— Ты станешь плохо ко мне относиться, если я признаюсь, что всем сердцем жалею о том, что именно я должен это сделать?

— Нет. — Она подозревала, что позже, когда исчезнет влияние Ириала, может быть, и станет. — Пойдем. — Она взяла его за руку и повела к кровати.

К своей кровати, в своем доме, который теперь был безопасным. Благодаря Ириалу.

Ниалл стоял неподвижно, наблюдая, как она присела на край выцветшего розового покрывала. Она почувствовала слабые отголоски своих собственных эмоций — это стало возможным благодаря тому, что сделал Ириал, благодаря людям, которые погибли в руках темных фейри. Ощущения были неполными, но они стали капельку сильнее, чем раньше. Она чувствовала отвращение к тому, как фейри обращались с мертвыми, она испытывала ужас от того, что эти люди пострадали из-за нее.

Она сжалась под тяжестью всех этих злодеяний… и своего отчаянного желания вернуться к полному эмоциональному вакууму, чтобы ничего этого не чувствовать. Вот чего она хотела — полного отсутствие чувств, но ей не хотелось, чтобы ее цель стоила ей собственной жизни или жизни кого-то еще.

Лесли потянула Ниалла к себе. Он смотрел на нее грустными глазами.

Ее живот сжался от страха, но не так, как это бывало раньше. Этот страх был порожден голодом.

Голодом Ириала.

Через миг страх исчез, выпитый Ириалом, который сидел в одном из своих клубов в окружении фейри, медленно стекавшихся к нему. Лесли надеялась, что голода Ириала хватит на то, чтобы хоть отчасти утолить боль, которая скоро нахлынет на нее.

Она перевернулась, сняла блузку и попыталась не думать о том, что сейчас произойдет:

— Начнем?

Ниалл положил руки на ее спину, туда, где была ее татуировка, где сущность Ириала вошла в ее кожу. Его прикосновение обожгло, когда из его рук пролился светом маленький шарик солнечного тепла, который дала ему Эйслинн, и который он нес сюда внутри себя.

По моей просьбе.

За солнечным теплом последовал холод, который ему дала другая королева — Королева Зимнего Двора, и Лесли показалось, что в ее кожу впиваются острые сосульки. И несмотря на то, что она до крови прокусила губу, стараясь сдержаться, она закричала от боли. Закричала так, как кричала лишь однажды в своей жизни.

Ниалл не виноват. Это МОЙ выбор. Мой.

— Прости меня, — умолял он Лесли, проникая теплом и холодом в ее кожу, замораживая слезы фейри в линиях рисунка, осушая капли крови Ириала, подмешанные в чернила, убивая корни той живой нити, которая связала их.

— Лесли? — прошептал Ириал.

Она видела его так четко, словно его голограмма была прямо в комнате. Если бы ее глаза не были закрыты, она бы поверила, что он действительно здесь. Пораженный до глубины души, он поднялся, сбросив фейри, сидевшую у него на коленях.

— Что ты делаешь?

— Выбираю.

Лесли прикусила краешек покрывала, чтобы снова не закричать. Ее кулаки были так крепко сжаты, что она чувствовала, как ногти вспарывают кожу на ладонях. Спина выгнулась. Ниалл коленом прижал ее к кровати.

Покрывало стало мокрым от слез Лесли.

— Я принадлежу только себе. Больше никому!

— Но я по-прежнему принадлежу тебе. Это никогда не изменится, моя Девочка-Тень.

Он исчез, и эмоции с головой захлестнули ее.

Ниалл убрал руки, и Лесли повернула голову, чтобы взглянуть на него. Он присел рядом и уставился на свои ладони.

— Прости меня. О боги, мне ужасно жаль.

— А мне нет. — Лесли еще не была в этом полностью уверена, но знала, что не будет жалеть.

Кожа невыносимо болела, воспоминаниям стало тесно в голове, и в ней поднялась волна чистого ужаса. Это было уже слишком: она скатилась с кровати, и ее вырвало прямо в корзину для мусора. Тело сжалось от очередной вспышки боли. То жар, то озноб в беспорядке терзали ее, слезы смешались с потом на лице. Мышцы, о существовании которых она раньше и не подозревала, реагировали на боль внутри, сжимаясь в тугие узлы.

