— Уйти я в любом случае собирался, Ждан, — признался Владий. — Еще вчера решил: ночи дождусь, с тобой попрощаюсь, любой челнок с пристани уведу — и в путь. А теперь, средь бела дня, без челнока, без хлеба… Горбач сразу по следу пошлет погоню, если уж продать меня задумал.

— Чего о жратве думать, когда меч над головой свистит?! Да и нашуруем сейчас что-нибудь в соседнем погребочке. А идти тебе лесом надо, на восток. В трех днях пешего пути отсюда места населенные начинаются, наши туда не сунутся. Я Горбачу наплету, что видел тебя на другом краю, хотел остановить, да не смог. Ты, мол, в челнок рыбацкий запрыгнул, меня по башке веслом огрел и был таков! Они и кинутся тебя вниз по реке искать, время упустят, а потом уж сюда возвращаться поостерегутся — на дружинников нарваться можно. Ну как, княжич, здорово я придумал?

Времени на изобретение других способов побега у них не оставалось. Да и вряд ли Владий мог найти нечто лучше, хотя и понимал, что оставляет своего друга в большой опасности. Не так-то легко перехитрить Горбача. Тот, если что, и любимца своего не пожалеет. До пыток, может, и не дойдет дело, но избить до полусмерти — это запросто.

И все же иного выбора теперь не было. Ждан быстро слазил в ближайший погреб, напихал что под руку подвернулось в найденную там же котомку, сунул ее Владию.

— Прощаться долго некогда, княжич. Верно говорил ты намедни: расходятся наши пути, а когда и где пересекутся — только богам ведомо.

— Прощай, дружище. — Владий обнял его. — Мы обязательно встретимся, я верю в это.

Он повернулся и быстро зашагал к лесу.

Съестные припасы, хотя Владий старался питаться преимущественно лесными ягодами и грибами, закончились на третий день. Есть очень хотелось, однако выходить к поселениям, близость которых он стал примечать по встреченным в лесу тропинкам и сенокосным полянам, Владий не спешил. Осторожность впиталась в него, как в нательную рубаху впитывается кровь из глубокой раны, и такие следы жизненного опыта не скоро затираются другими, менее жестокими…

Он понимал, что погони за ним нет, — либо план Ждана полностью удался, либо ему самому удалось перехитрить разбойников, петляя по болотам и буреломам. Но разве черный человек не мог оставить своих людей в соседних деревушках, в хуторах и на дорогах? Поэтому лучше пока поостеречься. Относительно же пропитания — вот, пожалуйста, — сообразительный Ждан сунул в котомку и рыболовные снасти: крючки на прочных и длинных нитках. Надо лишь вновь выйти к реке, накопать червей, забросить снасть в воду — и сытный обед ему обеспечен.

Следуя совету Ждана идти на восток, Владий все же старался не удаляться от Чурань-реки. Было это связано с какими-то внутренними предчувствиями или с боязнью заблудиться в незнакомой лесной чаще, он не знал. Определенного плана дальнейших действий у него тоже не было. Прежнее стремление — выбраться за пределы Синегорья, найти прибежище в Ильмерском княжестве — сегодня казалось ему неосуществимым. По тем новостям, которые время от времени удавалось ему услышать в становище речных разбойников, он знал, что Климога надежно перекрыл все границы, в особенности границу с Ильмерским княжеством. Ведь именно в Ильмер с частью оставшейся верной ему дружины ушел воевода Фотий, получил там заслуженные почести от князя Дометия и даже обширный надел на берегу Аракоса. В том наделе собирал Фотий беглых людей со всего Синегорья, чтобы двинуться крепким войском против изменника. Однако и Климога об этом знал, отчего жесточайшие меры принял: чуть ли не две сотни борейских наемников поставил вблизи Аракоса, все дорожки и тропы заставами перекрыл — мышь не прошмыгнет! Попавшихся беглецов велел после пыток за ребра железными крючьями на столбах подвешивать и сплавлять затем столбы эти вниз по Аракосу к наделу Фотия.

В общем, шел пока Владий без определенной цели, направляемый одним лишь желанием — неизбывной жаждой мщения. Убийца Светозора головой должен поплатиться за коварство свое, за измену, за все беды, которые принес он вотчине. И Владий, сын Светозора, своей рукой рано или поздно покарает его!

