— У нас ведь не было никаких планов? Побудем вместе, я схожу на работу, потом к Рэббиту, потом снова побудем вместе. Почему бы и нет? Договорились.

— Всего несколько часов, и все будет в порядке.

Он взял ее за руку и повел к спиральной каменной лестнице.

— Здесь нет лифтов? — спросила Лесли и огляделась. Снаружи здание ничем не отличалось от большинства домов в Хантсдейле — пошарпанное и потрепанное, но внутри оно было прекрасно. Казалось, здесь, как и в «Руинах», обсидиан, мрамор и дерево заменяют все, что должно быть металлическим.

— Здесь запрещен металл, — смущенно ответил Ниалл.

Она следовала за ним, пока он не остановился перед дверью, слишком красивой, чтобы ее видели случайные прохожие. Камни — не ограненные драгоценные, а обычные, природные — были вставлены в дерево, представляя собой мозаику. Лесли протянула руку к двери, но так и не прикоснулась к ней:

— Потрясающе!

Ниалл распахнул мозаичную дверь. Внутри было не менее красиво. В зале было множество высоких покрытых плотной листвой растений. Многочисленные птицы летали по залу и гнездились в укромных уголках высоких колонн, поддерживавших поросшие виноградом потолки.

— Добро пожаловать в наш дом, Лесли, — проговорил Ниалл.

Слова казались до странности формальными и как будто предупреждали, что ей здесь не место, что бежать отсюда — самое мудрое решение. Но Лесли по-прежнему ощущала эмоции Ниалла — он был счастлив, польщен, и где-то посередине этой смеси находилась тонкая ниточка подлинной любви к ней. Поэтому она шагнула в зал, вдыхая по-летнему сладкий аромат цветов, распустившихся где-то здесь.

— Чувствуй себя как дома, а я пока приму ванну, — сказал Ниалл и указал на мягкое кресло. — Потом я приготовлю для нас завтрак. Мы останемся здесь. Мы со всем разберемся.

Лесли собиралась уже ответить, но он разговаривал, скорее, сам с собой, чем с ней. Она села в уютное кресло и стала наблюдать за танцем птиц над их головами. С Ниаллом или с Ириалом — вот то место, где я должна быть. И непонятно почему, но в тот момент ей это было ясно как божий день. С каждым днем ее чувства все больше и больше отличались от привычных, зато эмоции других людей становились все более узнаваемыми. Она знала, что оправдания, которыми она пыталась объяснить происходящие изменения, были ложью, самообманом. Теперь она понимала это. Нечто — то же, что вызвало все эти перемены — не давало ей задумываться о причинах этих перемен, как будто это было запрещено. Но к чему волноваться? Что бы с ней ни происходило, это заставляло ее чувствовать себя лучше. Ей было так хорошо, как не было уже долгое-долгое время. Поэтому она закрыла глаза и стала наслаждаться слабостью, которая наполнила ее во время беседы с Ниаллом.

Весь день они играли в видеоигры, разговаривали и просто были рядом друг с другом. К тому времени, когда Лесли пора было идти на работу, она научилась «выключать» волнение Ниалла и свою настороженность. Она просто не чувствовала этого. Он беспокоился — она ощущала это на вкус, но ей было хорошо.

Ниалл оставил ее у входа в ресторан, в очередной раз предупредив о том, чтобы она никуда не ходила с Ириалом или какими-либо незнакомцами.

— Хорошо. — Она поцеловала его в щеку. — Увидимся вечером?

— Не думаю, что тебе нужно оставаться одной. Я встречу тебя и провожу к Рэббиту, а потом заберу тебя, и мы пойдем в «Воронье гнездо».

— Нет. Я могу позвонить Эни, Тиш или Рэббиту и попросить забрать меня отсюда. Или вызову такси. — Она улыбнулась, желая заверить его в своей правоте, и вошла внутрь.

Рабочее время прошло как в тумане. Клиентов было много, так что теперь она могла добавить более или менее внушительную сумму к уже имеющимся деньгам. В конце смены она обналичила чаевые и направилась в «Прокол». От мыслей о том, что она, наконец, закончит татуировку, а потом — снова — встретится с Ниаллом, кружилась голова. Все шло куда лучше, чем раньше.