Но все же она смогла улыбнуться. На краткий миг улыбка тронула ее губы: она освободилась. Она переживала адскую боль, но она была свободна.

Несколько дней Лесли то погружалась в забытье, то снова приходила в себя, а мир вокруг нее продолжал существовать. Ниалл оставался с ней. Приходили Эйслинн и Сет. Пару раз забегал Рэббит с Тиш и Эни. Даже Габриэль навещал ее, и всякий раз — с огромным до неразумности букетом цветов. Он клал цветы на стол, кивал Ниаллу и сжимал его плечо, потом целовал Лесли в бровь и уходил. Другие разговаривали с ней: Эйслинн поддерживала ее и просила прощения, Сет и Рэббит подбадривали, Эни и Тиш прощали за то, что бросила Двор. Только Ириал не приходил.

Лесли лежала на животе в джинсах и лифчике. За все это время она произнесла всего несколько слов. В голове теснилось так много мыслей, что было трудно сосредоточиться и сформулировать предложение. Ни отец, ни брат в доме так и не появились. Она не знала, где они, вернутся ли домой, или им что-то мешает это сделать. Но только одно имело тогда значение — она была дома, в безопасности, и она выздоравливала.

Ниалл втирал в ее обожженную солнцем и морозом кожу какой-то успокаивающий крем. Она повернула голову, чтобы взглянуть на него, и увидела лежащие на полу сожженные ростки темной лозы, берущей начало внутри нее. Связь по-прежнему оставалась, но она больше не была каналом для эмоций.

— Она когда-нибудь исчезнет?

Ниалл глянул на почерневшую нить:

— Не знаю. Раньше я ее не видел, а теперь вижу.

— Связь закрыта. Это главное. И она больше никогда не откроется снова.

Лесли села и прикусила губу, чтобы не застонать от боли.

— Как… как ты себя чувствуешь? — осторожно спросил Ниалл, стараясь, как и раньше, не принуждать ее говорить или что-нибудь делать.

Он находился достаточно близко, чтобы она, если понадобится помощь, могла взять его за руку, но не вторгался в ее пространство.

— Ужасно, — ответила она. — Но чувствую себя живой.

— Алоэ должно помочь. Это все, что я могу сделать. Лекарства людей тут не помогут. Я звонил Эйслинн…

— Все хорошо, Ниалл. Честное слово. Я не возражаю, чтобы было больно.

Она видела, как он смотрит на нее с такой грустью, что у нее заболело сердце, когда она поняла, что последние дни и для него выдались несладкими.

— Поможешь? — Она протянула руку, и он помог ей встать. Ей хотелось посмотреть, удастся ли сделать хоть несколько шагов. Она уже предпринимала попытки и раньше, но стоять было так больно, что она снова падала на кровать. На этот раз Лесли с помощью Ниалла, пошатываясь, добралась до ванной. Боль уже не была такой невыносимой. Она выздоравливала умственно и физически. Время пришло. Лесли прислонилась к дверному косяку и указала на шкафчик под раковиной: — Там маленькое зеркало.

Ничего не говоря, Ниалл открыл шкафчик и достал зеркало. Лесли взяла его и встала перед большим зеркалом, чтобы увидеть свою спину. Татуировка поблекла, став бело-серой. Она была все такая же красивая, только посветлела от солнечного света и холода, которыми Ниалл выжег чернила в ее коже.

Теперь это только мой рисунок. И мое тело только мое. Лесли опустила зеркало и улыбнулась. Это была уже не та татуировка, которая изменила ее, так и не дав возможности стать хозяйкой собственного тела. Теперь Лесли могла поступать так, как она сама того хотела. Она словно нашла свой путь, который так долго искала и которого, казалось, просто не существует.

— Лесли, — позвал Ниалл и встал рядом, поймав ее взгляд в отражении, — ты точно в порядке?

Она повернулась к нему лицом и сказала те же слова, которые услышала от него в их первую ночь вместе:

— Я выжила. Разве не это главное?

— Так и сеть. — Он осторожно привлек ее к себе.

Они молча стояли в ванной, обнявшись, пока Лесли снова не пошатнулась.