Ощупав его карманы, я наткнулся на твердый предмет знакомой формы и извлек на свет автоматический пистолет — смит-вессон 38, брат-близнец того пистолета, что я забрал у Линдхольма. Проверив магазин, я убедился, что он полон, и, передернув затвор, дослал патрон в ствол.

Человек, скрючившийся у моих ног, не сможет доставить кому-либо больших хлопот, даже если придет в себя, поэтому о нем я больше не беспокоился. Все, что теперь я должен был сделать, это позаботиться о Дэниеле Буне[7] — человеке с винтовкой. Я вернулся к своей наблюдательной щели, чтобы посмотреть, что он делает.

Он делал абсолютно то же самое, что делал с тех самых пор, когда я его впервые увидел, — с неистощимым терпением созерцал «лендровер». Я поднялся на ноги и начал спускаться к уступу, держа пистолет перед собой. Я не особенно беспокоился о том, чтобы соблюдать осторожность, скорость сейчас была важнее, чем бесшумность, и, как мне показалось, его скорее насторожит то, если я стану подкрадываться на цыпочках, чем если буду хрустеть подошвами у него за спиной.

Он даже не повернул головы. Все, что он сделал, это спросил, растягивая слова на манер жителя западных штатов:

— Забыл что-нибудь, Джо?

Я вернул свою челюсть на место до того, как она успела отвиснуть слишком низко. Я ожидал встретить русского, но отнюдь не американца. Однако сейчас было не время думать о национальностях — человек, посылающий в вас пули, автоматически является ублюдком, а русский он ублюдок или американский не имеет большого значения. Я сказал резко:

— Повернись, но оставь винтовку на месте, или я сделаю в тебе дырку.

Он повернулся очень медленно, и единственной частью его тела, пришедшей в движение, была голова. Он имел фарфорово-голубые глаза, загорелое узкое лицо и идеально подходил на роль старшего сына папаши миллионера из телевизионной мыльной оперы. Он также казался опасным.

— Будь я проклят! — произнес он мягко.

— Несомненно будешь, если не уберешь руки с этой винтовки, — сказал я. — Раскинь руки в стороны так, словно тебя распяли.

Он посмотрел на пистолет, зажатый в моей ладони, и неохотно раздвинул руки. Человеку, распростертому в таком положении, сложно быстро подняться на ноги.

— Где Джо? — спросил он.

— Ему захотелось баиньки. — Подойдя к нему поближе, я прижал мушку пистолета к ямке на его затылке и почувствовал, как он вздрогнул. Это ни о чем не говорило; подобная реакция вовсе не означала, что он испуган — я тоже невольно вздрагиваю, когда Элин целует меня в затылок. — Постарайся не двигаться, — посоветовал я и поднял его винтовку.

Тогда у меня не было времени на то, чтобы изучить ее внимательно, но я сделал это позже, и она несомненно представляла из себя выдающийся образец огнестрельного оружия. Она имела сложную родословную и, вероятно, начала свою жизнь как браунинг, но хороший оружейный мастер потратил немало времени на ее переоборудование, добавив некоторые усовершенствования, такие, как скульптурная рукоятка с отверстием для большого пальца и еще кое-какие приятные мелочи. Это отчасти соответствовало словам одного человека: «Мой топор достался мне от дела — отец поменял у него лезвие, а я сделал новое топорище».

В результате всех трудов получился законченный инструмент для убийства с большого расстояния. Затвор на винтовке передергивался вручную, поскольку это было оружие для человека, который тщательно выбирает свою цель и который стреляет достаточно хорошо для того, чтобы у него не появлялось необходимости посылать вторую пулю за первой в слишком большой спешке. Она была рассчитана под патрон калибра 0.375 магнум с тяжелой пулей весом 300 гран и большим зарядом пороха позади нее — высокая скорость, низкая траектория. Эта винтовка в хороших руках могла при нормальном освещении и неподвижном воздухе заставить человека испустить дух с расстояния в полмили.

В помощь вышеуказанным хорошим рукам здесь имелся фантастический оптический прицел — монстр с изменяемой оптической силой и максимальным увеличением 1x30. Для того, чтобы пользоваться им на полной мощности, требовался человек без нервов — и следовательно, без дрожи в руках — или твердая опора под ложе. Прицел был оснащен своей собственной дальномерной системой, сложной шкалой точек на вертикальной линии перекрестья для различных расстояний, установленной на пятьсот ярдов.

