Она обвела взглядом селедку, сыр, хлеб и яйца.

— Какое искусство? Каждый может сварить яйца.

— Но не так, как это делаешь ты, — заверил я ее.

Но я на самом деле чувствовал себя более бодро. Мрачные мысли рассеялись вместе с мраком ночи, и, невзирая на все оставшиеся без ответа вопросы, смерть Линдхольма больше не мучила меня. Он пытался меня убить, но ошибся, и был наказан за свою ошибку. Тот факт, что я убил его, не слишком сильно давил на мою совесть. Единственное, что продолжало меня беспокоить, это безопасность Элин.

Я сказал:

— До Акурейри есть одиннадцатичасовой рейс из Рейкьявикского городского аэропорта.

— Ты будешь на месте к ланчу, — заметила Элин. — Когда сядешь в самолет, подумай о том, что я в этот момент трясусь по ухабам где-то возле Кальдидалура. — Она начала торопливо прихлебывать горячий кофе. — Мне хотелось бы выехать как можно скорее.

Я обвел рукой заставленный посудой стол.

— Я уберу все это.

Она уже собралась идти, но тут заметила бинокль.

— Я думала, что он в «лендровере».

— Я просто проверил его, — сказал я. — В последний раз, когда я пользовался биноклем, мне показалось, что у него сбился фокус. Но оказалось, что все в порядке.

— Тогда я возьму его с собой, — сказала она.

Я спустился с ней в гараж и поцеловал ее на прощанье. Она внимательно посмотрела на меня и спросила:

— Все в порядке, Алан, не так ли?

— Разумеется, почему ты спрашиваешь?

— Не могу сказать. Очевидно, это какое-то женское чутье. Увидимся в Акурейри.

Я помахал ей вслед рукой н проводил машину взглядом. Ее отъезд, по-видимому, никого не встревожил; из-за углов зданий не начали выглядывать любопытные головы, и никто не пристроился за ней следом. Я вернулся в квартиру и проверил наблюдателя в переулке. Его не было видно, поэтому я сломя голову взбежал по лестнице на верхний этаж, откуда открывался лучший вид, и с облегчением вздохнул, когда обнаружил, что он стоит, прислонившись к стене, и хлопает себя руками по бокам.

По-видимому, он не знал об отъезде Элин, а если и знал, то его это не волновало. Я почувствовал, как у меня отлегло от сердца.

Помыв оставшуюся после завтрака посуду, я прошел в свою комнату, где нашел фотокамеру и вынул ее из футляра. Затем я взял покрытую мешковиной металлическую коробку и убедился, что она идеально помещается в кожаном футляре. С этого момента он постоянно будет находиться при моей персоне, пока я не передам коробку по назначению в Акурейри.

В десять часов я вызвал по телефону такси и отправился в аэропорт — перемещение, вызвавшее некоторую ответную активность. Обернувшись, я увидел, как мой соглядатай запрыгнул в машину, припаркованную неподалеку от переулка. Его автомобиль следовал за такси весь путь до аэропорта, сохраняя надлежащую дистанцию.

По прибытии я сразу прошел к окошку предварительных заказов.

— Я заказывал билет на рейс в Акурейри. Моя фамилия Стюарт.

Девушка за конторкой сверилась со списком.

— Да, мистер Стюарт. — Она взглянула на часы. — Но вы приехали слишком рано.

— Я выпью кофе, — сказал я. — Это поможет мне провести время.

Она выдала мне билет, за который я заплатил, после чего сказала:

— Свой багаж вы можете взвесить на тех весах.

Я постучал по футляру фотокамеры.

— Это все, что у меня есть. Я путешествую налегке.

Она засмеялась.

— Теперь я вижу. И еще, мистер Стюарт, я хочу вам сделать комплимент, вы прекрасно говорите на нашем языке.

— Спасибо.

Повернувшись, я увидел знакомое лицо, мелькнувшее неподалеку в толпе, — мой соглядатай продолжал наблюдение. Я проигнорировал его и подошел к стойке кафетерия, где купил газету и, устроившись поудобнее, приготовился к ожиданию.

