– Ты что там так долго ножичком скребешь? Шкурку свою повредить боишься? Так давай я тебе помогу! – грозно предложил Колян, для которого никогда не было проблем пустить кровь себе или кому-то другому, он давно уже взрезал себе ладонь, расписался кровью везде, где было нужно, и умиротворенно сидел в стороне.

– Отстань, без тебя разберусь! – отступать было некуда, и Букину пришлось все же выдавить несколько красных капель.

– Вот теперь порядок! Ставим отпечатки крови на бумагу с текстом клятвы!

– Кто нарушит – тому позорная смерть!

Тем временем Колян сидел вытесывал топором из бревна тотемный столб. Художником он был не ахти, поэтому идол получался непонятным – не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка.

– Колян, а кто изображен в этом творении Микеланджело?

– Не знаю, мордовский бог!

– При чем тут мордва? Мы ж индейцы!

– Мы-то индейцы, а живем на древней земле мордвы.

– А по-моему, он похож на «длинноухих» с острова Пасхи!..

– В общем, не важно, как называется – нашим покровителем будет этот мордовский бог. Богов, как и родителей, не выбирают!

– Да, это будет наш тотем и мы будем ему поклоняться!

– Его тоже надо намазать нашей кровью, чтоб он был свидетелем!

– Ну хватит уже этой дикости!!! Сколько можно???

– Нет, Букин, на хватит! Ты первый!

Мы пересмотрели все фильмы про индейцев, в которых играл Гойко Митич. В школе на занятиях физкультурой нам некогда было со всеми вместе играть в футбол, так как мы тренировали в себе «специальные индейские навыки». Нужно было набить немало синяков не только на коленках, чтобы с земли как птица взлететь в седло без помощи стремян, как это делал Гойко Митич. Мы ему страшно завидовали и за этот трюк готовы были простить даже то, что он многократно стрелял из кремневого пистолета не перезаряжая, как из револьвера… Тренировочной лошадью служил или гимнастический бум, или другие похожие по размерам предметы. Как бывает неприятно со всей прыти перелететь через бревно и грохнуться на землю с противоположной стороны! Но даже насмешки окружающих не могли остудить наше рвение: ведь тяжело в ученье – легко в бою! Зато когда-нибудь настанет тот миг, когда я с разбегу вскочу в седло и ускачу галопом прочь отсюда в бескрайние прерии!

Кроме своей Индейской Поляны, тотема и клятвы, у нас были свои законы и кодекс поведения. Мы разработали систему наград – перья «ку» в головной убор за отличия и подвиги. По примеру комсомольской организации, мы принимали в свои ряды только по рекомендации двух членов. На «совете вождей» у костра регулярно собирались взносы для покупки необходимых для индейской жизни предметов: ножей, топоров, веревок, спичек.

– Предлагаю собрать со всех свободных индейцев по 2 рубля – Колян видел в магазине чехол для автомобиля «Запорожец», из этого чехла мы сможем выкроить «типи» – покрытие для индейской палатки.

– Единогласно!

– И еще нужно купить пару топоров и спрятать их в лесу, а то неудобно каждый раз таскать из дома!

Но не только в деньгах счастье настоящего индейца.

– Еще для украшения одежды и оружия нам нужны скальпы!

– И что ты предлагаешь? Пойти войной на 8-й «Б» и скальпировать? – ехидничал Бобрюша.

– Конский волос очень похож на скальп! Предлагаю совершить вылазку на ипподром и обрезать хвосты лошадям!

– Прекрасная мысль! У индейцев прерий считалось доблестью угнать у врага лошадь. Тот, кто залезет на ипподром и принесет скальп коня, – получит перо в головной убор в знак проявленной доблести!

– Там же есть сторож! И ворота закрыты!

– А ты хочешь получить «ку» за просто так? Давайте думать, как выманить сторожа, – здесь одному не справиться!

…Следующий вечер на Индейской Поляне был особенно живописным. Вокруг костра сидели индейские воины с непроницаемыми лицами. Они раскуривали трубку мира, кашляя с непривычки. Эта трубка, а также ножи и томагавки были богато украшены роскошными вражескими скальпами – густыми, как конский волос. Воин по имени Кайман (в миру он был Коляном) неторопливо, с достойными паузами рассказывал о своих подвигах:

– …Тогда Верная Рука (Бобрюша) трижды прокричал кукушкой и бросил камень в окно. На звук из ворот выскочил бледнолицый сторож в фуфайке и погнался за ним. В это время я пролез в конюшню и открыл все двери, где стояли лошади.

