— Пожалуйста. Я этого хочу, — Лесли почувствовала, как глаза наполнились слезами. Рэббит подозревал слишком многое, а ей не нужны были разговоры по душам. Она хотела чего-то такого, для чего не могла найти слов: хотела мира, хотела перестать чувствовать, хотела… чего-то. Она смотрела на него, пытаясь сообразить, что сказать, чтобы убедить его, пытаясь понять, почему он не хочет помогать ей. Но все, что она могла, просто попросить: — Рэббит, пожалуйста?

Он отвернулся и жестом пригласил ее следовать за ним. Они прошли по короткому коридору в его кабинет. Рэббит открыл дверь ключом и впустил ее в крохотную комнатушку.

Лесли остановилась в дверях, ощущая небольшую тревогу. В комнате едва хватало места для всей мебели. Большой темный деревянный стол и два шкафа для папок занимали всю заднюю стену; длинный прилавок, заваленный самыми разными инструментами для работы и кучей газет и журналов, тянулся во всю длину правой стены; у третьей стены был такой же прилавок с двумя принтерами, сканнером, проектором и множеством пузырьков без этикеток.

Рэббит достал из кармана еще один ключ и открыл ящик стола. По-прежнему ничего не говоря, он вытащил тонкую коричневую книгу с тиснеными словами на обложке. Потом уселся на свой стул и уставился на Лесли так, что ей захотелось убежать, как будто все, что она о нем знала, испарилось, и он каким-то образом стал представлять реальную угрозу.

Это Рэббит.

Лесли смутил ее страх. Рэббит был для нее словно старший брат, такой, какой и должен был у нее быть. Он был настоящим другом и никогда не относился к ней иначе, как с уважением.

Она подошла к столу и присела на краешек.

Рэббит встретился с ней взглядом и задал вопрос:

— Что именно ты ищешь?

Они много разговаривали, и Лесли знала, что он не имеет в виду рисунок; она знала, что он имеет в виду смысл, который должен содержаться в нем. Татуировка не была важна сама по себе, важным было то, что она означает.

— Безопасность. Без страха и боли. — Она не могла смотреть на него, когда произнесла эти слова, но она сказала это. И это что-то значило.

Рэббит открыл книгу посередине и положил ее на колени Лесли.

— Вот. Это — мои рисунки. Они особенные. Они как… символы перемен. Если то, что тебе нужно, есть здесь… то… Какой-нибудь из них похож на то, что ты ищешь?

Страница была заполнена изображениями — вычурные кельтские рисунки, глаза, высматривающие что-то из-за тернистых виноградных лоз, гротескные тела со злобными ухмылками, животные, настолько нереальные, что на них сложно было долго смотреть, символы, от которых она тут же отводила глаза, едва взглянув. Они были поразительными, соблазнительными и отталкивающими. Но один рисунок заставил ее нервы натянуться, как тетива лука: черные как смоль глаза, глядящие изнутри причудливого серо-черного орнамента, окруженные крыльями, похожими на две соединенные между собой тени, а в самом центре — хаотическая звезда: восемь стрел отходили от центра, четыре из них были толще остальных, образуя стилизованный крест с шипами.

Мое. Мысли о нем, потребность именно в этом рисунке, реакция на него были просто ошеломительными. Желудок сжался. Лесли с трудом отвела взгляд от изображения и заставила себя просмотреть остальные. Она глядела на другие татуировки, но глаза ее постоянно возвращались к тому рисунку, будто по принуждению. Тот рисунок — то, что нужно. В какой-то миг свет отразился на рисунке, и Лесли показалось, что один глаз подмигнул ей. Она провела пальцем по странице, почувствовав гладкий слой пластика, покрывающего ее, и представляя, как эти крылья обернуться вокруг нее — шероховатые и в то же время бархатистые. Она посмотрела на Рэббита:

— Этот. Я хочу этот рисунок.

На лице Рэббита отразилась странная смесь чувств, словно он не мог решить, что должен был чувствовать — удивление, удовольствие или ужас. Он взял книгу и захлопнул ее.

— Почему бы тебе не поразмышлять об этом несколько дней…

— Нет, — она положила ладонь на его запястье. — Я уверена. Я уже давно готова, а это изображение… Если бы оно было на стене в зале, сейчас оно уже было бы на мне. — Она вздрогнула от мысли, что кто-то другой может сделать тату, которое она выбрала для себя — это тату было для нее. Она знала это. — Прошу тебя.

