Я спросил, а встречаются ли сейчас мамонты и декабристы. Отец сказал, что и те и другие давно вымерли. Что же получается – все в конце концов вымирают?

К Новому году готовились загодя. Отец брал топор и шел из дома к подножию ближайшей сопки, чтобы срубить, как он говорил, «пушистую елку». На самом деле она была колючая, и он, ругаясь, устанавливал ее в деревянную крестовину, сколоченную из досок от ящиков для снарядов.

А мама в течение нескольких дней пыталась достать мандарины. В конце концов у нее получалось, она приходила радостная и объявляла, что ей удалось «достать мандаринов и бананов». Она мне представлялась тогда самой длиннорукой обезьяной. Представляете, все сидят под елкой, на которой висят шишки, а на самых верхних ветках – мандарины и бананы. Все дотягиваются только до шишек, а моя мама подпрыгивает и ловко «достает» мандарины. Бананы и мандарины нельзя было есть до праздника – иначе какой же Новый год без мандаринов! Бананы были зелеными и невкусными, пока не полежат на батарее и не почернеют. Так и лежали они – бананы на батарее, а мандарины на шифоньере, – и ждали своей участи. Я точно знал, что бананы привозили из Вьетнама, а мандарины – из Грузии.

Потом мы дружно наряжали елку и ждали прихода Деда Мороза с подарками. Я всегда думал: существует он на самом деле или нет? Сложно было сказать, так как я его не видел. В прошлом году он подарил мне коньки-снегурки, которые привязывались прямо к валенкам. Они были с двумя полозьями, поэтому даже маленький мог на них кататься. Я пытался тогда выследить Деда Мороза и сторожил около елки в засаде, но не помню, как уснул. Проснулся я уже в кровати, а подарки были под елкой – обидно, прохлопал. В этом году я серьезно настраивался, чтобы не прозевать его приход.

Мама наготовила целый таз салата оливье – должны были прийти гости. Стол был заставлен посудой, все радостно суетились. Я помогал лепить пельмени. Больше всего мне нравилось вырезать из теста рюмкой кружочки, в которые потом мама залепляла мясо. Обрезки сырого теста я тайком клал себе в рот, когда мама отворачивалась, и ел. Она мне говорила, что сырое тесто есть нельзя, так как будет болеть живот, но он у меня никогда не болел. И вообще, сырое тесто гораздо вкуснее, поэтому я думаю, что мама специально придумала историю про тесто, чтобы его хватало на пельмени.

Вот начали приходить гости. Они кричали, улыбались, хлопали друг друга по плечу и усаживались за стол. За столом мне всегда было скучно – все ели, пили и орали так долго! Хотелось быстрее все закончить. Ну сколько можно сидеть и говорить! Но без спросу из-за стола уходить нельзя – все подумают, что ребенок невоспитанный. Так и нужно спрашивать: «Можно мне выйти из-за стола?» А взрослым спрашивать необязательно, захотел – вышел.

Вдруг дверь открылась, и вошел Дед Мороз. На нем был какой-то странный халат, в руке – наша лыжная палка, а на лице – ненастоящая ватная борода. Я его сразу узнал – это был наш сосед дядя Костя. Он подошел ко мне и подарил круглую большую железную тарелку-ледянку, на которой катаются с горки. Я старался не смотреть ему в глаза – вдруг он поймет, что я узнал его, и тогда расстроится. Такие ледянки продавались в нашем магазине, куда я ходил за хлебом. Значит, они купили ее там и дали дяде Косте, а он притворился Дедом Морозом и подарил ее мне. Мне стало грустно, и я попросился из-за стола. Вначале я хотел уснуть, но у меня не получалось, так как все шумели. Потом я решил приоткрыть дверь и подглядывать за происходящим. Папа надел на левую руку мою ледянку, а в правой у него была лыжная палка – он, наверное, изображал Илью Муромца со щитом и копьем. Дядя Костя был уже без бороды, только кусок ваты висел на щеке. Все скакали вокруг елки и визжали – им было очень весело, не то что мне.

На охоту ходили все офицеры – а что им еще было делать в свободное время? Поэтому у нас дома всегда было мясо: отец приносил глухарей, тетеревов, зайцев, иногда даже изюбрей и один раз – медведя. Об этом случае я и хочу рассказать.