– Верной Руке пришлось бы совсем плохо, если бы Букин, то есть, Большой Воин, не вышел с другой стороны и не позвал бы бледнолицего. Тогда тот схватил дрын от забора и бросился на Большого Воина!

– Братья! Какой дрын? Какая фуфайка? Вы забыли язык отцов! У индейцев не было дрына. Будем считать дрын копьем, а фуфайку – синим мундиром.

– Правильно, это было копье! Пока Большой Воин отвлекал бледнолицего, Орлиный Клюв с Кайманом скальпировали всех врагов. Клюв даже смог угнать лошадь!

– Ну и че ты врешь? Куда ты угнал?

– Никто не врет! Кайман свидетель: я запрыгнул верхом и проехал по конюшне. Подвиг засчитывается! Куда ж мне потом эту лошадь девать? Я ее угнал и потом поставил на место!

– Кайман всех спас, когда заорал: «Лошади разбегаются!» Бледнолицый кинулся в конюшню, и мы все успели убежать.

– Ну что ж, набег прошел успешно, мы не потеряли ни одного воина, а скальпы врагов коптятся над нашим костром! Хау! Теперь устроим ритуальную пляску победы!

Мы думали, что это выглядело примерно таким образом: «…отблески большого костра играли на суровых лицах воинов, которые синхронно двигались в ритуальном танце. Взгляды их были невозмутимы и сосредоточены, клубы дыма причудливым узором переплетались с бахромой из скальпов, украшающей головные уборы краснокожих братьев…»

А на самом деле это было так: несколько долговязых подростков неумело корчились в дыму под звуки деревянной колотушки. Если бы кто-то увидел эту сцену, то не смог бы удержаться от смеха – а откуда же нам было знать, что из себя представляет такой танец? Приходилось импровизировать кто во что горазд…

Как неохота возвращаться из нашего леса домой! Однажды отец устроил ревизию моих вещей и изъял все холодное оружие: лук со стрелами, метательные ножи, томагавки, штыки и копья. Я уже не чувствовал ужаса перед отцом, так как представлял себя индейским воином, взятым в плен. Смотрел гордо и намеренно отвечал дерзко, дразня отца своей строптивостью.

А он сломал стрелы о колено, злобно сгреб все в кучу и объявил: «Я конфискую все это!» После этого он вызвал мою сестру и приказал отнести мои сокровища на помойку. Казалось, мир рухнул – я был убит горем и не знал, что делать. Плод моих многодневных трудов был уничтожен у меня на глазах. Я решил, что убегу из дома.

Зачем он это сделал? Говорит, что в целях безопасности, но дело не только в этом. Думаю, что ему не нравятся мои новые игры, которые помогют мне чувствовать себя независимым. Я стал язвить, дерзить в общении с ним, подвергать сомнению некоторые незыблемые ценности, задавать «неудобные вопросы».

Надежда пришла с той стороны, откуда я меньше всего ждал. Через 10 минут вернулась Валерка, тихо подошла ко мне и сказала: «Не расстраивайся! Я все спрятала под сосной, на которую ты учил меня залазить. Стрелы он сломал, а все остальное не пострадало». Я посмотрел на свою младшую сестру как в первый раз в жизни, увидев в ней другого человека. Вздохнул, сказал спасибо и понял, что пока не убегу.

Сбылась моя мечта – нас с двоюродным братом Олежиком взяли на охоту. Счастье было полным, потому что каждому из нас дядя Слава выдал по ружью 16-го калибра и одну резиновую лодку на двоих. У брата была новенькая изящная двустволка, а у меня – обрезанная одностволка, зато она была похожа на винчестер, с которым бегал Гойко Митич.

В охоте мне нравится все. Охотники – особенные люди, они ни о чем больше не могут говорить, как только об охоте. Не зря пословица гласит, что «сильнее любви – только охота». Поэтому они беззаветно любят свои ружья, лодки и, особенно, собак. Если понаблюдать, то вы заметите, что все общение между ними пронизано традициями и ритуалами. Охотник никогда не скажет: «Убить утку» или «Застрелить птицу». Он скажет: «Взять птицу, добыть зверя». Ни в коем случае нельзя пожелать удачи – тогда ее точно не будет. Нужно сказать: «Ни пуха, ни пера!» – и ответить, разумеется: «К черту!».