Однако пора плотнее заниматься Рысаком. Знаками показал, чтобы Рысака из комнаты, где шла сложная операция вынесли.

В затемненном углу двора я видел старое приспособления для поилки скота. Мне туда Рысака вынесли и прямо в воду положили. В этом длинном, выдолбленном из целого куска камня корыте, мыть его пришлось довольно долго. Сперва он отмокал, после пришел в себя, ругался. Ему казалось кричал, а на самом деле, еле шевелил губами. Когда я его из воды достал. Тут же пришлось прополоскать его грязное барахлишко. Здесь же на камнях двора, разложил на просушку.

Всеми этими манипуляциями и банно-прачечными работами пришлось заниматься под насмешливыми взглядами вооруженных арабов. Они что-то обидное выкрикивали в нашу сторону, но на их счастье, я не знаю арабского, а-то бы, я им показал насколько они неправы… Своей дутой смелостью, я хоть как-то пытался себя успокоить.

С другой стороны, я прекрасно понимал, что если бы старик только бровями повел в мою сторону, его воины нас с Рысаком, в клочья бы порвали. По их зверским рожам было видно, что недавно окончившийся бой, не удовлетворил их жажду крови. Они еще ею не насытились и от того, чувствовали себя голодными и злыми. Тем более, что перед носом безоружного, всегда проще подергать затвором автомата, нежели чем у вооруженного.

— Он… Эта собака, уже сдохла? — на ломаном английском языке спросил меня один из подошедших босоногих арабов.

— Да, — говорю. — Осталось его только перевязать. Отмыть от крови твоего брата, которая натекла на него, пока он лежал внизу и можно будет хоронить.

— Зачем перевязывать? — он был очень удивлен услышав про кровь его брата.

— У нас обычай такой. Перед смертью привести человека в порядок, чтобы он перед нашим богом предстал чистым и с завязанными ранами.

— Ладно, занимайся, — показываю свою значимость, якобы разрешил он мне и в недоумении отошел рассказать своим бандитам о том, что услышал от меня.

Осмотрев пришедшего в сознание, отмытого и очищенного от грязи Рысака, стал колдовать над ранее обнаруженными у него переломы правых руки и ноги. Еще раз более детально прощупав и пропальпировав его, к радости убедился, что других травм и скрытых ранений нет. Судя по всему чувствовал он себя не очень хорошо. Его сильно рвало, тошнило. Но на рвоту, якобы умершего врага босоногое, задорное мусульманское воинство, внимание не обратило. Рысак, когда я стал колдовать над его переломами, опять потерял сознание.

Пришлось из подручных материалов делать что-то на подобие каркаса или шины, складывать сломанные кости и фиксировать их неподвижно, при помощи разных тряпок, проволочек, кусков какой-то пластмассы. После обмазывать это странное, громоздкое сооружение жирной, липкой глиной. Конечно, если бы был гипс, можно было обойтись и без нее, но к сожалению там его не было.

— Э, зачем глиной мажешь, — опять спросил неугомонный араб.

— Чтобы глина засохла, а у него руки и ноги, с той стороны которой он будет стоять к богу, не гнулись, — охотно пояснил я ему. — Наш бог любит, чтобы к нему приходили прямыми.

Я старался, как можно быстрее закончить работу, но не успел. Видно весть о том, что эта семья хорошо пограбила беззащитных иностранных наемников, дошла до противоборствующей группировки. Я бы и внимания не обратил на клацанье затворов и беготню по двору. Но любопытный араб, который буквально только что, стоял у меня над душой, довольно грубо толкнул меня в спину и махнув рукой, закричал чтобы я уходил. Подбежав вместе с другими к воротам, за которыми стояли непрошеные гости они, стали ругаться со стоящими за ними людьми, лиц которых я не видел, но их присутствие ощущалось достаточно отчетливо.

Они что-то друг другу кричали, а мне пришлось домазывать голого Рысака уже под пулями. Мазал и думал, думал и мазал.