После быстрого разговора у окошка заказов мой спутник купил себе билет, а затем прошел следом за мной к стойке, при этом мы оба целиком и полностью игнорировали друг друга. Он заказал себе завтрак, на который неистово набросился, его глаза изредка поблескивали в моем направлении. И тут мне улыбнулась удача: в громкоговорителе диктор прочистил себе горло и сказал по-исландски: «Мистера Бушнера просим подойти к телефону»; когда он повторил это на беглом немецком, мой спутник поднял голову, встал на ноги и пошел отвечать на звонок.

По крайней мере, теперь я мог дать ему имя, и соответствовало ли оно его настоящему имени было совсем неважно.

Он мог видеть меня из телефонной будки, так как весь разговор стоял лицом ко мне, словно ожидая, что я попытаюсь сбежать. Я разочаровал его, лениво заказав еще одну чашечку кофе, после чего углубился в газетную статью, посвященную тому, сколько лососей поймал Бинг Кросби во время своего последнего визита в Исландию.

Время в залах ожиданий всегда тянется мучительно медленно, и казалось, прошло несколько эонов[3] до того, как объявили посадку на рейс в Акурейри. Герр Бушнер держался рядом со мной как в очереди, так и во время перехода к самолету по летному полю, и в салоне он занял место прямо позади меня.

Мы поднялись в воздух, начав перелет через Исландию, над холодными ледниками Лангйекюдль и Хофсйекюдль и вскоре уже кружили над Эйяфьердуром, готовясь совершить посадку в Акурейри, городе с населением ни много ни мало целых десять тысяч душ, столице Северной Исландии. Самолет, дернувшись в последний раз, замер на летном поле, и, расстегивая свой ремень безопасности, я услышал сзади ответный щелчок, когда Бушнер сделал то же самое.

Атака, когда она произошла, была проведена бесшумно и эффективно. Я покинул здание аэропорта и шел, направляясь к стоянке такси, и тут они все четверо одновременно окружили меня. Один перегородил мне путь спереди и, сжав мою правую руку, начал трясти ее вверх-вниз, при этом восклицая громким голосом, как ему приятно увидеть меня снова и с каким удовольствием он покажет мне все красоты Акурейри.

Человек слева схватил меня за другую руку и, прижавшись вплотную, прошептал мне на ухо по-шведски; «Только без глупостей, герр Стюартсен, или будете покойником». Я поверил ему, поскольку человек позади меня приставил к моей спине ствол пистолета.

Услышав щелчок, я повернул голову как раз в тот момент, когда человек справа маленькими ножницами перерезал ремешок от футляра фотокамеры. Я почувствовал, как ремешок ослаб и свободно повис на моем плече, после чего он ушел вместе с футляром, в то время как человек позади меня, оставаясь на своем месте, небрежно обнял меня одной рукой, а другой уткнул пистолет мне в ребра.

Я мог видеть Бушнера, остановившегося возле такси в десяти футах от меня. Он посмотрел в мою сторону с отсутствующим выражением на лице, затем отвернулся и, нагнувшись, сел в машину. Такси тронулось с места, и я заметил, как в заднем окне появился белый овал его лица.

Они задержали меня еще на две минуты, чтобы дать время человеку с футляром на то, чтобы скрыться, после чего стоявший слева от меня сказал — снова на шведском:

— Герр Стюартсен, сейчас мы собираемся вас покинуть, но на вашем месте я не стал бы делать глупостей.

Они отпустили меня и дружно отступили на шаг в сторону, их лица были напряжены, и глаза смотрели настороженно. Они не держали оружие на виду, но это совсем ничего не значило. Но я и не собирался ничего предпринимать; футляр от фотокамеры уже исчез, и к тому же неравенство сторон было слишком велико. Словно повинуясь какому-то сигналу, они дружно повернулись и разошлись в стороны, каждый в своем направлении, и оставили меня стоять на месте. Вокруг было достаточно много народа, но ни один из этих добропорядочных граждан Акурейри не заподозрил, что у них на глазах только что произошла такая неподобающая сцена.

Испытывая досаду, я одернул на себе куртку, а затем взял такси до отеля Вардборг. Больше я ничего не мог сделать.

Элин была права, я прибыл в «Вардборг» как раз к ланчу. Но только я воткнул вилку в баранье жаркое, как в ресторан вошел герр Бушнер, который огляделся по сторонам и, заметив меня, направился к моему столику. Он остановился по другую сторону стола и, подергав усами, спросил: