— Понимаю. Конечно жалко. Но с Иваном Петровичем придется расстаться… Как не секретились, как не скрывались, однако опять произошла утечка сверхсекретной информации.

— Жалко, — коротко сказал начальник ФСБ.

— Сам знаю, но уж если «засветил пленку, выбрасывай и фотореактивы»… — и тоном, в котором приказа не было ни грамма, но и не выполнить такую просьбу было нельзя, добавил: — Тем не менее, направление по разработки внедрению наших людей в структуры организованной преступности, прошу не только не сворачивать, а активизировать начатую работу. Скоро все это сортирное… — он задумался подыскивая нужное слово, — …дерьмо, придется самым жестоким образом разгребать.

Его собеседник, еще пару минут назад, в кабинете президента безвольный, тупой вояка, с потухшими глазами и покорной спиной. Сейчас — собранный, подтянутый и бравый офицер, немногословный и всё понимающий, согласно кивнул головой.

То о чем говорил премьер, была особо разработанная, стратегическая операция, по внедрению в уголовное сообщество своих агентов с тем, чтобы возглавить организованную и коррумпированную верхушку этой преступной пирамиды и руководить этим «раковым наростом», в нужном для общества направлении. Не давая ему особо разрастаться и не позволяя уничтожить государство.

Нынешний премьер, еще будучи начальником ФСБ и разрабатывал эту операцию. Под все это были выделены и деньги, и люди. Смыл ее был следующий. Если мы не можем уничтожить уголовное сообщество в принципе. Это невозможно сделать, хотя бы из-за национальных черт и самосознания большинства населения, не очень давно освобожденного от крепостного права и всего, что ему сопутствовало. Значит, воровство и казнокрадство следует направить в нужное государству русло и минимизировать потери неизбежно связанные с ними.

Кандидатуру Николая Коломийца утверждали небольшим кругом людей с участием и нынешних собеседников. Поручили все это человеку, формально давно ушедшему на пенсию. Его действия всегда можно было списать на собственную и оттого неудачную инициативу.

Однако, ни одному, ни второму собеседнику красноречиво молчащих и лишь во время этого молчания странно кивающих головами, как бы соглашаясь с мнением собеседника, ничего не было известно о том, что их почетного сотрудника Ивана Петровича, по недосмотру или чьему-то недомыслию, могли использовать и другие находящиеся при власти силы. При чем, на направлениях, о которых они даже не догадывались.

По всему получалось, что слишком передоверившись своему сотруднику, проверенному перепроверенному, перестав контролировать и направлять его действия, в результате, возможно даже не желая этого, он их подвел. Подставил на какой-то ерунде, занимаясь странной, не санкционированной самодеятельностью. Все это придется сегодня же выяснить.

Через три дня после серьезного разговора с председателем ФСБ, когда из незаметного дома поселка Пацаново, Ясеневского района можно было услышать: «…Но вы коммунист и вы должны!». Или: «Исполните свой долг до конца, докажите своим гордым уходом, что сотрудник КГБ, не торгует идеалами». После чего другой голос настойчиво повторял: «Дайте мне пистолет с одним патроном и вы увидите, как уходят настоящие чекисты».

В конце концов… Да, что говорить. В результате этого громкого разговора, содержания которого никто, так и так, не узнает…

Так вот, в газетах было опубликовано печальное известие, о безвременном уходе из жизни Героя Советского Союза, генерал-майора войск стратегического базирования, Ивана Петровича Натоптыша. Гражданская панихида состоится у пьедестала памятника пламенного сына польского народа Ф. Э. Дзержинского. Отпевание пройдет в гарнизонном доме офицеров. Само погребение — на Ваганьковском кладбище?

По правде сказать, с последним были проблемы. Место погребения, почище чем в каком-нибудь Токио или Осаке, стоило даже не семнадцать с половиной тысяч «тяжелых» денег — гораздо дороже. Платить, дураков в рыночной экономике не оказалось. Но решили не менять, оставили как есть. Уж больно красиво смотрелось в тексте: на Ваганьковском… Рядом со многими популярными и любимыми людьми нашей эпохи.

Во время проведения траурного митинга посвященного безвременной кончине славного чекистского генерала, выступало много народу, но особенно всем запомнилась речь председателя траурной комиссии:

— … В твои семьдесят три, ты только начинал жить… До этого беззаветно служил на ниве образования и счастья трудящихся…

По выражению скорби на лице руководителя похоронами, читавшего по бумажке дурацкий текст, было видно, что оратору самому было неприятно и противно озвучивать ту безграмотную ахинею, которую ему подготовил референт, кадровый гебешник, которого приставили к нему в качестве соглядатая и доносчика. Но подавив раздражение, он продолжил траурное вещание:

— … Дорогой товарищ! Ты навсегда останешься в наших сердцах молодым, добрым и веселым…

В глубине собравшихся друзей по оружию, в темных очках и с траурными лентами нашитыми на рукавах, стоял пожилой чекист с почетными знаками и правительственными наградами. Он захлебываясь от постигшего горя, в голос рыдал заглушая голос оратора. Это и был Иван Петрович Натоптыш, собственной персоной.

Участие в собственных похоронах так его проняло, что… В смысле… В общем… Короче — размяк старик и дал волю своим эмоциям.

Сейчас он был в образе верного друга и однополчанина покойного. Хотя до этого в минуты былых затиший и спокойного отдыха между допросами, вербовками и рутинными пытками, он частенько задавал себе вопрос, как ему, верному бойцу коммунистической партии, будут организованы проводы в последний путь. И когда, несколько дней назад его спросили, чего бы он хотел перед уже окончательным уходом из органов. Он скромно попросил устроить ему его собственные похороны и поприсутствовать на этом представлении в качестве верного друга и товарища покойного. Добро на это было получено. Исходя из его героических заслуг и верного служения, ему были оказаны последние почести по высшему, второй степени, разряду. С артиллерийским лафетом, почетным караулом, ружейным салютом и другими причитающимися снастями.

Своим пламенным выступлением председатель траурной комиссии задал правильный, оптимистический тон мероприятию с верой в идеалы.«…Зажженная тобой звезда героических свершений, ни когда не потухнет на небосклоне нашей памяти» — эта фраза просто прошла на «ура» и вызвала молчаливый гром оваций.

После председателя выступили еще какие-то люди. Потом грохнул холостой салют.

Заунывно завыли, рвущие душу медные инструменты, исполняющие вариацию на похоронную тему, где в некоторых местах прорывались отголоски партийной песни «Интернационал».

Под музыку, гроб с муляжом заколотили. Опустили в могилку

и солдатики быстро забросали яму землей.

Слушая стук камней и удары комьев земли о крышку гроба, казалось, большинство собравшихся задумалось о бренности короткого существования на этой земле…