После постройки удобной и безопасной хижины, на второй день провели спортивное мероприятие по бегу на перегонки с ядовитыми змеями. Как и предполагалось, безоговорочную победу одержал Коля Рысак, причем, победил с хорошим отрывом. Если бы его не удерживали разноголосые братья-близнецы и примкнувший к ним Кшиштоф, он бы бежал и дальше.
На следующий день, в честь вчерашней победы ему было предложено высказаться, и Коля, простыми берущими за душу словами предложил сварить брагу. Лучше бы он этого не предлагал. Так как для этого таинства и последующего веселого пития, необходим мешок сахара, дрожжи и большая выварка. В военно-полевых условиях все это недопустимо, а посему отсутствует. Однако солдатская смекалка, в очередной раз взяла верх над здравым смыслом. Совместными усилиями нашли выход, а вместе с выходом, соответственно и вход.
Для качественного приготовления пенной браги, следовало найти дерево, «мачеткой» его срубить, внутри ствола, частью вырубить, а частью огнем выжечь «ведьмину ступу», после туда натолкать экзотических фруктов, размять их оставшейся частью ствола и залить водой. Периодически раствор необходимо перемешивать и накрыв крышкой, радовать его исполнением заклятий, заговоров, мантр, осанн и других ведических причитаний.
Когда общими усилиями на третий день что-то подобное у отряда получилось, все радовались. Но не долго.
На четвертый день все мухи в округе собрались в гости к ним. За ними стали подтягиваться другие насекомые и представители обитающего мира. После того, как в раствор добавили не проверенных в лабораторных условиях, плодов и соцветий растений, из которых местный шаман добывал яд для глушения рыба. Вернулись уже и стервятники. Рассевшись вокруг полянки с дымящимся от газов напитком, с нескрываемым любопытством стали дожидаться позднего завтрака для себя и своих сородичей.
Канальский посчитал это дурным знаком и вылил вонючее содержание ступы под ближайшее дерево, которое тут же сбросило листву, а вместе с ними сдохло пару десятков падальщиков, сидящих на этом дереве.
— Приказываю, отменить распоряжение бойца Стаса Терминатора, как вредное… Наносящее непоправимый вред окружающей нас природе… За неподчинение расстрел.
Взяв на себя командование дикой дивизией, приказал Гусаров. Строго посмотрев на Серегу, укоризненно добавил: «Что-то, легионер, ты сегодня выглядишь чересчур подозрительно?».
Тот, вместо того, чтобы промолчать. Так как начальство с тобой не разговаривает, а делает тебе замечание. Не удержался и простуженно захрипел: «При чем здесь я? Такой сегодня день».
— Предлагаю замену. Вместо опасных опытов над собой, будем практиковаться на ком-нибудь другом. Пусть те, кто сейчас наблюдает за нами, удобно сидя у пультов мониторов, поймут, что в этой жизни еще остались люди, способные на, пусть и неординарные, но большие поступки, — он оглядел с ног до головы Рысака. — Если ты против, то прямо сейчас об этом и скажи… Не скрывай и из-за спины, удар в спину культурной революции, не смей наносить.
Коля заерзал, задергал расставленными веером пальцами.
— Ты, чё, братан? Да я, всегда… Да…
— Единогласно, — согласился Алексей, не давая Рысаку возможность закончить клятву«…перед лицом своих товарищей».
* * *
На пятый день все камеры, а их отыскали девять, хотя, конечно их было больше, но отыскали только девять. Так вот, все они перестали вести съемку и наблюдение. Скрипели, скрипели. Пугали с утра до вечера Колю Рысака и перестали.
Вполне возможно телевизионной аппаратуре надоело, вернее перестало нравиться то, что ей постоянно показывали и без стеснения демонстрировали. При чем, отправление естественной надобности и после этого ковыряние палочкой и разглядывание, что там у него выползло, это и за зрелище не считалось. Так, легкий каприз любопытного дебила.
Впрочем, вечером, при подведении итогов прошедшего дня высказывалось предположение, что вполне вероятно, у оператора или, как там его, нервы не выдержал и сдали, после чего он надолго потерял сознание.
Если правильно разобраться, так кто такое выдержит. Постоянно наблюдать за массовым помешательством и копрофелией в придачу. Каждый постфекальный этап, начинался с того, что объективу, как какому-нибудь шведу под Полтавой, грозили кулаком и знаками давали понять, что вскоре нагадят ему прямо на линзу.
Находчивые, а главное, веселые хлопцы подобрались. Шутили без применения тонкого английского юмора. Для веселья применяли приемы и методы позаимствованные у дикарей первобытнообщинного строя.
Эти веселые ребята, ничуть не смущаясь, ставили всевозможные сценки и разыгрывали занимательные и простенькие скетчи. При чем, если что-то не получалось, не ленились повторить. Скажем, сцену жестокого убийства непокорного, но закостеневшего старослужащего, молодым, шагающим в ногу со временем прогрессивным солдатом.
Большим успехом у малохудожественного, но очень народного творчества пользовалась сценка: «Ритуальное поедание дерьма и разложившейся падали». Даже у снятого с дерева «Ивана не помнящего родства» и своего имени, и то, глядя на все это, случались приступы рвоты и просветления. Правда, так же быстро и заканчивающиеся. Развитие этих этюдов, поиски новых, выразительных и достоверных приемов сценического искусства и перевоплощения, пришлось быстро свернуть и прекратить, так как «снятый с дерева» уже перед третьим просмотром норовил пристроиться рядом и позавтракать отходами жизнедеятельности, но только по настоящему, без шутовской потехи.
Когда же у беззащитного, но мускулистого, человека с ружьем Гусарова. Голодный и хилый, очень кровожадный и безоружный, Коля Рысак достал щепочкой глаз (вместо него второстепенную роль в постановке играл, кусок раскрашенного углем банана) и съел его урча и постанывая от удовольствия. В этот момент, между пальцами гусаровской руки, сводной от ружья и «мачетки», из того места, где недавно был глаз, потекло кровавое, черно-белое месиво. А сам потерпевший за счастье народа, очень красиво, мучительно преодолевая возникшие в судьбе легионера трудности, упал во весь свой богатырский рост. Падая, успел крикнуть: «Долой расовые предрассудки! Свободу колмыцкому народу» (Съемка велась не в цветном изображении, поэтому желтый цвет мякоти не виден, но призывы должны были быть слышны хорошо.)
От всего этого, по-видимому, даже у дурной железяки с проводами внутри, не выдержало сердце и она безвременно скончалась. Покинула нас. По крайней мере красная лампочка перестала подсвечивать местонахождение камер наблюдения. Мало того, подсоединенные провода перестали ударять током, во время их проверки старым аргентинским способом, это когда два оголенных провода прикладывается к кончику языка. Ох, и громко же орал, после каждой такой удачной проверки, новообращенный электрик-ксенофоб.
* * *
За это время случилось еще одно вполне рядовое и заурядное событие. Пару раз Алексей видел мелькающие тени и вспышки фотоаппаратов, но решил за фотографом не бегать. Попросили солдатика, которого в самом начале курортного сезона сняли с дерева и который, до сих пор не говорил своего имени. Он вообще ничего не говорил, только иногда, перед заходом солнца, начинал рыть яму и при этом жутковато смеяться и грозить грязным кулачком, своим скрытым врагам. Так чего талантливому землекопу зазря пропадать, резонно рассудил Гусаров, пусть свои способности откапывает-закапывает в нужное время и главное, в нужном месте. Отрытую и каждый день углубляемую яму, накрыли тонкими ветками и оставили в режиме ожидания сюрпризов.