Обычно охотники возвращались и складывали добычу во дворе, чтобы все полюбовались, а потом начинался дележ. Огромного изюбра хватало на всех, а рога доставались стрелку. У нас дома висело несколько пар огромных рогов, чтобы все приходили и видели, что мой отец хорошо стреляет.

В тот день к нашему двору подкатил БТР, и из него начали вылезать счастливые охотники с красными лицами – наверное, в БТРе очень жарко. Потом следом на грузовике привезли добычу. Там были и волки, и лисы, и, наконец, он – хозяин тайги! Дети сбежались поглазеть на это чудище. Все показывали на моего отца и поздравляли его с удачным выстрелом. Один знакомый мальчик бурят пришел в неописуемый восторг при виде зубастой пасти и, не сдержав возбуждения, помчался к своей бабушке с криком:

– Баба Наташа! Иди скорее сюда! Тут дядя Саша мишку убил!!!

– Как убил???

– Просто! Из ружья – бах! И все!

Бабка понеслась на всех парусах к нашему дому и, увидев всех нас, склонившихся над тушей медведя, прислонилась к забору и захохотала и заплакала одновременно. Меня тоже звали Мишкой, вот она и перепутала.

В тот день мы от пуза наелись медвежатины. А когда мясо уже не лезло, то стали делать из него пельмени. Пельмени – удобная вещь. Их можно наделать целую кучу и вывесить в сетке за окно, чтоб они там на улице заморозились. Потом достаешь оттуда сколько надо и варишь – и так всю зиму…

Шкуру выделали, она лежала у нас на полу вместо ковра – все мои друзья приходили посмотреть и погладить, а если приходили друзья отца, то они должны были обязательно приподнять лапу с когтями, почмокать и поцокать языком и сказать: «Хоро-о-о-ош, мерзавец!» Потом они уходили надолго на кухню.

Отец часто приговаривал: «На границе все спокойно потому, что китайцы „долго не забудут урока Даманского“». Я, первоклассник, вообще не понимал смысла этих слов, а спросить, что такое «Даманский» стеснялся, иначе все подумали бы, как это я не понимаю таких простых вещей!

К тому времени многие наши друзья уже перевелись и писали письма из самых разных частей земного шара. Кто-то служил в Польше, кто-то – в ГДР, кто-то – на Кубе, но самые удачливые получили распределение в Москву. Из Польши присылали в подарок жвачку с Болеком и Лелеком, из ГДР – игрушечных резиновых индейцев. Они очень высоко ценились у нас во дворе. Одного индейца можно поменять на 20 косточек-айданов, которые были главной единицей обмена. Айданы – это суставные бараньи или свиные костяшки, которыми играют во дворе. Они были разных оттенков красного цвета, так как красились лаком для ногтей, который тайком воровался у мам. Все эти мелочи ярко раскрашивали нашу дворовую мальчишескую жизнь. Но мне этих красок было недостаточно, всегда тянуло куда-то в те страны, о которых я слышал от взрослых. Самые загадочные и волнующие письма приходили с Кубы: конверты были наполнены черным вулканическим песком с пляжа – у нас в забайкальских степях песок был серо-бурый, совсем не такой. Эти письма буквально разрывали границы моей Ойкумены[1], в которую влетал тропический ветер с дальних Карибских островов. Детское воображение будоражили образы наивных индейцев, злобных пиратов и бесстрашных конкистадоров, о которых рассказывал дед. Желание поехать куда-то далеко-далеко порою бывало просто нестерпимым – хотелось взять компас, нож и спички, сбежать из дома и отправиться в кругосветное путешествие…

И вот настал день, когда пришел отец и громко, радостно объявил, что наконец-то пришел приказ! Нас с детства учили, что «приказ» – это главное слово и его нужно исполнять любой ценой. Вот я и подумал, что началась война, поэтому отец такой радостный. На него приятно было смотреть в тот момент: военная форма ему очень шла, облегая его мощную фигуру. Сапоги и пряжка ремня начищены так, что режет в глазах, на погонах – по созвездию. Да разве найдется такой мужчина, которому военная форма не подойдет? Тогда я и представить такого не мог. Вот он стоит в дверях, бравый капитан Советской армии, улыбается и говорит: «Все, уже есть приказ! Начинается новая жизнь!» Я вначале растерялся – что же нужно делать? А потом оказалось, что ни на какую войну мы не отправляемся, а просто переезжаем к новому месту службы – какое расстройство!