Это было чертовски хорошее оружие.

Я выпрямился и легонько прижал дуло винтовки к позвоночнику моего друга.

— То, что ты сейчас чувствуешь, это твоя пушка, — сказал я. — Надеюсь, мне не надо объяснять тебе, что произойдет, если я нажму на курок.

Его голова повернулась в сторону, и я увидел тонкую струйку пота на загорелой коже. У него не было необходимости заставлять работать свое воображение, поскольку он являлся мастером своего дела и знал, что произойдет — более 5000 джоулей энергии разорвут его на две части.

Я спросил:

— Где Кенникен?

— Кто?

— Не будь ребенком, — сказал я. — Спрашиваю тебя еще раз — где Кенникен?

— Я не знаю никакого Кенникена, — произнес он приглушенным голосом.

Он испытывал затруднения с речью, поскольку одна сторона его лица была прижата к земле.

— Подумай еще.

— Я сказал тебе, что не знаю его. Я только исполняю приказы.

— Да, — согласился я. — Ты стрелял в меня.

— Нет, — возразил он быстро. — В твою шину. Ты ведь еще жив, не так ли? Я мог подстрелить тебя в любой момент.

Я посмотрел вниз, на «лендровер». Это было верно, он чувствовал себя здесь как чемпион Бизли, стреляющий по жестяным уткам в ярмарочном тире.

— Так, значит, тебе приказали остановить меня. И что потом?

— Потом ничего.

Я слегка увеличил давление на его позвоночник.

— Тебе следует подумать получше.

— Я должен был подождать, пока не появится кто-то еще, а затем собраться и идти домой.

— А кто этот кто-то еще?

— Я не знаю — мне не сказали.

Это звучало совершенно безумно, достаточно невероятно для того, чтобы быть правдой. Я спросил:

— Как тебя зовут?

— Джон Смит.

Я улыбнулся и сказал:

— Хорошо, Джонни, начинай ползти — назад и медленно. И если я увижу, что просвет между твоим животом и землей превышает полдюйма, ты получишь все сполна.

Он медленно и осторожно стал отползать от края в глубь уступа, пока я не остановил его. Как мне ни хотелось продолжить допрос, я был вынужден его закончить, поскольку время шло неумолимо. Я сказал:

— Теперь послушай, Джонни, ты не должен делать никаких резких движений, так как я очень нервный человек, поэтому просто сохраняй спокойствие.

Я подошел к нему вплотную и, подняв винтовку, опустил приклад на его затылок. Так не следовало обращаться со столь превосходным оружием, но это единственное, что я имел под рукой. Приклад винтовки был значительно тверже дубинки, и я с запоздалым сожалением подумал, что, вероятно, проломил ему череп. В любом случае он не доставит мне больше никаких хлопот.

Я подошел к краю уступа, чтобы подобрать куртку, которую он использовал как опору для стрельбы. Она оказалась тяжелой, и я ожидал обнаружить в кармане пистолет, но там лежала нераспечатанная коробка с патронами для винтовки. Рядом с курткой лежала открытая коробка. Обе были без этикеток.

Я проверил оружие. Магазин был рассчитан на пять патронов и содержал четыре, один находился в стволе, готовый к выстрелу, и в открытой коробке оставалось еще девятнадцать. Мистер Смит был профессионал; он наполнил магазин, дослал один патрон в ствол, а затем снял магазин и добавил туда еще один патрон; таким образом, в его распоряжении оказалось шесть зарядов вместо пяти. Не то чтобы он в них особенно нуждался — ему удалось одним выстрелом пробить покрышку у движущегося автомобиля с расстояния в пятьсот ярдов.

Он и на самом деле был профессионал, но звали его вовсе не Джон Смит, поскольку в кармане куртки лежал еще и американский паспорт, выданный на имя Венделла Джорджа Флита. Он также имел с собой пропуск, который позволял ему проникать в самые отдаленные уголки военно-морской базы в Кьеблавике, куда проход обычной публике строго запрещен. У него не было с собой пистолета; такие снайперы, как он, обычно презирают карманное оружие.