Его руки сомкнулись над устройством.

— Каждый, кто шляется с такой штукой, должен сидеть в тюрьме, — произнес он с чувством.

Я рассмеялся и оставил его созерцать свое нежданное приобретение. Чувство реальности Нордлинджера оказалось под угрозой. Он был инженер, не ученый, а любой инженер обычно работает по своду правил — длинному списку истин, прошедших испытание временем. У него есть склонность забывать, что свод правил первоначально был составлен учеными, людьми, которые не находят ничего странного в нарушении установившихся законов и видят в этом только новую возможность проникнуть еще глубже в неразгаданные тайны Вселенной. Любой человек, который способен, не сбившись с шага, перейти от Ньютоновой механики до квантовой физики, готов поверить во все, что угодно, в любой день недели. Ли Нордлинджер не относился к таким людям, но я был уверен, что создатель этого устройства был одним из них.

Я нашел машину и убрал в багажник винтовки вместе с боеприпасами. Пистолет Джека Кейза по-прежнему находился при мне в наплечной кобуре, и теперь ничто не портило линию моего костюма. Но от этого я не стал выглядеть более представительно: на куртке выделялись прожженные отметины, оставленные тлеющим торфом из камина Кенникена, и разорванный рукав, пострадавший от пули, пролетевшей слишком близко в перестрелке у Гейзера. Вдобавок ко всему она, так же как и мои брюки, была равномерно заляпана грязью, и я своим внешним видом все больше и больше напоминал бродягу, правда, чисто выбритого бродягу.

Я забрался в машину и на низкой скорости пополз в сторону Международного аэропорта, размышляя по пути о том, что же Нордлинджер не смог рассказать мне про устройство. Если верить Ли, этот объект не мог существовать в природе, что определяло его большую важность для науки — важность, из-за которой люди погибали, лишались ног и заживо варились в кипящей воде.

И еще одна мысль вызывала у меня дрожь. Последние слова Кенникена, произнесенные им перед самым моим побегом из дома на берегу Сингваллаватна, ясно давали понять, что теперь моя собственная важность превышает важность устройства. Он был готов убить меня, не заполучив его сперва в свои руки, хотя прекрасно понимал, что, если я умру, устройство навсегда исчезнет вместе со мной.

Нордлинджер доказал, что устройство имеет чрезвычайное научное значение, так что же во мне есть такого особенного, что делает меня еще важнее? Нечасто в этом мрачном техническом мире случалось так, чтобы отдельный человек становился важнее научного достижения. Может быть, мы наконец вернулись к здравомыслию, хотя такое казалось мне маловероятным.

В офис «Айслендэир» можно пройти через боковой вход, возле которого нет большого скопления публики, и, припарковав возле него машину, я зашел внутрь. Пережив в дверях приятное столкновение с очаровательной стюардессой, я спросил у нее:

— Элин Рагнарсдоттир нет поблизости?

— Элин? Она в приемной.

Я прошел в приемную, где застал ее в полном одиночестве. Увидев меня, она сразу же вскочила со своего кресла.

— Алан, тебя не было так долго!

— Мне понадобилось больше времени, чем я ожидал.

Лицо ее было напряжено, и в его выражении чувствовалась какая-то обеспокоенность.

— У тебя не возникло никаких проблем?

— Нет, по крайней мере, у меня. Я тут купила газету.

Я забрал ее из рук Элин.

— Тогда что случилось?

— Я думаю, тебе лучше… тебе лучше прочесть газету. — Она отвернулась.

Я развернул ее и увидел на первой странице фотографию, воспроизводящую мой сген дабх в натуральную величину. Заголовок под ним, набранный большими черными буквами, кричал: «ВИДЕЛИ ЛИ ВЫ ТАКОЙ НОЖ?!».

Нож был найден торчащим в сердце человека, сидящего в машине, припаркованной на подъездной аллее возле дома в Лаугарватне. Этот человек оказался британским туристом по имени Джек Кейз. Дом и фольксваген, в котором Кейз был обнаружен, принадлежали Гуннару Арнарссону, находящемуся в данный момент в туристической экскурсии на пони. Дом был взломан и, по-видимому, подвергнут обыску. В отсутствие Гуннара Арнарссона и его жены Сигурлин Асгейрсдоттир представлялось невозможным сказать, пропало ли что-нибудь из дома. Возвращения обоих с нетерпением ждет полиция.