Когда Лесли вошла в тату-салон, все двери, ведущие из главной комнаты, были закрыты, кроме одной.

— Закрыто! — послышался голос Рэббита из-за открытой двери.

— Это я, — отозвалась Лесли и вошла в комнату.

Рэббит сидел на табуретке, на его лице читалась тревога.

— Ты еще можешь передумать. Мы могли бы сделать что-то другое…

— Изменить рисунок на полпути? — Лесли нахмурилась. — Это глупо. Ну, правда, Рэббит, ты прекрасно работаешь. Я всегда знала, что у тебя все на высшем уровне.

— Не в этом дело.

— А в чем?

— Просто я хочу, чтобы ты была счастлива, Лес. — Он потер бородку. Лесли еще никогда не видела, чтобы он так нервничал.

— Тогда закончи мою татуировку, — мягко сказала она и сняла блузку. — Давай. Мы уже обо всем этом говорили.

С непонятным выражением лица он указал на кресло:

— Это твой выбор. Все будет хорошо. Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо.

Она усмехнулась и села, повернувшись к нему спиной.

— Так и будет. На моей коже будет самая красивая, просто идеальная татуировка. Моя кожа — мой выбор. Разве может со мной что-то быть не так?

Рэббит не ответил, но он часто молчал во время подготовки своих инструментов к работе. Он всегда это делал с дотошной тщательностью. Это успокаивало Лесли, ведь она знала, что он печется о безопасности клиентов.

Она обернулась и увидела, как он открывает странный пузырек.

— Что это такое?

— Твои чернила, — ответил он, не глядя на Лесли.

Лесли уставилась на коричневое стекло: она могла поклясться, что на мгновение увидела, как черный дым танцует, словно крохотное пламя, над краем пузырька.

— Так красиво, как будто в пузырек заключили тени.

— Красиво, — согласился Рэббит и бросил в ее сторону короткий взгляд, по его лицу по-прежнему ничего нельзя было понять. — Если бы я не любил тени, я не стал бы заниматься этим.

— Татуировками?

Рэббит взял пузырек и разлил его содержимое по стаканчикам. На дне нескольких из них уже была какая-то прозрачная жидкость. В тусклом свете казалось, что когда Рэббит наливал в них чернила из пузырька, в каждом стаканчике чернила принимали самые разные оттенки темноты.

Крошечные черные слезы, стекающие в бесконечную пропасть. Она тряхнула головой. Слишком много странных событий, а теперь и странные мысли.

— Там какие-то жидкости, которые изменяют цвет чернил? — спросила она. — Как если бы смешали две краски разного цвета?

— Они смешиваются. А я получаю то, что мне нужно для работы над твоим рисунком. Повернись. — Рэббит жестом приказал ей отвернуться.

Она так и сделала, опять сев к нему спиной. Он протер ее кожу, и она в ожидании закрыла глаза.

Через несколько секунд послышался шум машинки, и иголки снова прикоснулись к ее коже. Они слегка прокалывали кожу, но даже этого легкого воздействия было достаточно, чтобы все изменилось. Мир будто превратился в расплывчатое пятно и вновь обрел формы. Цвета ярко вспыхнули под ее закрытыми веками. Тьма выросла и рассыпалась на тысячи оттенков света, и каждый из них был чувством, эмоцией, которые она могла вобрать в себя и лелеять их внутри. Эти эмоции оживят ее, сделают сильнее их всех.

Накормят нас, спасут нас — подарят душе тело. Мысли смешивались с волнами ощущений, накатывающими на нее и отступающими, как растворяются последние воспоминания о сновидении после пробуждения. Она хваталась за них, ее разум пытался удержать эти чувства, определить их. Но эти эмоции принадлежали не только ей: она чувствовала тоску незнакомцев снаружи, на улицах — слияние волнений и страхов, жажды и гнева. И тогда страстные желания, слишком странные, чтобы попытаться описать их, нахлынули на Лесли.

Но как только они коснулись ее, все чувства ушли, оставив за собой натянутую нить, которая соединяла ее с тенями, с той самой пропастью, в которой были собраны чернила, оставшиеся теперь навсегда в ее коже.