К Чурань-реке он вышел на вечерней зорьке, самое время для хорошего клева. Только разобрал снасти, как услышал вдруг человеческие голоса — еще отдаленные, не различимые в словах, но явно возбужденные и очень громкие. Владий выхватил свой короткий меч из ножен и скрылся за прибрежными кустами, готовый к бою с любым врагом.

На взгорье, прекрасно видимом с того места, где укрывался Владий, сначала появилась женщина. Она замерла, словно выискивала что-то на берегу, но тут вдруг скорчилась от боли — в спину ей угодил камень, брошенный кем-то, кого Владий пока не видел. Женщина побежала вниз, петляя, как загнанный заяц. Через несколько мгновений показались и ее преследователи. Их было человек десять-пятнадцать, большей частью тоже женщины. Но в их толпе особо выделялись два кряжистых мужика с дубинками. Похоже, верховодили именно они.

Беглянка выбилась из сил. Подбежав к воде, она упала на колени и принялась жадно пить, не обращая внимания на приближавшуюся толпу. Видя, что укрыться ей негде, преследователи разбились в широкий полукруг и, взбадривая себя злыми криками, стали спускаться к реке.

Владий, невольно оказавшийся внутри этого полукруга, на какой-то миг растерялся. Что же делать? Сунув руку за пазуху, он нащупал заветный перстень и вытащил его наружу, надеясь на подсказку. Аметист горел в лучах заходящего солнца спокойным голубым светом, словно ничего необычного вокруг не происходило. Значит, опасности нет? Или одно дело — близость черного человека, явно имевшего отношение к магическим силам, а другое — грубая реальность, воплощенная в дубинках двух плечистых мужиков и в ярости беспощадной толпы?..

Круговращение сомнений в голове Владия было прервано одной яркой мыслью: а как поступил бы отец на его месте? Не раздумывая более, он решительно шагнул из своего укрытия, преграждая толпе путь к истязаемой ею женщине:

— Стойте!

Его появление было подобно грому среди ясного неба. Первые из преследователей шарахнулись в сторону, кто-то даже, потеряв равновесие на скользком от вечерней росы склоне, упал на спину да так и застыл, боясь шевельнуться.

— Изыди, окаянный! — громко прошептала какая-то старушенция, отмахиваясь руками от Владия, как от нечисти.

Лишь мужики с дубинками невозмутимо продолжали спускаться по крутому берегу, мельком глянув на Владия, но ничуть не испугавшись обнаженного оружия в его руке. В этом невесть откуда взявшемся юноше они не видели ни малейшей угрозы своим намерениям.

— Почему вы напали на эту женщину? Разве самосуд в чести у синегорцев? Или некому из достойных мужей за нее вступиться?!

Владий старался, чтобы голос его звучал спокойно и гордо. Кажется, лишь на некоторых в толпе подействовали его слова, поскольку в ответ он услышал разрозненные отклики:

— Пусть за нее Переплут заступается!..

— Она порчу на всех наведет…

— На кол стерву давно пора, мы долго терпели.

— Из-за нее князь всю деревню спалит!

Всех перекрыл могучий рык одного из мужиков:

— Пшел вон, крысенок! А то и тебя заодно кончим.

Владий, которому все это напомнило нравы разбойной ватаги и предвестье его схватки с Кабаном, внезапно озлился. Подняв меч, он грозно и отчетливо произнес:

— Снесу голову первому, кто сделает еще хоть шаг. Ближний к нему, которого за странный цвет копны волос Владий сразу же мысленно прозвал Пегим, громко расхохотался:

— Уморил, ха-ха! Брысь, плюгавый!

Продолжая смеяться, он сделал шуточный выпад дубинкой в сторону юноши и обернулся к своему напарнику, словно показывая — «счас я этого заморыша сделаю!». В этом была его первая ошибка.

Владий, не отбивая дубинки, а лишь слегка откачнувшись, избежал дурацкого тычка и легко всадил меч в бедро мужика. Пегий взвыл. Дернувшись в сторону, он широко замахнулся… И это была его вторая и последняя ошибка. Меч Владия, описав короткую дугу, взрезал его живот. Пегий согнулся, вытаращил глаза и рухнул на землю.