Из тени вышел Байкал.

Иван Петрович, бережно взяв его под локоток. Повел его в другой автомобиль. На борту которого было написано «Скотовоз». Еще не забравшись во внутрь, уже шло самое активное обсуждение навалившихся проблем. На место Коли Коломийца срочно следовало подыскать другого кандидата на роль живой и авторитетной легенды воровского мира.

Жизнь продолжалась.

На следующий год деревянную руку капитана Данжу, было доверено пронести капралу Бреговичу — седому, статному красавцу и заслуженной гордости Легиона.

Об этом ему сообщили за полгода до события, перед рождественскими праздниками. На радостях и чтобы соответствовать торжественному поручению, он дал зарок до момента знаменитого Парада легионеров на Елисейских полях не пить. Этим прилюдным заявлением, повергая сослуживцев в уныние и явное беспокойство о его психическом состоянии.

Если бы не официально задокументированная смерть Сергея с Алексеем, они бы обязательно, в качестве ветеранов Легиона постояли на почетной трибуне. Но раз бумага о их смерти есть, чего зря переться на гостевую трибуну? Навязывать там свое общество? Пугать бравым видом и рассказами о пребывании в загробном мире, впечатлительных офицеров и их женщин. Лучше съездить к Пирогову на его «сотки» средиземноморские и там, под лучами славы, солнца и обожания его семьи, оторваться и расслабиться от всего окружающего мира.

Тем более для этого был настоящий, торжественный повод. Имена обоих, Бага Арта и Дюка Белла золотым тиснением были помещены на доску почета той части, где оба «погибших» в начале своей службы уродовали парашютистов-подводников.

Пришедшему пополнению легионеров, этому живому и «безмозглому мясу», по-прежнему ломали ребра и отбивали почки. Не со зла, а во время их проверки на профпригодность службы в подразделении диверсантов. Уже в лазарете, когда они приходили в сознание, им рассказывали устные легенды о том, как эти двое, во время точно такой же проверки, просто разорвали на куски двенадцать старослужащих легионеров (!).

А? Каково?

В следующем году, количество разорванных и, по всей видимости, после этого ими же и съеденных… ожидалось в границах, примерно четырнадцати-пятнадцати человек…

Время, когда мы разглядываем его через увеличительное стекло былого, цифры увеличивает неимоверно.

Как справиться со своими вторыми, по счету похоронами, Алексей не знал. В принципе, как не знал, что делать и с первыми, но зато он прекрасно знал народную примету: «Если тебя при жизни хоронят, то жить тебе долго и счастливо, до того момента пока самому не надоест, и после этого — еще двадцать один год.»

Поэтому, хочешь не хочешь, а подчинись тому, что все сопутствующее и сопровождающее тебя в момент путешествия по поверхности, от тебя не зависит. А коль скоро так, наслаждайся тем, что видишь солнце, вдыхаешь воздух и имеешь верного друга. Будь-то: мама, жена, приятель, ребенок, животное или насекомое. Не так много еще болтаться по поверхности и пускать пузыри. Смирись человече и наслаждайся…

Жизнь продолжается.

Мужчина с военной выправкой и без руки, это что загадочное и притягивающее своей тайной окружающих.

Руки должны проверять ощущения того, что видят глаза? Не всегда. И совсем не обязательно.

Когда радуга соединяет воедино небо и землю. Для проверки этого мне не нужны руки, как не нужны они и для того, чтобы восхищаться нежной теплотой улыбок моих спящих детей и их дневным смехом. Это не несет под собой ничего вещественного. Но и радуга, и детские улыбки слишком одухотворены, лаская и питая изнутри мою душу.

Я умен, я красив, я сексуален. Любовь к жизни переполняет меня.

Перерождение заставляет оглянуться и увидеть много нового.

Кто-то хмуриться почуяв запретное и неладное. Где-то гремит гром с ослепительными и сияющими молниями… Наступает апокалипсис? Нет, наступает сон, за ним пробуждение… И утро. Когда оказывается, что все ночные страхи были вызваны хандрой и плохой проходимостью кишечника. Так сказать, причинами простыми и банальными.

Не торопись делать поспешные выводы. Они, как правильно ошибочны. Дождись утра. С высоты восхода, все вчерашние беды и неприятности, покажутся мелкими и нестоящими никакого внимания.

Жизнь в это время суток особенно прекрасна и притягательна. В тысячный раз я смотрю на себя, — просто любуюсь красотой этих линий.

Мое тело приобрело новую форму.

Я становлюсь похож на свистульку, издающую щебет дрозда.

В моей истории рука перестала иметь материальную форму, однако по ночам она продолжает волновать меня горячей болью и яростным выражением эротизма. И только…

Любовный голод. Страсть. Вечная неудовлетворенность.

Шарм воинственности моей Чичи, живого воплощения современной Минервы, покровительницы целителей, богини мудрости и помощницы в войне.

Это не портрет, это попытка выразить мое нынешнее состояние. Формула моей жертвенности и попытки приблизиться к мудрости, стать одновременно и совой, и змеей.

Терпение, красота, любовь и жизнь — это единственный путь собственного взгляда на мир. При помощи этого, я могу вглядываться в темноту и видеть там свет, чтобы еще раз сказать.

Жизнь прекрасна.