— Это одноразовое тату. Если его сделаешь ты, то больше ни у кого не будет такого же. Но, — он уставился на стену позади Лесли, — оно изменит тебя, изменит многое.

— Все татуировки меняют людей. — Она старалась говорить спокойным тоном, но его сомнения расстроили ее. Рэббит тянул с этим делом неделями. Теперь она нашла тату, прямо здесь, сейчас, в пределах досягаемости.

Старательно избегая ее взгляда, Рэббит засунул книгу в ящик.

— То, что ты ищешь… все эти перемены… Ты должна быть абсолютно уверена, что это именно то, что тебе нужно.

— Я уверена. — Она пыталась заставить его посмотреть на нее и наклонила голову так, что их лица были совсем близко.

Эни просунула в дверь голову:

— Она что-нибудь выбрала?

Рэббит не обратил на нее внимания.

— Расскажи мне, о чем ты подумала, когда выбрала этот рисунок. А какие-нибудь другие не… привлекли тебя?

Лесли покачала головой:

— Нет. Только этот. Я хочу этот рисунок. Как можно скорее. Прямо сейчас.

Так оно и было. Ей казалось, что она наблюдает за шикарным пиром, а у самой и маковой росинки во рту не было, и ей нужно немедленно утолить свой голод.

Наградив Лесли долгим взглядом, Рэббит привлек ее к себе:

— Значит, так тому и быть.

Лесли повернулась к Эни:

— Тату замечательное. Хаотическая звезда, орнамент и эти удивительные глаза с темными крыльями.

Эни глянула на Рэббита — тот кивнул — и присвистнула.

— А ты сильнее, чем я думала. Погоди, вот Тиш услышит. — Она убежала, крича на ходу: — Тиш! Угадай, что выбрала Лесли!

— Без дерьма? — взвизгнула Тиш, и Рэббит закрыл глаза.

Покачав головой, Лесли сказала Рэббиту:

— Знаешь, даже тем, кто практически живет в вашем салоне, вы кажетесь до одури странными.

Вместо ответа на этот комментарий, Рэббит убрал волосы с ее лица так же бережно, как убирал волосы с лиц своих сестер.

— Мне нужно пару дней, чтобы подготовить чернила для этой татуировки. Ты еще можешь передумать.

— Не передумаю. — Она почувствовала неестественный порыв завопить, как и Тиш минуту назад. Скоро у нее будет идеальное тату. — Давай обсудим стоимость.

Ниалл видел, как Лесли вышла из «Прокола». Она всегда ходила по городу уверенными шагами, расправив плечи. Это удивляло, учитывая тот страх, что, как знал Ниалл, прятался внутри нее. Хотя сегодня ее уверенность в себе казалась почти настоящей. Он отлепился от кирпичной стены, к которой прислонился, пока она была в салоне, и шагнул к Лесли.

Когда она остановилась, чтобы рассмотреть тени на улице, Ниалл провел пальцем по пряди волос, упавшей на ее щеку. Ее волосы — почти того же каштанового оттенка, что и его собственные — не были достаточно длинными, чтобы их можно было подвязать, или достаточно короткими, чтобы они не мешали сами по себе. Длина их была именно такой, чтобы заинтриговать.

Как интриговала его и она сама.

Его пальцы легко коснулись ее щеки, так легко, чтобы она не заметила. Он наклонился ближе и почувствовал ее запах. Перед работой она пахла лавандой — не духами, а шампунем, который она предпочитала в последнее время.

— Почему ты снова одна? Ты и сама знаешь.

Она не ответила, впрочем, как всегда: смертные не видели фейри и не слышали их. Особенно это касалось тех смертных, которых по приказу Летней Королевы оберегали от контактов с любыми фейри.

Поначалу Ниалл взял на себя несколько смен по охране Лесли по просьбе своего короля. Невидимым он мог быть рядом, разговаривать с ней так, как не мог, когда был видимым. Мысль о том, как эта смертная девушка смотрела на него — будто он был лучше, чем на самом деле, будто он привлекал ее просто так, а не потому, что играл важную роль при Дворе — опьяняла его, даже слишком.