Я был рад, что он так сделал, поскольку это помешало мне провалиться в один из грифонов. Я увидел отражение фар на поверхности воды как раз вовремя для того, чтобы успеть остановиться на самом краю, отчаянно замахав руками. Мое чувство равновесия не улучшилось, когда кто-то выстрелил в меня с неожиданной точки — с другой стороны водоема — и что-то резко ударилось в рукав моей куртки.

Хотя меня освещали фары этой проклятой машины, атакующий находился не в лучшем положении, поскольку он был между мной и источником света и его силуэт был прекрасно очерчен. Я выстрелил в ответ, и он, уклонившись всем телом, отступил назад. В тот же момент лучи фар ушли в сторону, и я побежал вокруг водоема, в то время как мой противник послал пулю туда, где я только что стоял.

Затем лучи вернулись и замерли на месте, и я увидел, как он пятится назад, нервно вращая головой из стороны в сторону. Меня он не замечал, поскольку к этому времени я уже лежал на животе. Он медленно отступал, пока его нога не погрузилась на шесть дюймов в кипящую воду. Судорожно вздрогнув, он отскочил в сторону, но двигался недостаточно быстро, поскольку большой газовый пузырь, предвещающий очередной взрыв Строккура, уже поднялся позади него, как монстр, вынырнувший на поверхность.

Извержение Строккура происходило с неистовой энергией. Пар, перегретый далеко внизу расплавленной магмой, поднял в воздух на высоту шестидесяти футов колонну кипящей воды, которая обрушилась вниз смертоносным дождем. Человек отчаянно закричал, но его вопль потонул в реве Строккура. Он взмахнул руками и рухнул в грифон.

Я двигался быстро, описывая широкие круги, чтобы уклониться от света фар, и постепенно приближаясь к дороге. Отовсюду доносились встревоженные крики, и еще несколько машин включили фары, чтобы добавить света, и я увидел, что к Строккуру бежит целая толпа людей. Я подошел к грифону и бросил в него пистолет вместе с запасными обоймами. Каждый, у кого этой ночью найдут пистолет, остаток своей жизни может провести за решеткой.

Наконец я выбрался на дорогу и присоединился к толпе. Кто-то спросил:

— Что случилось?

— Не знаю, — я махнул рукой в сторону источников. — Я слышал, как там кто-то кричал.

Он бросился вперед, торопясь стать свидетелем волнующего зрелища — должно быть, он побежал бы так же быстро, чтобы посмотреть на последствия кровавой автокатастрофы, а я осторожно растворился в темноте за линиями машин с горящими фарами.

Пройдя около ста ярдов по дороге по направлению к фольксвагену, я повернулся и посмотрел назад. Там собравшиеся люди оживленно махали руками, отбрасывая длинные тени на покрытые паром источники, а возле Строккура собралась небольшая толпа, державшаяся на некотором удалении от края грифона, поскольку Строккур имел короткий семиминутный цикл. Я с некоторым удивлением осознал, что со времени, когда мы с Кейзом вышли из отеля и увидели извержение Строккура, до того момента, когда человек упал в грифон, прошло всего семь минут.

Затем я увидел Слейда.

Он стоял, освещенный фарами машин, и смотрел в сторону Строккура. Я пожалел о брошенном пистолете, поскольку застрелил бы его тогда, если мог, не думая о последствиях. Его спутник поднял руку в указующем жесте, и Слейд рассмеялся. Затем его приятель повернулся, и я увидел, что это Джек Кейз.

Я обнаружил, что весь дрожу, и мне пришлось приложить большое усилие, чтобы заставить себя продолжить поиски фольксвагена. Он находился там, где я его оставил. Сев за руль и запустив двигатель, я некоторое время оставался неподвижен, чтобы дать утихнуть внутреннему напряжению. Ни один человек, в которого стреляли с близкого расстояния, не способен сохранить полную невозмутимость — его вегетативная нервная система реагирует на это. Железы начинают работать с удвоенной активностью, в крови бурлит адреналин, мышечный тонус повышается, в животе появляется слабость, и когда опасность остается позади, обычно чувствуешь себя еще хуже.

