классического историзма, как К.Ю .Белох, Эд. Мейер, Р. Пёльман).
В новейшей немецкой историографии указанная тенденция к пере╜
оценке ценностей нашла выражение в переносе внимания с начала объ╜
ективного на субъективное, конкретнее, в ранней греческой истории, --
с формирования государственных учреждений и сословно-классовых
институтов на выступление сильной личности, на роль аристократи╜
ческой элиты, на проблему национального единства. Все это, нетруд╜
но понять, -- сюжеты, дорогие сердцу новейшей немецкой историогра╜
фии, выросшей под знаком подавляющего влияния иррационалисти╜
ческой философии Ф. Ницше и О. Шпенглера. Соответственный сдвиг
произошел и в области источниковедения: в противовес Аристотелю
и позднейшим античным авторам стали усиленно подчеркивать зна╜
чение Геродота и ранних поэтов -- Солона, Эсхила, Пиндара, в целом,
впрочем, оставаясь преимущественно на почве античной письменной
традиции.
Зато в англо-американской литературе этот разрыв с установка╜
ми классической историографии оказался еще более решительным: от
скрупулезной реконструкции политической истории стали обращаться
к выявлению общих линий культурного развития, -- и это, казалось, с
тем большим основанием, что состояние источников, с помощью кото╜
----------------------- Page 21-----------------------
рых возможно воссоздание политической истории, оставляло желать
лучшего. Но именно поэтому естественным стало и перемещение опоры
с письменной традиции древних на археологический материал, добы╜
тый новейшими раскопками.
Заметим еще, что названным новейшим направлениям, выступа╜
ющим против классической традиции, присуща особая полемическая
заостренность. Недоверие к известной части или даже ко всей пись╜
менной традиции древних, отказ, вследствие этого, от реконструкции
древнейшей политической истории на основании всей совокупности
унаследованных от античности данных, интерпретируемых с помо╜
щью сравнительно-исторического метода, сопровождаются характер╜
ным приемом -- обвинением всех инакомыслящих в модернизаторстве,
т. е. в искажающей действительность трактовке архаических явлений
вослед позднейшей традиции, каковое обвинение предъявляется рав╜
но как древним авторам (например, Аристотелю и Плутарху), так и
опирающимся на них современным ученым.
Обвинение это выглядит тем более обоснованным, что и в древно╜
сти и в новое время оперирование сравнительно-историческим мето╜
дом и в самом деле не обходилось без известного модернизаторства.
Спрашивается, однако: возможно ли вообще какое-либо исследование,
направленное на реконструкцию древнейшего прошлого, без сопостав╜
ления, без суждения по аналогии, а следовательно, и сближения с бо╜
лее известным позднейшим или даже современным периодом?
Но обратимся непосредственно к избранным примерам. Начнем
с тех, кто первым подал пример отхода от традиций классического
немецкого антиковедения, -- с самих же немцев. Здесь прежде всего
надо назвать имя Г. Берве, бесспорно, крупнейшего представителя но╜
вейшей немецкой, а после второй мировой войны западногерманской
историографии античности.18
В 1936 г. в специальном этюде, посвященном "аристократическим
личностям княжеского типа", Берве подверг критике традиционное
понимание политического развития Греции в позднеархаическое и ран╜
неклассическое время, выдвинув в противовес ему собственную ориги╜
нальную концепцию.19 Рационализированной схеме государственного
18Для общего представления о немецкой школе антиковедения в новейшее время
см. нашу работу: Фролов Э .Д . Немецкая буржуазная историография античности
новейшего времени (1917-1975)// Античный мир и археология. Вып. 4. Саратов,
1979. С. 124-175 (о Б ер в е-с. 133-134, 145-146, 148-150, 158-159).
19Berve H. FЭrstliche Herren zur Zeit der Perserkriege [1936] / / Berve H. Gestaltende
KrДfte der Antike. 2. Aufl. MЭnchen, 1966. S. 232-267. -- К этой работе примыкают и
другие, дополняющие ее по отдельным конкретным линиям. См.: Berve Н. 1) Mil╜
tiades. Studien zur Geschichte des Mannes und seiner Zeit (Hermes-Einzelschriften,
H. 2). Berlin, 1937; 2) Perikies [1940]// Berve H. Gestaltende KrДfte. S. 268-289;
3) WesenszЭge der griechischen Tyrannis [1954] / / Ibid. S. 208-231, и др.
----------------------- Page 22-----------------------
развития у Аристотеля он решительно противопоставил исполненную
реалистических подробностей картину политической жизни у Геродо╜
та и других более ранних авторов, установлению перемен в государ╜
ственных формах в ходе и под воздействием борьбы политических пар╜
тий -- выявление элементарного личностного начала, признание реша╜
ющего значения в жизни архаического общества за аристократической
сверхличностью. Она, эта личность, своим неукротимым стремлением
к власти подорвала древний аристократический порядок, безудержной
демагогией возбудила энергию народной массы и, наконец, собствен╜
ными же самовластными выходками, стимулировав реакцию общества
на любое нарушение нормы, способствовала, таким образом, утвер╜
ждению полисных принципов жизни и самого полисного государства.
При этом, подчеркивает Берве, сложный процесс взаимодействия
аристократической сверхличности с нарождавшимся гражданским об╜
ществом был длительным. Он продолжался вплоть до времени Перик╜
ла (середина V в. до н. э.), когда самовластное личностное начало окон╜
чательно поглощается гражданским коллективом. Но этим же време╜
нем, по мнению Берве, следует датировать и окончательное сложение
полисного строя. Поиск его в далеких VII и даже VI ., равно как и
все рассуждения -- применительно к этим древним временам -- о кон╜
ституционных переменах и борьбе партий, как это делал Аристотель
и как продолжают делать современные ученые, есть явная модерни╜
зация.
В обоснование этих главных положений, изложенных уже во вступ╜
лении, Берве дает прежде всего обзор общей ситуации в Греции на
рубеже VI-V .20 Он указывает, что в большинстве районов Греции
властью обладали в это время отдельные властители княжеского типа:
тираны на востоке, в Малой Азии, и на западе, в Сицилии и Южной
Италии, племенные вожди в отдельных областях вроде Фессалии, на╜
конец, цари в Кирене и Македонии. Положение всех этих властителей
определялось не официальными, по закону данными, полномочиями,
даже если они и занимали какую-либо должность, а реальною силою
(???????, а соответственно и самое их обозначение у Геродота -- ?????╜
???). Основаниями этого реального их могущества были: богатство,
дававшее им возможность обзаводиться группою приверженцев, на╜
емным войском и даже личным доменом (нередко за пределами отече╜
ства, как это было у Писистрата и Мильтиада Старшего); широкие ди╜
настические связи, продолжавшие традиции аристократического бы╜
та; наконец, средство, к которому стали все чаще прибегать в борь╜
бе за власть с соперниками, -- демагогическая апелляция к народной
массе.
20Berve //. FЭrstliche Herren. ..
----------------------- Page 23-----------------------
Таким образом, если, с одной стороны, аристократический индиви╜
дуализм питался традициями своего сословия (унаследованное богат╜
ство и династические связи), то, с другой --он же явился и мощным