Взяв Миколку за руку и посмотрев на него взглядом смерти без косы, Алексей жарко застрадал ему в ухо:

— Ты что наделал?

Рысак тревожно заерзал, а Алексей дожимал:

«По твоей милости за нами постоянно ведется наблюдение. Всюду понатыканы видеокамеры. Давай говори, пока у нас еще есть время… Может успеешь. Это ты все придумал или Пирогов?».

— Ты, что такое говоришь? Какое время? Чего успеешь-то? — тревожно забегали глаза у Рысака.

— Ты, дурачком не прикидывайся. Об этом не ты один знаешь.

Алексей озабоченно посмотрел на часы и вдруг, не сдержавшись закричал: «Да говори быстрее. Что вы там с Пироговым затеяли…»

Стас-Терминатор оказался пожиже Коли Рысака и вывалил все, что ему поведал пьяный санитар. Про обезьяну тоже не забыл. А для того, чтобы от него, от голодного быстрее отстали, живописал все известные ему моменты зоофелии, разбавляя и добавляя их своими красочными подробностями.

Алексей слушал его внимательно, но уловив несоответствие текста, мысли рассказчика, тревожно поинтересовался: «Врешь, поди?» Рысак расписываясь в полной достоверности и правдивости сказанного, слева направо по диагонали, размашисто перекрестился и пообещал: «Бля, буду».

— Не торопись, — предостерег его Гусаров.

Чувствовалось, потерпевший что-то не договаривает. Говорит много и правильно, но всю правду скрывает. Пришлось откашляться, сделать строгое лицо и буквально под конвоем, отвести его к камере видеонаблюдения.

— Ты понимаешь, что нас ждет? — еще строже зашипел на него Алексей. — Давай рассказывай причину твоего здесь появления. Судя по наколкам, за тобой большая жизнь и светлый путь. Только не крути, ты не на допросе. Ядовитым паукам, которые…

Он вдруг, резко, перед носом Рысак выбросил вперед руку и прошептал: — Тише ты… Один из них, наверное их лазутчик, нас слушает… Нет… Показалось… Так вот, этим тварям все равно кого пожирать на обед. Они сперва впрыскивают яд и отползают. Наблюдают, дряни, со стороны, как их жертва, мучаясь от нестерпимой боли умирает. Когда душа отлетит. Они всей стаей набрасываются и высасывают живые соки организма. Оставляя только телесную оболочку. Одним словом, мутанты-насекомые…

Рысак слушал, как завороженный. Алексей уловил этот момент его заинтересованности и прямо в лоб задал наводящий на ответ вопрос:

— Что мы им можем противопоставить с учетом человеческого разума? — не дождавшись ответа от Колюню испуганно озирающегося по сторонам, взял инициативу на себя. — Мы, в неподдающейся описанию борьбе с этими тварями, можем продемонстрировать им свою товарищескую взаимовыручку и желание всегда прийти на помощь попавшему в беду приятелю. Поэтому, чтобы это желание у меня и Стива было горячим и бескорыстным, давай, вышеозначенный, говори всю правду, как на духу.

Пришлось рассказывать все, как есть и про воровской сход, и про коронацию, и даже про гада из конторы, Ивана Петровича завербовавшего и затащившего его в Легион

— Вот теперь ты по настоящему стал своим парнем. Надежды которого на спасение, многократно возросли. — Выслушав похвалил его Алексей. — Чтобы тебя Пирогов, как нежелательного свидетеля не убивал, не надо о нашем разговоре кому не попадя болтать. Лады?

— Все как на духу изложил, ведь не дурак понимаю, что по чем.

Начал было раздуваться от заслуженного доверия, Колюня. Однако Алексей снизил градус повествования, между делом снимая с плеча Рысака большую, мохнатую гусеницу. Которую, секундой раньше, он сам на его плечо незаметно и посадил. Подсунув ее, извивающуюся и неприятно пахнущую, ему прямо под нос, пояснил:

— Очень ядовитая, называется «стригущая сублемея», — с этими словами пересадил ее на то самое место, с которого недавно снял. Чтобы как-то отвлечь Колю от потери пульса и сознания, деловито добавил: — Все пошли строить хижину, будем в ней спасаться бегством, от этих и других наших с тобой заклятых врагов.

— Что будем делать? — поинтересовался Алексей у Сергея, когда рассказал ему вкратце услышанную историю. — Может голову ему оторвем?

— Кому? — не поняв спросил Сергей. — Стасу? Э… Как его… Рысаку?

— Нет! Псевдо-Пирогову.

— Зачем? Ты что? Веришь словам Стаса, перенесшего стресс? Я, нет. Но отмахиваться от этого было бы глупо.

Говорил он, каким-то неуверенным тоном, раздумывая над тем, что ему поведал приятель.

— Ну, смотри.

— Смотрю. Но, чуть что, рвать головы?! Это не наши методы воздействия на нарушителей. Мы с тобой солдаты, гуманисты, если не сказать больше — пацифисты, — опять в глазах Сергея заплясали чертики. — Мы должны любить человека, а не головы ему рвать. Без головы он и не человек вовсе, а туловище…

— Тогда, если в тебе столько любви и сострадания к ближнему, пожалей и ты меня, и объясни, откуда у российских спецслужб такой интерес к нам?

Все-таки не удержался, спросил. Хотя молчаливый уговор был такой: «Не лезть человеку в душу. Захочет, сам расскажет».

— Версии, пусть даже самые фантастические у меня отсутствуют, — вполне искренне удивился Сергей. — Сам удивляюсь… Я был вполне средним художником… Звезды особого таланта с неба на меня не сыпались… До этого закончил два университета… Может с каким-нибудь моим приятелем перепутали? Или просто приняли за кого-то другого?

Оба задумались и продолжали в относительной тишине, молча мастерить подобие шалаша.

Только иногда, тысячелетняя размеренная жизнь джунглей, прерывалась отчаянными матерными криками Коли Рысака. Ему, в протекающей рядом речушке, было поручено наловить пираний для ухи.

Сергей или по-легионерски Баг Арт, объяснил рыбаку-добытчику, по какие места мужского организма можно было заходить в воду, чтобы эти юркие, зубастые рыбешки, ненароком не отгрызли главное достоинство и сокровище испуганного легионера.

Жизнь, с ее парадоксами первобытно-общинного строя, активно продолжалась.

Интереснее всего то, что вместо двух суток отдыха, группе из пяти человек, пришлось наслаждаться природой джунглей, семь полновесных и не поддающихся инфляции дней.

Биологи, присутствуй они там, в то время, подняли бы на ноги и ООН, и ЮНЕСКО и даже главную богиню животного мира, а в молодости сексдиву — Бриджид Бордо. Все потому, что властная поступь царя зверей — человека, отдавалась таким грохотом, шумом и гамом, что даже много повидавшие на своем веку стервятники и те покинули родные, обжитые места. Но уж царь зверей оторвался по полной программе, причем оторвался в прямом, а не в переносном смысле этого слова. Отрыв произошел от цивилизации и от всех ее надуманных норм связанных с бережным отношением к природе.