны, чтобы

их всерьез надо было опровергать.23

Впрочем, не было недостатка и в опровержениях. Даже в самой

западной литературе явились, как было уже сказано, возражения те╜

зису Берве по существу, в том, что касается оценки сравнительной

роли субъективного и объективного факторов в греческом политогене╜

зе. Оппоненты Берве --В. Эренберг и Г. Бенгтсон -- указали на непра╜

22См., например: Schaefer H. 1) Die Grundlagen des attischen Staates im 5. Jahrhun╜

dert (1941]// Schaefer H. Probleme der alten Geschichie. Gцttingen, 1963, S. 82-98;

2) Besonderheit und Begriff der attischen Demokratie im 5. Jahrhundert (1948] / / Ibid.

S. 136-152; 3) Das Problem der Demokratie im klassischen Griechentum (1951] / / Ibid.