Мои руки отчаянно тряслись и мне пришлось положить их на руль. Вскоре дрожь унялась, и я почувствовал себя лучше. Я уже собрался включить скорость и тронуть машину с места, когда ощутил затылком прикосновение холодного металла, и тут же хриплый, хорошо знакомый голос произнес:

— God dag, Herr Stewartsen. Var forsiktig![9]

Я вздрогнул и заглушил двигатель.

— Привет, Вацлав, — сказал я.

— Я окружен толпой идиотов, наделенных непроходимой глупостью, — сказал Кенникен. — Их мозги сосредоточены в пальцах, которые нажимают на курок. В наши дни все было по-другому, не так ли, Стюартсен?

— Меня теперь зовут Стюарт, — ответил я.

— Да? Хорошо, герр Стюарт, можешь заводить двигатель и трогать с места. Я буду тебя направлять. Предоставим моим неумелым помощникам самим выбираться из создавшегося положения.

Дуло пистолета побудило меня приступить к активным действиям. Я завел машину и спросил:

— Куда ехать?

— В сторону Лаугарватна.

Я медленно и осторожно направил автомобиль по дороге, ведущей от Гейзера. Пистолет больше не упирался мне в затылок, но я знал Кенникена достаточно хорошо, чтобы не пытаться играть в глупую героику. Он был расположен к легкой беседе.

— Ты доставил нам массу неприятностей, Алан, — и ты способен разрешить проблему, которая давно меня волнует. Что случилось с Тадеушем?

— Кто такой Тадеуш?

— Он должен был остановить тебя в тот день, когда ты приземлился в Кьеблавике.

— Так, значит, это был Тадеуш — он назвал себя Линдхольмом. Тадеуш — это, кажется, польское имя.

— Он русский; его мать родом из Польши.

— Она потеряла его.

— Вот как! — Некоторое время он сохранял молчание, а затем сказал: — Бедный Юрий, ему ампутировали ногу сегодня утром.

— Бедный Юрий должен был знать, что не стоит размахивать комнатным пистолетом перед человеком, вооруженным винтовкой, — заметил я.

— Но Юрий не знал, что у тебя есть винтовка, — сказал Кенникен. — По крайней мере, такая винтовка. Она оказалась для нас сюрпризом. — Он прищелкнул языком. — Тебе не следовало калечить мой джип подобным образом. Это было некрасиво.

Такая винтовка! Для него не явилось неожиданностью то, что у меня есть винтовка, сюрпризом оказалась только та камнедробилка, которую я позаимствовал у Флита. Это показалось мне интересным, поскольку другой винтовкой могла быть только та, что я забрал у Филипса, а откуда ему удалось про нее узнать? Только от Слейда — очередная улика против него.

Я спросил:

— Двигатель сильно пострадал?

— Ты насквозь пробил аккумулятор, — сказал он. — И полностью вывел из строя систему охлаждения. Мы потеряли всю воду. Это, наверное, классное оружие.

— Точно, — согласился я. — Я надеюсь использовать его снова.

Он хмыкнул.

— Вряд ли тебе представится такая возможность. Тот маленький эпизод поставил меня в затруднительное положение. Чтобы из него выйти, мне пришлось говорить очень быстро. Пара любопытных исландцев задавали вопросы, на которые мне совсем не хотелось отвечать. Например, почему канатный транспортер оказался привязан и что случилось с джипом. И большой проблемой было заставить Юрия молчать.

— Это, вероятно, был самый неприятный момент, — предположил я.

— И теперь ты сделал то же самое, — сказал Кенникен. — На этот раз в общественном месте. Что там произошло на самом деле?

— Один из твоих мальчиков сварил себя на пару, — ответил я. — Он слишком близко подошел к фонтану.

— Теперь ты понимаешь, что я имел в виду, — посетовал Кенникен. — Некомпетентность — это норма для большинства из них. Казалось бы, три к одному неплохое соотношение сил, не так ли? Но нет, они и тут споткнулись.

Соотношение на самом деле было три к двум, но что произошло с Джеком Кейзом? Он не пошевелил и пальцем, чтобы помочь. В моем мозгу ярко запечатлелась картина того, как он стоит и разговаривает со Слейдом, и, представив ее снова, я почувствовал, как во мне закипает ярость. Каждый раз получалось так, что те, кому я доверял, в итоге предавали меня, и эта мысль жгла меня изнутри, как кислота.