— А ты, дурочка-с-кривого переулочка, наверное полагала, война мафиозных кланов, месть бандитов, передел украденной общенародной собственности? В газетах много об этом писали и до сих пор марают…
Взгляд у него перестал быть добрым и выражающим вселенскую скорбь о греховности человеческой природы. Я увидела оскаленную морду гиены, у которой пасть испачкана кровью жертвы… А он продолжал, как ни в чем небывало.
— Мы эти кланы сами создавали и потом сами их прореживали, чтобы было, что показать нашим измученным демократией и народовластием людям. Когда они годами свои зарплаты да пенсии не получали, всегда было известно в чью сторону можно было ткнуть пальцем и на кого свалить. Чуть давление сбросили… Критическую массу народного возмущения разбавили «войной мафии» и всем легче жить… Сам до сих пор удивляюсь, каким же надо быть замордованным этой сраной жизнью идиотом, чтобы всей этой туфте верить?
Поговорил он со мной достаточно откровенно потом опять прострелил мне, но уже другое колено, со словами, мол очень ему хочется проверить, правду ли я ему первый раз рассказала.
Я еще раз все пересказала. На этот раз на подробности не скупилась. Поведала и про первый сексуальный опыт с пьяным младшим братиком… И про Вадима с полным букетом от Венеры… И о том, как мать ревновала меня к отчиму, поэтому сживала с белого света. Все говорила, а он даже пистолет в сторону отложил, закатив глаза слушал. Слезы свои стариковские украдкой смахивал… Очень меня жалел.
Адрес Ассенизатора повторила.
Когда закончила, он еще раз вытер глаза полные слез, высморкался, прокашлялся и говорит мне:
— Много я тебе, старый дурак, рассказал лишнего. Только за то, что я все это еще помню, меня должны без суда и следствия расстрелять в двадцать четыре секунды. А тут ты еще, не ко времени подвернулась со своим пока еще не простреленным слуховым аппаратом. Помнишь, как тогда во Вьетнаме, на курсах повышения квалификации. Твой несостоявшийся женишок из Лэнгли, которого мы же тебе сосватали и подставили говорил: «Нет на свете такой боли, для избавления от которой, человек не начал бы со слезами на глазах, умолять специалиста прикончить его поскорее и прекратить мучения…»
Конечно помнила. Почему я должна такое забывать? Как и того великолепного джентльмена… Хотя тоже враг и шпион. Он когда был пьяный вдребезги сам это и рассказал…
А дедушка сидящий напротив не дал ход моим воспоминанием, не очень тактично прервал их и молвит:
— Притомился я, красавица, с тобой. А меня внуки с невесткой-вдовой ждут. Выбирай дочка, сама и добровольно. Либо я продолжаю дырявить твое роскошное тело, спрашивая у тебя три источника и три составные части марксизма-ленинизма, ставшего «мировоззрением рабочего класса»? У меня по этому поводу, имеются большие сомнения относительно твоих знаний… Ты ж в стольный град не учиться прибыла, хотя и закончила университет? Ты ж прибыла за красивой жизнью?
Я согласно закивала головой. Я соглашалась со всем, что он мне говорил…
— …либо одним махом избавим тебя от призрачной перспективы инвалидной коляски и костылей… Я понятно выражаюсь?
— Да.
Весь фургон, включая и подлого палача, все было измазано кровью. Из меня она продолжала вытекать, только совсем тонкой и незаметной струйкой.
Я попыталась потянуть время. Я ждала принца на горячем коне в бурке, папахе, с шашкой и усами. Сейчас он прискачет придерживая своего горячего вороного друга, распахнет эту дверь, ворвется и спасет меня…
Время шло, секунда за секундой, а его все не было. В конце концов, я уже стала испытывать беспокойство, не случилось ли с ним чего по дороге? Не проехал ли мимо? Только потом пришло понимание очевидного. Сегодня был не мой день.
Любительство погубило многих. Жалеть о них никто не будет. Разве только тех, кто из-за них пострадал… Так же как и в моем случае. Единственно кто меня и вспомнит, так это только Вадим. И то не сам, не добровольно и с охотой, а напомнит ему обо мне все тот же дедушка-палач. Пока он ломал очередную ампулу для укола, в дверь просунулась рука и передала ему бумажку со странным текстом.
Достал он диктофон, маленький. Включил его и поднес к моим губам… Наговорила я с принесенной бумажки текст, со своим согласием ухода из жизни и обвинениями во всех грехах своего распутного и почему-то безбожного мужа. Подписала бы, но видно гадкий дедушка прострелил мне все серьезно. Рук я уже не чувствовала Хотела слезы с глаз утереть, а рук-то считай у меня и нет…
Он приставил мне к сердцу пистолет со словами: «Красивая ты дочка, не хочется тебе лицо перед траурными мероприятиями портить.»
Легким нажатием пальца на курок, закрыл последнюю страницу моей жизни.
* * *
Когда Иван Петрович Натоптыш вышел из фургона с надписью «Вывоз бытового мусора», только тогда он смог дать волю разгулявшимся нервам.
— Паскуда, такую операцию супервнедрения завалила. Такое прикрытие уничтожила… Эх-хе-хе…
Давно он бросил курить. И так работа нервная, а если еще и никотином себя взбадривать, то никакое сердце такого напряжения не выдержит. Но сейчас был особый случай. Давно он не беседовал с женщинами применяя подобные меры. Он подозвал к себе одного из тех пареньков, которые обычно всегда находиться в тени и попросил у него «папироску». Закурил полученную сигарету. Глубоко, со вкусом затянулся и сказал агенту:
— Ты уж, мил человек, прибери там. Только, тельце беззащитное, на этот раз не сжигайте в печечке нашей. А где-нибудь в центре города, этот трупик, сексуальным маньяком изуродованный, в подвале, как можно более заметнее сложите, чтобы нашли его еще до того, как оно начнет вонять и разлагаться — он как будто вспомнил что-то, посмотрел на дрожащую руку, вздохнул. — Да, годы берут свое и ничего не дают взамен… Чуть не забыл… Плесните ей в отверстие ее гонорейное, спермы давно заготовленной. Иди, красавец, шепну на ухо, чьей.
Прошептал фамилию, после приложил палец к губам. Мог бы этого и не делать. Люди службу знали… Но всегда спокойнее спиться, когда круг повязанных одним преступ… т. е. заданием, более обширен. Круговая порука, это очень серьезная гарантия, она обязательно вытянет. Вон, даже суд над КПСС, смогли превратить в посмешище одного безграмотного лаборанта, когда он выбрасывал вверх свой кулачок и кричал «Долой». А там, уголовщина связанная с миллионными жертвами. Здесь же, взбесившуюся сифилитичку подставили… Тем более сработает.
Отправились после этого прикомандированные молодые люди выполнять порученное. Растворились в воздухе и исчезли. Даже двигателей автомобилей никто не услышал.
Натоптыш огляделся. И неожиданно для тех кто был в тени, а может там и не было никого, но он этого не знал, потому и сказал в туманное пространство.
— Ладно. Кому-то все равно, придется за все отвечать, — чуть усилив голос спросил. — Что вы там попрятались? Где наш главный кандидат в смотрящие России?