Вот ведь дикари ненормальные. Уже расшифровали структуру двойной спирали ДНК, а переломы приходится фиксировать щепочками и обмазывать глиной… Это ж сколько она будет сохнуть?

Самое время было уходить в побег, но боялся нарваться на чужую пулю, хотя, нарваться на свою, было ничуть не лучше чужой. Да и Рысак меня сдерживал… А может плюнуть?

Смыл руки от приставшей глины. Пока смывал, принял решение бежать отсюда подальше и побыстрее. Не ровен час, загнется тот малый с моей кровью, скажут — кровь неверного убила. А так у меня благая, красивая цель — отправляюсь за помощью, умирающему товарищу и другу. На всякий случай, оттащил бессознательного Рысака в сараюшку. Они там, то ли припасы свои хранили, то ли фрукты сушили. Пару горстей орехов и кураги в карманы себе сунул. На всякий случай, мало ли… Рысака вязанками хвороста завалил и пошел осматриваться, выискивать лазейки и ходы.

Под прикрытием пальбы с двух сторон нырнул я в маленькую дверь, примеченную еще до этого…

Маленькая, незаметная, окованная железом дверка. Проскользнув в нее и оказался… Вот это сюрприз. В большом внутреннем саду. С фонтаном посредине. Невысокие деревца персиков, абрикосов, еще чего полезного, названия которому, я не знал. Растущий сверху виноград, больше выполнял декоративные функции, т. к. своей тенью накрывал почти всю площадь садика и создавал прохладу. По его корням, растущим вдоль стены, я и вскарабкался наверх.

Очутившись сверху на стене я уже было собрался спуститься с обратной стороны, но чуть замешкался и тут же получил тумака в левое плечо. Но это был не удар огромной силы, сбросивший меня вниз. Это была обычная пуля, гонявшаяся за мной давным-давно. Она прошла навылет не задев жизненно важные органы и, что очень важно для меня — чувства. Цепляясь правой рукой за переплетенные стволы виноградника, по которым только что поднимался, я камнем рухнул вниз. Падая, как следует не сгруппировался и еще носом ударился. Из двух ноздрей сразу хлынула, густая и тягучая жидкость красного цвета.

Пришлось уползать в схрон, где я присыпал хворостом бессознательного Рысака, свою сумку с медикаментами и моим идентификационным номером.

Примостившись кое-как, ввел в мышцу предплечье противостолбнячную сыворотку и перевязал себя «сикось-накось». Одной рукой лучше и не получится, только так. Когда перевязывал успевал сам себя отвлекать и мешать одновременно разными грубыми упреками и насмешками. В очередной раз раздвоил свою личность и одной ее частью, вволю поиздевался над другой.

Что-то типа: «У тебя, у козла, денег столько, что мог бы спокойно сделать пластическую операцию и не заниматься этим копеечным геройством, во славу и для заработков неизвестных тебе французов, и других политических авантюристов», — гогочет одна раздвоенная сторона.

Вторая часть моего «я», на такие грубые выражения уныло отвечала: «Покопавшись в архиве и отыскав свое свадебное фото, как я смогу понять, что это я?»

Первая опять безумно издевается: «Будешь узнавать себя по надгробной бирке, без всяких фотографий», — и нагло так щерится в лицо…

«Без знания языка во Франции батон колбасы не купишь, а ты говоришь чтобы пластику на лицо нанести и измениться в лучшую сторону… Тем более, я сам это видел в художественном фильме тамошнего производства… Идентичная и подобная ситуация, бандит, его роль исполнял, ныне, к сожалению ушедший от нас… в Голливуд, актер Ален-Поль Габен. Этот положительный герой, хотя и бандит, заметая следы своих неблаговидных поступков, через своих преступных дружков, на чистом французском… Плечо простреленное стало нестерпимо болеть, но раздвоение пока не закончилось… Да, на чистом французском (это у них такая национальная особенность, во Франции все так говорят), решил обратиться к доктору и изменить себе внешность. Достали для операции и бинты, и вату, и даже врача, который это все должен был сделать.