Нож был настолько необычен по форме, что полиция поручила газете опубликовать его фотографию. Каждого, кто видел такой нож или похожий, просили позвонить в ближайший полицейский участок. Там же имелась обведенная рамкой заметка, в которой нож совершенно верно идентифицировали как шотландский сген дабх, после чего автор заметки скатывался на псевдоисторическую болтовню.

Полицейские также пытались найти серый «вольво», зарегистрированный в Рейкьявике; каждого, кто видел его, тоже просили связаться с полицией. Регистрационный номер приводился ниже.

Я посмотрел на Элин.

— Кажется поднялась большая суматоха, — сказал я тихо.

— Это тот самый человек, с которым ты встречался у Гейзера?

— Да.

Я подумал о том, как не поверил Джеку Кейзу, в результате чего оставил его в бессознательном состоянии возле дома Кенникена. Возможно, он вовсе не заслуживал моего недоверия, поскольку я ни капли не сомневался в том, кто убил его. Кенникен имел мой сген дабх и Кенникен имел фольксваген — и, вероятно, Кенникен же наткнулся на Кейза, когда искал меня. Но почему Кейз был убит?

— Это ужасно, — сказала Элин. — Погиб еще один человек. — Ее голос переполняло отчаяние.

— Я не убивал его, — заявил я без обиняков.

Она взяла в руки газету.

— Как полиция узнала про «вольво»?

— Это стандартная процедура, — ответил я. — Как только личность Кейза была установлена, полиция начала рыться во всем том, что он делал с тех пор, как прибыл в страну. Вскоре они выяснили, что он брал напрокат машину — и это был не фольксваген, в котором его обнаружили.

Я был рад, что «вольво» скрыт от посторонних глаз в гараже Вальтира в Вике.

— Когда Вальтир вернется в Вик? — спросил я.

— Завтра, — ответила Элин.

Складывалось такое впечатление, что кольцо вокруг меня постепенно сужается. Ли Нордлинджер предоставил в мое распоряжение двадцать четыре часа; не приходилось надеяться на то, что Вальтир не проверит «вольво» сразу после того, как вернется в Вик, — он может даже пойти в полицию в Рейкьявике, если почувствует уверенность в том, что это та самая машина, которую ищут. А когда полиция наложит свои руки на Сигурлин, тогда для меня, несомненно, прозвучит сигнал тревоги — я не мог себе представить, чтобы она сохранила молчание при виде трупа, оставленного возле ее дома.

Элин коснулась моей руки.

— Что ты собираешься делать?

— Не знаю, — ответил я. — В данный момент я хочу просто сесть и подумать.

Я начал складывать вместе фрагменты головоломки, и постепенно она стала приобретать осмысленные очертания, основанные в основном на внезапной смене позиции Кенникена по отношению ко мне после того, как он захватил меня в плен. Поначалу он готов был пойти на все, чтобы вырвать у меня устройство и с нездоровым наслаждением предвкушал предстоящую процедуру. Но затем Кенникен потерял интерес к устройству, объявив, что теперь важнее меня убить. И это случилось сразу после того, как он ответил на телефонный звонок.

Я перебрал в уме последовательность событий. У Гейзера я рассказал Кейзу о моих подозрениях относительно Слейда, и Кейз согласился передать все Таггарту. Вне зависимости от того, что произошло бы дальше, Слейда должны были подвергнуть тщательной проверке. Но я видел, как Слейд говорил с Кейзом перед тем, как Кенникен меня схватил. Что если Кейз вызвал у Слейда какие-то подозрения? Слейд умный человек — укротитель людей, — и, может быть, Кейз раскрылся под его давлением.

Что должен был сделать Слейд? Ему следовало позвонить Кенникену и выяснить, не захватили ли меня в плен. Его прикрытие в глазах Таггарта должно оставаться безупречным любой ценой, и это было для него важнее, чем устройство. Он мог сказать: «Убей ублюдка!» Вот почему Кенникен так переменился.